Ночь упавшей звезды

-- Устала, девочка?

-- С тобой? Невозможно, -- искренне ответила я и зевнула, прикрыв рот ладонью. Угольки в камине радостно подмигнули из-под пепла. Я сунула им пару щепок и счастливо уставилась на заплясавшее пламя.

Одрин, подойдя к столу, вытянул руку над пустой столешницей. Над столом качнулось марево, в воздухе запахло ароматом свежей выпечки, и эта самая выпечка вкупе с кувшином молока неожиданно появилась из ниоткуда. Кувшин тихо дренькнул и покачнулся. Элвилин подхватил его, а потом, оглядев дело рук своих, растерянно произнес:

-- Да что ты будешь делать... Я опять забыл кружки...

-- А здесь их нет? -- я сунула в огонь пару дровишек потолще и обернулась к Одрину. Встала, посмотрела на стол и, сморгнув, на всякий случай протерла глаза.

-- А-а... этого не было... -- я обвиняюще ткнула пальцем в кувшин, который мевретт сжимал ладонями. -- А это можно есть? А... ты что, как Звингард, умеешь? -- глаза у меня сделались по блюдечку. Ну, или хотя бы по розетке. А ведь я видела, как Мадре колдовал, достав мне из воздуха одеяло. Забыла просто.

-- Умею, Триллве, -- улыбнулся Одрин. -- Не так, как Звингард, но умею. Кстати, если захочешь, то, когда вернешься, мы попросим дедку проверить тебя на магические способности. Вдруг окажется, что ты сможешь овладеть какими-нибудь заклинаниями? Я бы тебя учил... -- мевретт мечтательно вздохнул. -- А кружки, кажется, должны быть где-то здесь...

Он поставил на стол кувшин и вышел в кабинет.

Я ошеломленно уставилась элвилин в спину.

Ох, я им тут наколдую. Всех лягушек во рву в фиолетовый цвет перекрашу.

Я хмыкнула и отхлебнула прямо из кувшина. Потянулась, цопнула булочку и впилась в нее, следуя принципу, если не спать, так есть... Вот она, справедливость.

Одрин вернулся, неся в руках два высоких серебряных бокала. Улыбнулся, глядя на мое умиротворенное лицо, и поставил бокалы на стол:

-- Ну, они, конечно, для вина, но больше ничего нет, -- и немного виновато пожал плечами. Я улыбнулась. Собственно, ну какая разница... мне не нужна вычурность королевских приемов, мне дорог она сам... Я разлила молоко по бокалам, один подала мевретту, второй взяла сама.

-- За нас...

Одрин счастливо рассмеялся. Ему еще никогда в жизни не приходилось поднимать тост молоком. А я вытерла пальцем белые усы над губами и спросила:

-- А почему ты слуг тогда гонял, когда сам мог все наколдовать?

Жених протянул руку и погладил меня по щеке:

-- Ну, волшебство -- оно как песня: иногда льется бурным потоком, а иногда иссякает, и тогда ждешь и трясешься, не зная, вернется ли оно еще. И... я боялся опростоволоситься перед тобой.

Лилейный опустил глаза, пряча прыгающие в них веселые искорки:

-- Слушай, тебе когда-нибудь говорили, что ты -- чудо? Ты звезда, а свет твой такой теплый, как у солнца.

Слезинка вдруг капнула в молоко.

-- Может быть... я не помню...

Я прикрыла глаза.

-- Одрин... мне даже подарить тебе нечего...

Он поставил свой бокал на стол и взял меня за руку:

-- Никогда так не говори, слышишь? -- заглянул мне в глаза. -- Ты сама -- мой самый большой подарок в жизни. И эта ночь -- лучшее из всего, что со мной случалось.

Свой бокал я поймала уже у пола, с ужасом подумав, что испортить еще и ковер в спальне -- для меня уже чересчур. Залпом проглотила солоноватое молоко. И приникла к жениху. Он прижал меня к груди, и серые глаза потемнели от огня, который стал в эту ночь уже таким привычным. Зарылся лицом мне в волосы. Пробормотал, что совсем скоро наступит утро, и он останется один на один с пустотой. Отгоняя печальные мысли, прильнул к моим губам и начал медленно и осторожно целовать...

С улицы внезапно донесся пронзительный визг Исы, повторяющей снова и снова его имя. Мадре затрясло от нахлынувшего вдруг безумного гнева. Он отстранил меня и, резко развернувшись, подскочил к окну. Распахнул его так, что жалобно зазвенели стекла и, высунувшись по пояс, заорал:

-- Да заткните вы ее кто-нибудь! Вечно все самому приходится!

Вскинул руки, и на кончиках пальцев выросло белесое облачко. Оторвалось и ринулось в темень двора. Через секунду яростные вопли Исы оборвались на полуслове. Мадре, побледнев, оперся о подоконник.

Я подхватила его, локтем захлопнув створку, дотащила до кровати, но та была чересчур высока, а Одрин при всей субтильности не настолько легок, чтобы я его туда закинула. Потому я просто привалила мевретта к кровати и перевела дыхание. Руки и ноги у меня тряслись.

-- Ты... ее немой года на три сделал, да?

-- На неделю... -- прохрипел он. Бледность с его лица постепенно отступала и мевретт, притянув меня к себе, смущенно шепнул на ухо:

-- Мгла! Триллве, прости, я вышел из себя... И... магия... забирает столько сил... -- он уткнулся мне в макушку.

-- Отдохни. Стоять можешь? -- я неуверенно посмотрела на жениха: вроде, пока не падает. Кинулась к столу, налила молока, схватила булочку, принесла: -- На, глотай. Ну, давай же...

Одрин залпом опрокинул в себя молоко:

-- Спасибо, Триллве... На ногах держусь, -- лилейный вдруг смутился.

-- Еще налить? -- я удивленно посмотрела на него.

-- Нет, спасибо... -- элвилин притянул меня к себе и расстроено пробормотал: -- Ну... такой магический всплеск... боюсь, что я не смогу...ну, ты понимаешь...

-- Молока не сможешь выпить? -- допрашивал я. -- Ну, не надо. Давай, я тебя до шкуры перед камином доведу, а то ты на эту кровать не взберешься...

-- Триллве! -- Одрин поймал мою голову и с отчаянием посмотрел в глаза. -- Я смогу залезть на эту кровать. Я не смогу любить тебя, понимаешь?

Я покраснела. Запустила пальцы в его сухие, шуршащие волосы:

-- Ведь любовь -- не только это, Одрин. Меня до этого никто не любил так, как ты. Не хотел узнать обо мне, не жалел... не защищал... только прикидывался.

Я зажмурилась и закусила губы. Ткнулась головой ему в ключицу.

Одрин облегченно улыбнулся и погладил меня по спине. Потом предложил:

-- А давай все-таки возьмем штурмом этот замок, -- мевретт кивнул на кровать. -- Уже скоро рассветет, а мы так и не ложились... Тебе нужно хоть немного поспать перед дорогой.

Я искоса взглянула на него:

-- А ты меня не уронишь?

И локтями уперлась в постель, пребывающую где-то на уровне моего подбородка.

-- Не бойся. Я буду держать тебя крепко-крепко.

Смеясь, он подхватил меня на руки и поставил на скамеечку.

...Подтягиваемся... Ставим колено на постель... Я плюхнулась в нее носом, раскинув руки... Было просторно и мягко. Только покрывало царапалось золотым шитьем. Я подвинулась, освобождая место:

-- А теперь ты...

Долго звать жениха не пришлось. Ловко вскарабкавшись на перины, он уселся рядом со мной и изумленно похлопал по кровати:

-- Ого! Ничего себе -- бастион!

Глянул сверху на пол:

-- Падать отсюда не очень приятно... Так что тебе придется держать меня тоже.

Он плюхнулся на живот со мной рядом. Я обхватила лилейного за шею:

-- Буду держать...

-- Держи... -- он, перекатившись на спину, увлек меня за собой. Внимательно посмотрел в лицо и изумленно прошептал:

-- Ты сейчас похожа на одну гравюру из старинной книги. Вот так, когда свет падает сбоку и немного снизу...

Я уткнулась Одрину в грудь лицом, бормоча:

-- Так ужасно выгляжу?

-- Да ты что?! Замечательно выглядишь. Это очень красивая гравюра. Помню, я частенько смотрел на нее, когда был ребенком. Вот только позабыл, в какой из книг.

И чмокнул меня в макушку:

-- Ты у меня красавица...

Я тихонько засмеялась:

-- Придумаешь тоже... А теперь тебе всю библиотеку придется перебрать, правда, только нижние полки... или ты в детстве и на верхние забирался, чтобы на нянек прыгать?

Дотянувшись, погладила его по щеке.

-- А чем мне еще заниматься-то. Не все же над приказами сидеть или шкодливых деток отлавливать... Тебя рядом не будет, а так у меня будет хоть что-то навроде твоего портрета.