Страница 133 из 190
Итак, переходя в «человеческое измерение», существует вероятность пересечения отдельных индивидов и возникновения первичной системы состоящей в начале из двух человек, которая уже сама может стать центром упорядочивания. Так как мы имеем дело не только с ограниченным объемом, но и с ограниченным числом качественных индивидов, системы рано ли поздно начнут пересекаться, т. е. взаимодействовать. Возникает фрактальный кластер, в перспективе стремящийся стать одной системой, но выстроенной не по пирамидально-иерархическому принципу, а по принципу простой связи и упорядоченных по определенным принципам ячеек. Такое построение может считаться оптимальными, так как исчезновение части кластера никак не повлияет на функционирование остальных его частей.
Очевидно, что таких фрактальных кластеров, где каждый вроде бы сам по себе, но при этом вместе с другими, может возникнуть такое количество, которое окажется достаточным для того чтобы охватить весь положительный контингент.
Человек, повторим еще раз, продукт системы и система может на него влиять в гораздо больше степени, чем он на нее. Отсюда вывод—людей часто делают события, а события это особые моменты существования системы. События тоже имеют свои причины и их можно уподобить хаотическим аттракторам, они возникают вроде бы случайно, но способны оказывать серьезное воздействие на формирования мышления индивида. Вот почему современные разлагающиеся режимы стремятся сделать жизнь бессознательных масс избавленной от всяких событий, точнее — большие события заменяют мелким избыточным информационным наполнением.
Современный ариец не привык к тому, чтобы себя защищать. Он доверяет вертикальным структурам — полиции и армии, но вертикальные структуры могут развалиться просто так, из-за превышения некоторого уровня разупорядочивания, в отличие от горизонтальных, могущих быть разрушенными только внешним воздействием. Как тогда будут защищаться арийцы? Оружие в большинстве стран — вне закона, укрепленные базы и бункеры отсутствуют, а главное — над арийцами довлеет догмат закона, он пока что не способен играть без правил. И первый враг арийца — почти всегда другой ариец. Но без этого невозможно достичь преимущества в разнообразии, без этого невозможно победить. Катастрофа — это максимальная нестабильность и победить в ней можно только непрерывно встраиваясь в изменяющуюся ситуацию, что предполагает не только личную, но и коллективную организацию.[323]
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ПОКОРЕННЫЙ АСГАРД
Для каждого народа рано или поздно наступают дни, когда пишется последняя страница его истории. Хорошо если он пишет её сам, плохо, если это делают другие. Дописанная и перевернутая, она не означает его номинального исчезновения, но показывает, что народ выполнил свою историческую миссию и в лучшем случае может просто существовать, выполняя цепь стандартных действий. В общем, это вполне закономерный процесс и если народ сохранился как часть расы, то когда-то он придет к новому состоянию, возможно уже как часть другого народа. Такой вот, «этногенез».
Германец Аларих взял Рим 24 апреля 410 года, почти в годовщину его основания. Этому событию, приравненному современниками к Концу Света, предшествовала длинная цепь торгов и переговоров полностью отражающая беспримерную деградацию Тысячелетнего Города. Первого Рима. Аларих попросил немало: 5000 фунтов золота, 30 000 фунтов серебра и свободу рабам германского происхождения. Националистом был. Римляне, не забыв о своем былом величии, когда они могли не думать о сантиментах по отношению к покоренным народам, позволили себе наглость спросить: «а что же тогда нам останется?» Аларих был краток как истинный стоик: «Жизнь». Разве этого мало? Требования удовлетворили, но конфликт с императором Гонорием вынудил его появиться перед Римом второй раз и после короткого штурма войти туда через Саларские Ворота. Три дня варвары германцы грабили всё что осталось от былого изобилия и громили произведения искусства, но по дошедшим до нас данным, никого не убили, а церкви и церковную утварь вообще не тронули. Первое поколение всегда чувствует мистическое величие. Pax Romana, первый Рим, закончился. Начинался полуторатысячелетний Pax Germana. Первый Рим теперь возрождался как Первый Рейх. Нет, падение не означало формального конца даже Западной Римской Империи. Она просуществовала до 476-го года, когда другой германец — Одоакр — низложил последнего «цезаря» — Ромула Августула, а его порфиру и корону отослал в Константинополь, в знак воссоединения Западной и Восточной Империй. Но этого события никто не заметил, ибо Рим уже много десятилетий был политическим нулем. С биологической точки зрения тоже ничего особенного не произошло — римских арийцев, существенно разбавленных межвидовыми отбросами, заменили более качественные в расовом плане варвары, которые станут в арийском авангарде и достойно выполнят свалившуюся на них миссию, дав мощный толчок арийскому прогрессу. Под впечатлением этого события, главный авторитет католической церкви — Августин — пишет свое самое знаменитое сочинение «О граде Божьем» в котором объясняет гибель Рима «наказанием за бесчисленные грехи». Неясно, какие конкретно «грехи» имел ввиду гомосексуалист Августин, но с системных позиций, грех — действие, ведущее сразу или впоследствии, к резкому разупорядочиванию и угрозе биологическому статусу расы. Например, массовые контакты римлян с межвидовыми гибридами вели к разупорядочиванию арийского фенотипа, а бессмысленные войны на окраинах разупорядочивали имперский потенциал и делали систему открытой для культурно-биологической экспансии расово чуждых субъектов. Империя убила народ её создавший. Германцы написали последнюю страницу её истории.
Концовка Pax Germana была намного драматичнее. Казалось, Третий Рейх Германского Народа как бы специально был создан для того, чтобы взять от Рима всё лучшее, отфильтровав худшее. И если Рим, как и положено вечным городам, не строился, а вырастал, сообразуясь в каждый момент времени с текущей ситуацией, то в основе концепции Третьего Рейха лежал план. Проект. Детально разработанный философами и учеными. Иными словами, Рим как бы адаптировался к окружающей среде, стремясь извлечь для себя максимальную пользу, а Рейх сразу же предпринял попытку адаптировать эту среду к себе. Рейх был подстрелен на взлете, но за него воевали и по-настоящему защищали, принципиально отвергая все предложения о капитуляции. 16 апреля 1945 года на штурм Берлина пошли одновременно четыре фронта Третьего Рима, т. е. четыре группы армий, что более чем убедительно показывает силу противника. Штурм был необычайно кровавый. О числе жертв с нападающей стороны до сих пор спорят, оценив их в сотни тысяч. Бои в самом городе шли десять дней и никто никому ничего не гарантировал. Было разрушено абсолютно всё. Последний вождь Германской Эры — Адольф Гитлер — понимая что уходит целая эпоха, а в новой для него места не будет, ибо там «останутся только неполноценные существа», покончил с собой, поступив как предводитель римского легиона проигравшего важное сражение. Как Варус, которого он вспоминал в связи со сдачей в плен Паулиса.[324] Перед уходом он заявил, что будущее полностью принадлежит «сильнейшей восточной нации» и мы эти слова запомним. Гитлер редко ошибался в краткосрочных прогнозах и ни разу не ошибся в долгосрочных. Сейчас, глядя на современных немцев, понимаешь, что и в этом вопросе он был прав.
323
А. Чуличков Теория катастроф и развитие мира. Наука и жизнь. № 6, 2001
324
Про Варуса, разгромленного Арминием в Тевтобургском лесу, Гитлер вспомнил когда пришло известие о сдаче в плен Паулиса, за несколько дней до этого произведенного Гитлером в фельдмаршалы. За всю историю Германии фельдмаршалы никогда не сдавались в плен, поэтому считается что это был своеобразный намек Паулису покончить с собой. Но Паулис предпочел сдаться. Гитлер в Оберзальцберге кипел от возмущения. «The man should have shot himself just as the old commanders who threw themselves on their swords when they saw their cause was lost. That goes without saying. Even Varus gave his slave the order: “Now kill me!. /…/ What hurts me most, personally, is that I promoted him to Field Marshal. I wanted to give him this final satisfaction. That’s the last Field Marshal I shall appoint in this war. You mustn’t count your chickens before they are hatched. I don’t understand that at all. So many people have to die, and then a man like that besmirches the heroism of so many others at the last minute. He could have freed himself from all the sorrow and ascended into eternity and national immortality, but he prefers to go to Moscow. What kind of choice is that? It just doesn’t make sense». Bullock, Alan. Hitler A Study In Tyra