Дамка хочет говорить

Любушка повела Бобика к цепи.

— Ну кто тебя просил? — подошла я к ним. — Я догадалась, что ты тоже хотел помочь, как Босой, но опозорил.

— Я же сумел поймать, — растерялся Бобик. — Меня за это бьют, а Босого хвалят.

Не понимает, что сильно придавил.

Ладно, я в другой раз потихоньку поймаю, — вздохнул Бобик и забрался трусливо в будку: как бы еще не попало.

Ждем Диму! Тетя Катя сказала, как только он приедет, петух Петька в суп попадет. Который из двух? Молодой или старый? Помнишь, Любушка, наших петухов? Когда кончается ночь, становится веселее. Я жду песен петухов: младшего — белого и старшего — черного.

Ох, недружно они между собой живут.

Старший гоняет младшего почем зря, бьет смертным боем, а когти у него ох какие, большие и острые. Но молодой не очень-то трусит: перенял много от старшего. Черный уйдет куда-нибудь за двор, а младший радостно кричит курам: «Скорей ко мне!» Он лущит семечко и кладет его на землю еще красивее, чем старый. Курицы с удовольствием бросаются к нему. Но тут опять налетает старший, и младшему приходится снова удирать.

Однако молодой подрастает и уже старается защищаться. Хотя все еще отступает, но не убегает панически.

Я уверена, когда-нибудь младший одолеет, — упорный. Но станет ли он тогда старшего прогонять со двора? А, может быть, добрее того окажется?

И вот я слушаю песню наших петухов и думаю: кто-то из них, может быть, поет последнее утро.

Любушка! Помнишь, как мы прозевали Диму!..

Виталька с Андрюшей собирали мальчишек.

— Эскадрон, за мной! — крикнул Виталька.

А Любушку и меня ребята не хотели брать. Она заплакала. Я зарычала на Витальку: вредный. Что тебе, жалко?

Виталька первый раз за все время вдруг понял меня.

— Ладно, пусть идут, не помешают.

И пошли мы встречать Диму. Дошагали мы до самой большой дороги. По ней все время в разные стороны машины бегают. Увидят ребята автобус, встанут в строй и ждут.

— На этом обязательно едет Дима, — говорит Виталька.

Андрюша молчит. Потом ждут другую машину. А Димы все нет.

Домой мы возвращались невеселые, и Виталька не командовал: «А ну на рысях, гоп-гоп!»

— Давай потихоньку отстанем и еще подождем, — сказала мне Любушка. — Чует мое сердце, сегодня он приедет.

Мы долго-долго ждали. Иногда на перекрестке останавливались машины, сходили люди знакомые и незнакомые. Знакомые хотели, чтобы Любушка пошла с ними домой, но она отказывалась:

— На другой машине обязательно приедет Дима.

А его не было.

— Ладно, подождем еще машину и пойдем домой.

Машина приходила и уходила, а Любушка опять повторяла:

— Подождем только одну. Обяз-зательно едет в ней, вот увидишь.

И вдруг Любушка, приложив ладонь к глазам, стала смотреть в сторону нашего дома. Я ничего не видела, но ветер донес до меня радостный приятный запах. Димин запах! Я понеслась что есть духу вперед… Человек сошел с велосипеда у нашей калитки… Если Дима, он должен голос подать, обрадоваться… Не могу броситься к нему, жду его голоса. Не понимаю, почему молчит? Или думает: не узнаю его? Потихоньку придвигаюсь к нему: чужой какой-то.

И вдруг его голос. Не поняла, что сказал, но голос был веселый. Дима рассмеялся. Я носилась вокруг него, подбежала, он протянул, смеясь, руки, но какая-то неведомая сила уносила меня прочь. И я снова и снова бегала вокруг него, задыхаясь от радости. Приехал, приехал! Помнишь меня, Дима!

— Ну иди же, иди, Дамка, — звал он. А я раздумывала, подходя понемножку, почему-то не смотря ему в глаза, будто не хотела к нему идти… А сама шла… Подбежала и легла, положив голову на лапы. Его пальцы прикоснулись… Он гладит меня и говорит что-то… А я с тоскою думаю: уйдет, уйдет сейчас… Лежу смирно, но хочется подпрыгнуть и лизнуть ему лицо. Ты приехал, Дима! Все так ждали, все соскучились…

— Ах, Дамка, Дамка, здорово постарела. Циркачки, пожалуй, не выйдет. Хотел с тобой в клубе выступать. Но не унывай!

Вспомнила, Дима! Когда уехал, сильно тосковала. Подъезжал автобус, я спешила к нему, сейчас выйдешь с чемоданом! Появлялись люди, а тебя не было. Понурив голову, шла домой.

Я снова с визгом заметалась, крича: «Любушка, Дима приехал!»

Подбежала Любушка и повисла на шее у брата.

— А почему на тракторе не приехал к нам?

— Завтра, Любушка, на нем в поле поеду, а сейчас отвернись, фокус покажу… Ишь, хитрая, закрой ладошками глаза. — Дима подошел к велосипеду, что-то взял и куда-то спрятал, я так ничего и не заметила. — Хочешь подарок?

— Оп-ля! — он мигом сунул руку за спину — это только я заметила — и в руках оказалась коробка. Совсем забыла, что Дима фокусник. Такие штуки раньше проделывал, что все ребята удивлялись. — Теперь открывай.

Кукла! Большая, с длинными ресницами.

— Звать Василиса Прекрасная. Разбуди ее, — приказал Дима.

— А ну, Василиса Прекрасная, вставай, солнышко высоко, мы уже с поля на обед возвращаемся.

Но кукла лежала с опущенными ресницами.

— Вставай! — гавкнула я, но кукла не испугалась. Храбрая, видать, Василиса.

Любушка держала куклу, как спящего ребенка.

— Ну как же ее разбудить?

— Посадить надо.

И тут кукла открыла глаза и что-то сказала всем.

— Ой, — удивилась Любушка. — Здравствуй, говорит!

Василиса то открывала глаза и что-то пищала, когда ее поднимали, то снова, запищав, засыпала, когда укладывали. И все-таки я лучше этой куклы разговариваю, меня хоть иногда понять можно.

— Дома вас такой сюрприз ждет — ахнете, — продолжал, смеясь, Дима. — Не знаю, как Дамке, но тебе, Любушка, понравится.

Что это за «сюрприз»? Почему Любушке понравится, а мне нет? Так не бывало. Нам всегда нравилось одно и то же.

Скорей бы добраться до дома. Я бежала впереди, потом останавливалась, дожидаясь: ну скорей, скорей, Любушка!

13

В нашем дворе стоял незнакомый пес! Огромный, красивый, с большой лохматой головой. Он смотрел куда-то в сторону, поверх Бобика, который, заискивал и, вызывая к себе внимание, крутился возле незнакомца. Такой уверенной в себе собаки я еще не видывала. Словно думая чем заняться, пес мельком взглянул на Бобика, добродушно вильнул хвостом и пошел, не спеша, по двору, лениво оглядывая все вокруг.

Я обычно на новом месте тревожусь, побаиваюсь неожиданностей. Незнакомец шел спокойно, словно все вокруг было ему родным. Странно! О, да он прихрамывает. Для собаки это не годится, но удивительно, в его походке хромота почти не замечалась.

Вот незнакомец снова подошел к Бобику, присел, по-прежнему глядя куда-то за ограду. Мотнул головой и… улыбнулся. Да, улыбнулся моему сыну, мол, не унывай. Огромной лапой легонько тронул Бобика, и тот весь затрясся от радости.

Делать вид, что не замечаю незнакомца? Или, как Бобик, заигрывать? Вот еще не хватало, пришел к нам, и унижаться перед ним. Но что говорить, — красивый, залюбуешься. Так и хочется обежать вокруг, коснуться лапой его добродушной морды. Откуда ты? Зачем к нам пришел? Навсегда ли? Мне почему-то не сиделось в саду под яблоней, я прошлась медленно по двору. Нет, не буду его замечать. А чего это я жмусь к ограде? Я хозяйка, пусть сам подходит и здоровается со мной.

Я ходила и ходила по двору — не видит! И вдруг заметил. Встал и медленно, с достоинством направился ко мне. Я нахмурилась, сделала недовольный вид. Разлеглась, почесала лапой за ухом.

Пес приветствовал меня по всем нашим законам.

Он относился ко мне с уважением. Я узнала, что его зовут Музлан.

— А я Дамка, я здесь хозяйка, а Бобик мой сын. Он провинился, и его на цепь посадили.

— Плохо на цепи, — покачал головой Музлан.

— Тебя тоже могут посадить на цепь.

Он гордо посмотрел на меня, зевнул и пошел прочь.

Но тут налетела детвора. Андрюшка привел своих друзей, и все они любовались Музланом, совсем забыв о нас с Бобиком.