ГДЕ ЛУЧШЕ?

- Ишь ты, братец, какие у вас дела! Ну, што ж ты не хочешь на ней жениться?

- Избави бог! Она барыня, а я мужик. Да я и не намерен жениться: что мне чужую-то жизнь заедать…

- Неужли у нее получше нашего брата нету людей?

- Кто ее знает. Ей, должно быть, потому хочется за меня, што у нее есть девочка; третий годок ей идет. И говорит она: как только выйдет за меня, то продаст именье в Польше - еще есть десятин триста - и откроет здесь магазин и читальню для рабочих - просвещать, слышь ты, нас хочет. И жалко мне ее, да не нравится она мне, и от теперешней жизни отстать не хочется.

- По-моему, нехорошо от нее вытягивать деньги.

- И я это знаю. Все, что ни говорю товарищам о себе, - хвастовство одно; а стань хвалиться, что поступаешь честным манером, смеяться станут. Вот и про часы я тебе сказал тоже неправду. Она мне подарила часы, а я их спрятал в сундучке и даже в кабак не закладываю.

- Ведь ты ее любишь?

- Иногда жалко мне ее, так вот тебя и тянет. А пойдешь - назад тянет. Придешь к ней, скучно, да и она уж не такая веселая, как прежде, - все укоряет. Вот только у пьяного и смелость явится - так редко пускает пьяного! А уж жениться я не могу на ней и подавно. Женишься, она и возьмет тебя в руки; станет грызть. Я было думал, в таком случае, если бы напала дурь, в самом деле жениться на ней, открыть какую-нибудь кузницу али мастерскую, потому я это дело хорошо смыслю, да ведь я слаб. Вот и теперь - неделю не пьешь, а как запьешь, дак все к черту. Што про это говорить!.. Прощай.

И Потемкин пошел.

Четыре дня Игнатий Прокофьич высматривал себе место и квартиру, и везде ничего не оказывалось. Никто не хвалился своим житьем, все сетовали на дороговизну, грубое обращение мастеров и хозяев, слабое здоровье, - и Петров был в затруднении насчет места. Но ему уже не хотелось изменить своего желания, и он искал.

XVII КАК ПЕТРОВ ДОМОГАЕТСЯ ТОГО, ЧЕГО ХОТЕЛ

Петров ходил до сих пор по краям; теперь он пошел внутрь Петербурга. Но тут проходил понапрасну два дня. Наконец зашел в одну из мастерских на Итальянской улице, с хозяином которой он восемь лет тому назад работал вместе на одном заводе. Этот господин тогда женился на немке и открыл мастерскую. В течение шести лет они видались в пасху и в масленицу на гуляньях, а потом Петров так и не слыхал о хозяине с Итальянской.

Над воротами большого четырехэтажного дома была прибита вывеска, которая свидетельствовала изображением самовара, кастрюль и кранов, что тут мастерская, в которой лудят и чинят медную посуду. Был полдень, когда Петров подошел к этому дому. У ворот стояло двое молодых мастеровых в своем наряде: рубахе, брюках, которые покрывал засаленный передник, с ремешком на лбу и в калошах на босую ногу. Петров давно уже не видал мастеровых у домов в таком виде: рабочие по краям города в таком виде находятся только при деле, из фабрик или заводов на улицу не выбегают, а когда идут домой, то накидывают халат, или зипун, или полушубок и на ногах носят сапоги, а ремни редкие носят и у дела.

- Вы не из мастерской ли Платонова? - спросил мастеровых Петров.

- Какого Платонова? - спросил в свою очередь один из мастеровых и лукаво взглянул на товарища.

- Исая Павлыча.

- Тут нет таких. Ищи в другом месте, - проговорил с усмешкой другой мастеровой.

Петров вошел во двор. Задняя сторона дома имела только два этажа. Над дверями внизу была прибита вывеска мастерской.

"Таков уж характер в мастеровых, чтобы не отвечать сразу", - подумал Петров и вошел в мастерскую.

Это была большая темная комната о трех окнах с тусклыми стеклами в рамах. По правую сторону мастерской помещалась печь и мехи для раздуванья; между печью и дверями за перегородкой лежал каменный уголь и какие-то железные куски, налево были сделаны сиденья для рабочих и верстаки; инструменты были разбросаны, уголья и зола в печи холодные. Во всей мастерской работал только один мальчик, сидя у окна.

- Что у вас за праздник? - спросил Петров мальчика.

Но тот не отвечал, только косо посмотрел на посетителя.

- Тебе кого? - спросил он Петрова.

- Хозяина.

- У нас нет хозяина, а хозяйка уехала в Кронштадт.

Оказалось, что сам Платонов лежит уже в земле полтора года и мастерскою заправляет его жена. При жизни Платонова в мастерской работало двенадцать мальчиков и двое мастеровых под присмотром самого хозяина. Заказов было много, и рабочим хорошо было жить, потому что хозяин был смирный, никого не обижал и помощникам потачки не давал. После его смерти вдова предоставила все дело двум помощникам, которые друг с другом ссорились из-за того, что каждому хотелось быть первым; мальчики их не слушались, их стали увольнять и на место их принимали всякий сброд. Поэтому хозяйка решилась отказать помощникам и поехала в Кронштадт к брату, чтобы взять у него хорошего мастера из немцев. Теперь у хозяйки жил только один мальчик.

- А кто ее брат?

Мальчик сказал.

- Да я с ним вместе в обученье был; потом он на Средней Мещанской кузницу держал. Я его знаю, толстопузого немца.

Петров отправился в Кронштадт, разыскал Шварца.

- Здравствуйте, Иван Иваныч!

- Кто ти! Как смель ходить по чужим мастерским?

- Забыли Игнатья Прокофьева?

Немец просиял, стал тереть руки, потрепал Петрова несколько раз по спине и звал в комнату, но он отказался.

- Я ведь сюда ненадолго, по делу; да и сообщение-то не совсем удобное. А вот пойдем выпьем пива.

За пивом Петров сообщил Шварцу, зачем он приехал в Кронштадт.

- Она еще здесь. Она просит мастеров… А я советую бросить: где ей возиться? Она не Шварц и не Платонов.

- Зачем же ей бросать, если она не один год живет на одном месте?

- Да, место много значит. Я в Средней Мещанской семь лет выжил. Первые два года было о-о как трудно, а потом ничего. И теперь бы жил там, да стали перестроивать дом.

- И ей достаточно было бы одного мастера, который бы смотрел за всем.

- И достаточно, только надо немца. Немца лучше слушаются, чем русского.

- Однако ведь муж-то у нее был же русский…

- О! Он хорошо говорил по-немецки… Однако я скажу Терезе, пусть она на первое время тебя возьмет; а там увидит. Я знаю, ты человек хороший… Шнапса много пьешь?

- Случается, но больше пиво употребляем.

- Ну, это хорошо. Шнапс надо помаленьку.

Шварц представил Петрова вдове. Платонова сказала, что она его где-то видала, и они тут же уговорились насчет мастерской. Петров выговорил себе жалованья тридцать пять рублей в месяц, с тем что будет иметь квартиру и стол отдельно от мастерской. Он обязался найти мальчиков и улучшить мастерскую.

Комнату Петров нанял в другом доме, напротив того, в котором помещалась мастерская Платоновой. Она находилась в четвертом этаже, в квартире, набитой вдовами-чиновницами, кандидатом на коллежского регистратора, каким-то чиновником и резчиком-художником. Все эти господа и госпожи перебивались кое-как, кое-что делая, жили по два и по три в комнате, которые отдавались внаем от квартирной хозяйки не дешевле пяти рублей в месяц. Петров заплатил пять рублей, но это была хотя и узенькая комнатка, зато светлая. Хозяйка, какая-то штабс-капитанша, держала эту квартиру уже много лет, и поэтому в комнате Петрова тотчас по отдаче им задаточных денег появилось два стула, кровать и стол.

- Вот что, хозяюшка, - могу я в квартире своим мастерством заниматься?

- Какое же у вас мастерство?

- Я столяр и кузнец.

- О боже избави!.. Ты, батюшко, у меня все стены испакостишь, да и дворник этого не позволит. Здесь господа живут.

За стеной резчик что-то стучал.

- Но вот тоже работает там кто-то.

- То художник. Он топором не рубит, досок не таскает.

- И я топором не рублю! А вот если замок исправить - это мое дело; также комод склеить, покрасить.