Страница 2 из 80
Мог бы вермахт двинуться вперед, если бы Сталин сказал: «Нет, я не стану заключать пакт о ненападении с фашистской Германией и не дам германским войскам свободу рук против Польши и Франции. Не пытайтесь меня обмануть: если Россия не свяжет Германию на востоке, то вермахт, обрушившись всей мощью на Францию, быстро расправится с ней, а затем, обеспечив свой тыл, повернет против России. И тогда ей плохо придется. Ведь весь стратегический опыт первой мировой войны говорит о том, что Советский Союз не должен подвергать себя такой смертельной угрозе. Его безопасность неразрывно связана с безопасностью Франции». Не исключено, что и в этом случае авантюрист Гитлер развязал бы войну. Но она развивалась бы в очень неблагоприятных для Германии условиях и неизбежно привела бы к образованию против нее коалиции из СССР, Англии, Франции и США. Существовавшие между ними противоречия отступили бы на задний план перед лицом угрожавшей им всем нацистской опасности, как это случилось с большим опозданием позже, после 22 июня 1941 года. К этому с неумолимой логикой обязывали геополитические особенности расстановки сил между главными актерами на европейской политической и стратегической сцене. Сталин этого не понял. Не понял, очевидно, в силу отсутствия у него достаточных внешнеполитических знаний и опыта, а также вследствие извращенности его мышления, отягощенного классово-идеологическими догмами и предрассудками. Этим очень ловко воспользовался Гитлер для осуществления своих планов поочередного разгрома в «блицкригах» главных европейских держав, стоявших на пути к установлению германского господства над Европой. В этом, собственно, и состоял трагизм самоубийственной и антинациональной по своей сути внешней политики Сталина в самый ответственный период европейской истории, когда решались судьбы войны и мира. Последующий ход событий продемонстрировал это со всей очевидностью. Не подлежит никакому сомнению, что между договором от 23 августа 1939 года и нападением фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года имеется самая непосредственная связь. Этот пакт подготовил почву для агрессии против СССР и поставил нашу страну в критический момент в отчаянное положение международной изоляции.
«Вождь народов» не мог в силу своей необразованности понять, что английская политика всегда руководствовалась принципом: «у нас нет друзей и врагов, у нас есть лишь национальные интересы». Он судил об английской, как, впрочем, и о французской политике по «мюнхенцам» — Чемберлену и Даладье и не хотел замечать, что после захвата Германией Чехословакии в марте 1939 года в политике Англии и Франции наступил резкий поворот в сторону сближения с СССР на антигерманской основе. Верные шансы создать совместно с западными державами антигитлеровскую коалицию были упущены. Сталин предпочел договориться с Гитлером против Англии и Франции. Второй роковой просчет Сталин совершил, продолжив свою ориентацию на сотрудничество с Гитлером, после того как в мае 1940 года Франция была разгромлена и Черчилль — сторонник решительной борьбы с гитлеровской Германией и союза с СССР — сменил Чемберлена на посту английского премьера. Даже неискушенному было ясно, что, освободившись на Западе, Гитлер обрушит очередной удар на Советский Союз. Надо было срочно менять всю политику и идти на сближение с Англией и США, тем более что последние протягивали Москве руку. Вместо этого Сталин продолжал снабжать Германию стратегическим сырьем для ведения войны и в ноябре 1940 года послал Молотова в Берлин на переговоры, где речь шла о присоединении Советского Союза к Антикоминтернов-скому пакту. Более абсурдное решение трудно себе представить.
Сталин, а затем и его последователи постарались сделать все, чтобы оправдать перед историей решение о заключении пакта с Гитлером и сотрудничестве с фашистской Германией. Основные их аргументы в пользу этого решения, на десятилетия определившие направленность советской пропаганды, историографии и публикаций по этому вопросу, заключаются в следующем:
правящие круги Англии, Франции и США стремились в 1938–1939 годах направить гитлеровскую агрессию против Советского Союза, и, если бы не пакт 1939 года, возник бы единый фронт западных держав и Германии против первого социалистического государства;
после разгрома Польши Гитлер мог бы при попустительстве западных держав напасть на Советский Союз, но пакт 1939 года предотвратил такое развитие событий;
гитлеровская агрессия против СССР сопровождалась бы образованием второго антисоветского фронта на Дальнем Востоке в лице Японии;
советско-германский пакт был необходим, поскольку Англия и Франция не желали союза с СССР и сорвали переговоры в Москве в августе 1939 года;
договор 1939 года позволил Советскому Союзу отсрочить войну и укрепить свою оборону;
с 1 сентября 1939 года по 22 июня 1941 года вторая мировая война носила империалистический характер с обеих сторон, и благодаря пакту 1939 года Советский Союз смог стоять в стороне от империалистической бойни.
Эти аргументы в защиту договора 1939 года не выдерживают критики, если внимательно проанализировать факты, документы и действительный ход событий в их совокупности. Ложен в своей основе главный аргумент, что Советскому Союзу угрожал в 1939 году единый фронт западных держав и Германии и что с Англией и Францией невозможно было добиться соглашения об объединении усилий против гитлеровской агрессии. Пересмотреть сложившиеся стереотипы в трактовке событий 1939–1941 годов оказалось не просто даже в последнее время. Это показала дискуссия на втором Съезде народных депутатов СССР вокруг решения комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора 1939 года. В решении комиссии констатировалось: «Истекшие полвека дают возможность критически осмыслить каждый эпизод перехода Европы от мира к войне, тщательно выверить всю совокупность фактов до и после августа 1939 года. К такому прочтению истории нас обязывает память о бесчисленных жертвах и горе, не обошедших ни одну советскую семью от Балтики до Камчатки. В этой переоценке ценностей не может быть ни запретных тем, ни поставленных выше правды личностей».[3]
Вся правда о внешней политике Сталина в 1939–1941 годах еще не сказана. Чтобы ее раскрыть, необходимы не только немецкие, но и советские архивные документы. Именно последних не хватает для углубленного и взвешенного исследования одного из самых драматических периодов истории Европы. То обстоятельство, что эти документы более 50 лет хранятся под спудом и к ним до сего времени нет доступа, говорит о глубоком неуважении к народу тех, в чьем распоряжении они находились и находятся. Такая позиция власть имущих обеднила наше общество, нашу историческую науку и политику.
Исследователям предстоит еще пролить свет на многие оставшиеся неясными и спорными вопросы. Среди них можно было бы назвать такие: когда у Сталина возникло решение заключить договор с Гитлером — в середине августа, как официально утверждается, или намного раньше, как свидетельствует, например, его выступление на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года; от кого исходила инициатива заключения договора — от Сталина или от Гитлера; каковы были подлинные намерения и мотивы Сталина при заключении договора; почему Сталин предпочел договор с Гитлером поискам соглашения с Англией и Францией; как Сталин оценивал общую политическую и стратегическую ситуацию в Европе в 1939 году и после; какова была позиция и влияние других советских политических и военных деятелей по германскому вопросу в 1938–1939 годах — Молотова, Жданова, Ворошилова, Литвинова и других. Все эти вопросы ждут своего решения,
Предлагаемый вниманию читателей сборник основан, с некоторыми дополнениями, на подготовленной департаментом США публикации 1948 года «Национал-социалистическая Германия и Советский Союз. 1939–1941. Документы из архива германского министерства иностранных дел». В том же году публикация была переведена во многих странах Западной Европы и стала одним из основных документальных источников для изучения предыстории второй мировой войны и советско-германских отношений.
3
* От комиссии Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г.