Страница 147 из 190
Центральный персонаж цикла — Вотан. Вотан — это Германия. И как страна и как народ. Он не бог в современном понимании этого термина, он — культурный герой, он — патриарх. Он — вне поколений. Вотан висит на мировом ясене Игдрассиль, он вечен и стабилен, он контролирует время. Но однажды, в обмен на абсолютную силу и абсолютное знание, он соглашается лишиться собственного глаза. Затея удается, но глаз — это видение, это понимание процессов. Вотан может творить, но теперь он неизбежно будет ошибаться, так как утратив контроль над причинами, он не сможет оценивать следствия. Он философ, но его картина мира не полная. Вотан хочет достичь всего, но сила его не абсолютна, он сам от нее отказался, поэтому он обречен на поражение.
Дальше темп событий ускоряется, действие с божественного уровня переходит на человеческий. Как и в греко-римских преданиях, боги спускаются на землю и вступают в связь со смертными женщинами, от которых рождается первое поколение «богочеловеков». Лично Вотан «оплодотворяет» представительницу рода Вёльсунгов, а продуктом становятся близнецы — Зигмунд и Зиглинда. Зиглинду в детстве похищает «цветной», точнее черный конунг Хундинг, делая впоследствии своей женой. Зигмунд вырастает с идеей спасти сестру, вырвав её из объятий недочеловека, заодно прихлопнув его. Путешествуя по разным странам, он, спасаясь от урагана, попадает в дом, где его встречает женщина поразительно на него похожая. Возвратившийся Хундинг понимает, что если отец его жены Вотан, то и человек на неё похожий — тоже не совсем простой. Он чувствует смертельную опасность, но в дело вмешивается Зиглинда, подсыпав ему снотворное. Так биология или кровь берет верх над супружеским чувством, вспомним хотя бы историю Аттилы и Кримхильды из немецкой версии «Нибелунгов». Пока муженек спит, Зиглинда рассказывает гостю, что когда-то видела, как одноглазый незнакомец вонзил в ясень меч, который никому не удавалось вытащить. Зигмунд наконец-то понимает, кто есть этот незнакомец и кем является стоящая перед ним женщина, в порыве нахлынувших чувств он вырывает меч и они оба бегут из дома Хундинга в горы. Вотан знает, что Хундинг будет их преследовать, а потому уговаривает свою приближенную валькирию Брунгильду обеспечить победу именно Зигмунду. Дело портит мстительная жена Вотана Фрикка, уговаривающая его не поддерживать Зигмунда в поединке. Как уговаривает? Помните мы говорили про то, как древние боги сжирали своих детей, про «отмену будущего» и современную фетальную медицину? Так, через жертвоприношение детей (т. е. будущего) стремятся продлить настоящее. Вот Фрикка и нашла слабое место у Вотана объяснив ему, что Зигмунд или его наследник, сместит Вотана, т. е. сам станет как бог. В решающий момент битвы, Вотан бросает копье в меч Зигмунда и он разлетается на куски. Зигмунд падает сраженный Хундингом, но и Вотан понимает что совершил очередной низкий поступок. Теперь он наоборот, решает проложить мост в будущее, а потому возвещает, что Брунгильда больше не будет валькирией, она заснёт и станет женой первого, кто её разбудит, при этом сама Брунгильда договаривается с отцом окружить её преградой, которую может преодолеть только герой. Вотан окружает дочь пламенным кольцом и исчезает. Так первое поколение Титанов сменяется вторым поколением — поколением Героев. Об этом вторая опера — «Валькирии». Хоть Зигмунд и убит, спасается его сестра Зиглинда, которая к тому же беременна! Жизнь продолжается! Сын Зигфрид, этот «самый нееврейский персонаж какой вообще можно вообразить», как указывал Отто Вейнингер, растет в доме горбатого карлика Миме — брата «еврея» Альбериха. Он не знает и не хочет знать, что есть какой-то закон. Он — абсолютно свободен и вообще считает себя сыном волка. Адольф в переводе с древненемецкого тоже обозначает «волк». Волк-Зигфрид. Волк-Адольф. Зигфрид не знал своей родословной, но вспомним, что родословная Адольфа по отцу — тоже темное пятно. И если Зигфрид родился от кровосмешения брата и сестры, то Адольф от кровосмешения отца — Алоиза Шикльгрубера — и его троюродной сестры Клары Пёльцль. Сама фамилия «Шикльгрубер» может быть переведена как «хранитель шекелей», т. е. золотых монет.
Миме видит, что Зигфрид потенциально может всё, но его нужно грамотно направить. Адольф и созданный им Третий Рейх, тоже, казалось, сможет многое. Адольфа тоже направляли. Кто-то научил его пангерманизму, кто-то — расизму, а кто-то — геополитике и войне за жизненное пространство. Эту модель позаимствовали американцы, в фильмах которых, талантливых белых направляют на «подвиги» негры или евреи. А что может быть нужно «недочеловеку» Миме? Конечно золото! Но Золото, мало того что лежит на дне Рейна, так его еще и охраняет дракон Фафнир — прототип коллективного образа современной белой Америки — стероидного накаченного быдла, чья главная задача, если отбросить всю идеологическую шелуху, сводится к охране разного рода «альберихов» и их золота. Сейчас американский золотой запас — самый большой в мире. К нему так просто не подступиться, нужно чудо-оружие. Вундер-ваффен. Золото ХХ века лежало в Англии и Америке, отделенных от Германии водой и туда без чудо-оружия тоже было не добраться. Оружие у Зигфрида есть, но немного в недоделанном состоянии, точнее — есть только детали. Осколки Нотунга — меча Зигмунда. Миме хитер, но не талантлив, а тем более — не гениален. Он знает что нужно делать, но сам реально без помощи Героя ничего не может. Зигфрид, который не изучал ничего, но при этом понимал многое, и в принципе мог потенциально понять всё, ремонтирует меч и в схватке убивает Фафнира. Но это только предварительная победа. Такую же одерживает и Гитлер выбрасывая всех врагов с континентальной Европы. Кровь дракона попадает Зигфриду на язык и он начинает понимать зверей и птиц. Став обладателем «звериных», т. е. изначально заложенных первобытных знаний, Зигфрид мгновенно вонзает меч в Миме и завладевает главным атрибутом рейнского клада — Кольцом. Пошла игра без правил. Она эффективна если у вас больше разнообразия. Теперь он может всё. Не только потенциально, но и реально, если будет действовать правильно. Еще раз обратим внимание: не по правилам, а правильно. Главное — он может спасти мир, ведь именно это задача супергероя. Первым делом он находит свою «маму-валькирию» Брунгильду, которую пробуждает ото сна пройдя сквозь огненное кольцо. Гитлер находит Еву Браун (Браун—Брунгильда). Эта сцена — ключевая в третьей опере — «Зигфрид». Его стремительное преображение, его выход из под контроля, опять пытается остановить дед Вотан, но в конфликте молодости и старости побеждает молодость, как и положено. Против Гитлера «возбухает» старая военная гвардия («дело Бломберга-Фрича»), но она так же успешно нейтрализована.
Старики ему уже не мешают. Конфликт отцов и детей как обычно успешно разрешен. Время за нас! Но так только кажется. Зигфрид хочет достичь всего с помощью кольца, которое уже проклято и которое способно приносить удовлетворение только таким низшим субъектам подземного мира как Альберих и Миме. Он утрачивает способность различать друзей и врагов, хотя сразу этого не замечает, что понятно: второе поколение уверенно, что может всё, но знаний для достижения «всего» явно не достает. Он плюет на пророчества и разумные доводы, у него изначально благородные цели, но он свернул с правильной дороги, он прошел «точку бифуркации» и теперь исправить ситуацию невозможно. Последняя опера — «Гибель Богов» — рисует нам конец мира. На охоте, люди третьего поколения — Хаген и Гюнтер — угощают Зигфрида напитком возвращающим ему память, теперь он понимает что к чему, но уже поздно — Хаген всаживает в него копье. Брунгильда решает прекратить этот ужас, во многом начавшийся из-за женщин, и выбрасывает Кольцо в Рейн. Зигфрида сжигают на костре, затем в него же бросается и Брунгильда. Гитлера сжигают с Евой Браун. Всё закончено. Золото вернулось в Рейн, завершен очередной исторический виток.
Я родился, когда умирали последние старики увидевшие свет в годы премьер «Нибелунгов» и «Парсифаля».[369] За это время произошла одна важная подмена, которую ни Вагнер, ни Гитлер, предвидеть не могли. Сейчас сложно сказать, сознательно ли Гитлер следовал схеме этих опер или же всё получилось именно так только потому что по другому не могло получиться, но мы должны помнить: мир непрерывно усложняется — от поколения к поколению. Хорошо было Зигфриду — он бился за обладание золотом, которое хоть и убило его, но все же представляло из себя определенную ценность. Да, понятно, Золото в операх — всего лишь символ и ничего больше. Но давайте подумаем, а что является символом сейчас? Автомобиль, который сгниет через десять лет? Электронная техника, которая завтра сломается или устареет? Домик, сделанный их гипсокартона и стекловаты? Ячейка в бетонной многоэтажке, с решетками на окнах, последовательностью бронированных дверей и камер наблюдения, больше напоминающая комфортабельную тюрьму, в которой, несмотря на кажущееся удобство, свободным точно не вырастешь. Золото? Да, золото имеет цену и цена эта растет. Но при этом оно максимально выведено из оборота. Раньше у человека была золотая монета и она была ценностью. При любых раскладах и в любой стране. А у вас много золота? Не думаю. А что у человека есть сейчас? Счет в банке? Но этот счет — всего лишь последовательность электронных импульсов на жестком диске. Наличные деньги? Но эти деньги, как уже неоднократно говорилось, ничем не обеспечены и вся их ценность имеет только информационное наполнение, т. е. считается, что деньги стоят столько, сколько на них написано. А завтра может посчитаться иначе. И если произойдет очередная катастрофа, что останется у такого человека? У него и отбирать-то ничего не потребуется, ибо формально он имеет многое, но реально лишен даже таких элементарных возможностей как дышать чистым воздухом и есть продукты не накаченные химией. А если и потребуется, то сможет ли он защитить тот мизер что у него есть? У вагнеровских героев были волшебные шлемы и мечи, у средневековых — тоже шлемы и мечи, но не волшебные. А что есть у вас, кроме кухонных ножиков и тупого топорика для разделки мяса? И сумеете ли вы этим топориком грамотно распорядиться? Так избыточное информационное наполнение, проще говоря — «понты» нашего поколения, заставили его ради сомнительных сиюминутных удобств отказаться от всех без исключения ценностей позволивших арийцам стать во главе эволюции. Гитлер, как воплощение воли немецкого народа, предпринял попытку решить все эти проблемы максимально эффективно и в самые короткие сроки, в течение нескольких поколений, и по тому как шло дело, можно было не сомневаться в конечном успехе. Но мы должны помнить, что Гитлер — это обычный человек, сначала нашедший правильный путь, путь, что добавлял ему силу и работал на арийскую расу, а затем потерявший его, как только пренебрёг расовыми принципами. А белая раса — это нечто более мощное чем Кольцо, за которым скрывались ошибки, обманы и проклятья. Это — всё. Вагнер, заканчивая «Нибелунгов», снабдил его следующим послесловием: «Вотан поднимается в Вальгаллу, держа в руке своей обломки копья. Он приказывает срубить ствол Ясеня Мира. Брунгильда возвращает Кольцо глубинам Рейна. Умри спокойно, бог! Валькирия возвещает оставшимся в живых от великой резни будущий закон Вселенной. Ни золото, ни величие богов, ни лживые узы жалких договоров не сделают нас счастливыми. Сделает это только любовь». Далеко смотрел. Золото и величие богов сейчас никого не интересуют, а вот лживые узы жалких договоров (т. е. избыточные связи) тяготеют над арийским человечеством, сужая степень его свободы ежедневно и ежечасно. И как много людей останется в живых от «будущей великой резни» зависит от того, насколько быстро они осознают что неправильно отрегулированная избыточная система — это вампир забирающий у них энергию и расплачивающаяся в лучшем случае дешевыми недолговечными игрушками, а затем одним махом разорвут все избыточные связи, прекратив играть по навязанным ею правилам. Так законы Вселенной начнут работать на их усиление.
369
Парсифаль — последняя опера Рихарда Вагнера. К ее созданию он подошел имея твердые расистские убеждения и будучи поклонником Гобино, Марра и Шюрэ. Одновременно, он переосмыслил христианство в арийском контексте. Итак, действия «Парсифаля» разворачиваются в Испании, на горе Монсальват. Сама гора — граница между арийской и арабской частью. На северном склоне стоит замок, где хранится Грааль — чаша куда была собрана кровь Иисуса Христа. На южном склоне находится замок Клингзора — межвидового гибрида практикующего оккультизм и магию. Главное действующее лицо первого акта — арийский король Амфортас. Когда-то давно, он, вооруженный копьем которым пронзили Христа, отправился уничтожить Клингзора, но Клингзор подослал женщину по имени Кундри, соблазнившую Амфортаса, похитившую копье и нанесшую ему рану которая не заживает. Так король наказан за то, что не устоял перед искушением; за то, что осквернил себя контактом с межвидовой самкой, пусть и сексуально привлекательной. Чтобы сделать короля зависимым, Кундри регулярно привозит ему бальзам для раны, он хотя бы снимает боль. Впрочем, Амфортасу известно пророчество о юном святом простаке, который уже скоро придет и освободит его от власти Клингзора. Но это пророчество знает и Клингзор, а посему Кундри выходит на встречу Парсифалю (так зовут юношу) пытаясь соблазнить и его, а для усиления эффекта, Клингзор окружает Парсифаля волшебным садом. Это центральный эпизод второго акта. И вот тут начинается самое интересное: Парсифаль почти поддался искушению, он рискует превратиться в очередную жертву, но когда Кундри его целует, он вдруг чувствует боль в том же месте где рана у Амфортаса. Искушение не состоялось, Кундри отвергнута и теперь уже сам Клингзор вмешивается в события бросая в Парсифаля то самое копье. Но убить его невозможно, он ведь не оказался таким слабаком как царственный Амфортас. Копье зависает у него над головой, он хватает его и прочерчивает в воздухе крест. Волшебный сад тут же превращается в пустыню, а Кундри теряет сознание.
Третий акт. Проходит какое-то время и однажды, весной, в Страстную Пятницу, когда рыцарям запрещено носить оружие, в Монсальвате появляется человек одетый в темные доспехи с копьем. К нему сразу же устремляется всеобщее внимание и он рассказывает историю о том, как, и благодаря чему добыл это копье. Появляется Кундри, она бросается к ногам Парсифаля, льет на них миро, а затем вытирает своими волосами (пародия на Христа и Марию Магдалину). Затем она принимает крещение. Рану Амфортаса излечивают простым прикосновением копья. Финал оперы: Парсифаль срывает покрывало с Грааля, с купола храма слетает голубица и начинает над ним кружить, Кундри шокированная этим зрелищем умирает. Парсифаль в трактовке Вагнера — арийский Христос. Он не поддается искушениям, он «в законе», он не приносит себя в сомнительную жертвую. Он действует правильно, а потому природа, сам мировой процесс — за него. Он — предтеча сверхчеловека.
Конечно, «Парсифаль», как и «Нибелунги» — это всего лишь оперы, но мы должны помнить, что в свое время они имели сильнейшее воздействие на тогдашнюю публику. «Парсифаль» стал вообще самой успешной оперой Вагнера, хотя она наиболее сложна для восприятия. Для Гитлера «Парсифаль» был чем-то вроде религиозного откровения, так как в символической форме выражал борьбу арийцев за чистоту своей крови и показывал что победит в конечном итоге тот, кто устоит против убивающей всех системы даже тогда, когда как кажется, не будет никаких шансов. Копье здесь всего лишь символизирует оружие, причем то, которое самое современное и эффективное. Парсифаль овладел им, устояв перед соблазном который в его случае был персонифицирован в образе женщины за которой стоял расово чуждый махинатор. Он, простой человек, оказался сильнее короля, сильнее того, кто считался элитой.