Страница 10 из 89
— Я пью, — мрачно отозвался Гиви.
— Вечером, — нежно сказал Шендерович, — я ж сказал — гуляем вечером. А сейчас пополняем
О белая, золотая, розовая Алка, небрежно стряхивающая с лепестковых ступней босоножки в полумраке капитанской каюты…
И Гиви шикарным жестом бросил на стол пачку мятых купюр…
— …Я тво-ою могилку искал, — выводил Гиви, — но ее найти нелегко. До-олго я томи-ился и… ик! Страдал!
— Где же ты, моя Сулико? — лояльно поддержал Шендерович.
И вправду, где?
Вечер над славным городом Константинополем сгустился как-то незаметно, словно вор, позарившийся на дневной свет. Вот еще недавно золотились на солнце купола и чернели на фоне желтого закатного неба минареты, а вот лишь полумесяц на башне горит, отражая невидимое уже с земли солнце, а вот и он почернел, погас и теперь кажется силуэтом, вырезанным из черной бумаги.
Орали цикады и муэдзины.
От воды несло гнилью.
Волны разбивались о сваи с еле слышным шорохом, влача на себе разнокалиберный мусор. Пришвартованные буксиры и рыбацкие суденышки мягко ударялись о мол просмоленными бортами, с притороченными к ним автомобильными камерами. Канаты удерживали их с видимой ленцой — чего стараться…
Картонными коробками-переростками возвышались пакгаузы, над ними, точно гигантские насекомые, застыли на растопыренных лапах подъемные краны.
— Гд-ее, — завел Гиви.
Он в ужасе понял, что не знает, как там дальше. То ли забыл, то ли никогда не знал… На всякий случай он повторил последнюю строчку, рассчитывая на вмешательство Шендеровича.
— Ну? — подбодрил Шендерович.
— Все, — сокрушенно сказал Гиви.
— Позор, — Шендерович покачал головой, на миг утратив равновесие, но тут же выровнял бортовой крен, — позор не знать вековую курту… культуру своего народа.
— Культур-мультур, — опечалился Гиви, — Эх!
Свежий воздух с моря ударил ему в лицо, он вздрогнул и огляделся.
— Миша, — сказал он почти трезвым голосом, — а где это мы?
— На складах, ессесно, — четко проговорил Шендерович. — Грузимся.
Он извлек из кармана карточку, полученную от Али в кофейне и, прищурившись, старался разобрать смутно видимые в полумраке координаты.
— Склад номер… какой же номер? Ага! Двадцать два. — пробормотал он, и на всякий случай пояснил Гиви, — Твенти ту.
— Арабскими? — тупо переспросил Гиви.
— А какие еще есть? — удивился Шендерович.
Он, по-прежнему щурясь, вглядывался во тьму, пытаясь разглядеть номера, черной масляной краской намалеванные на стенках пакгаузов.
— Восемь… — бормотал он, — одиннадцать… Ага, нам туда, брат Гиви…
Он решительно двинулся в узкий проем между контейнерами. Гиви плелся за ним.
— Заплутали маленько, — продолжал он бормотать на ходу, — а все из-за тебя, герой-любовник хренов. Пьешь как грек. Хуже Яни, ей-Богу…
Сухо кашлянула вспугнутая чайка.
Гиви стало неуютно.
— Миша, — произнес он шепотом, — почему так тихо?
— Потому что вечер пятницы, — пожал плечами Шендерович, — кто ж пашет вечером в пятницу?
— Мы — печально сказал Гиви. — А почему?
— Потому что Лысюк, — ответил Шендерович нервным шепотом. — Конспирация, знаешь такое слово? Ага, вот и наш…
Склад номер двадцать два стоял на отшибе, углом выдвигаясь к черной воде. Двери были широко распахнуты, открывая угрюмый проем, у порога застыл одинокий погрузочный кар.
Черные фигуры деловито передвигались на фоне проема.
— О! — оживленно воскликнул Шендерович, — уже грузят!
Гиви поежился. Благосклонный ангел, издавна опекающий хорошо поддавших грешников, нежно подул ему в затылок.
— Миша, — сказал Гиви неуверенным шепотом, — тут что-то не так… Миша…
Но Шендерович уже бодрым деловым шагом двинулся к складу и заглянул внутрь.
— А… это, — произнес он скучным и одновременно напористым тоном преуспевающего бизнесмена, — что, уже погрузились? Почему без меня? Я ж велел… Эй, что ты делаешь?
Гиви рванулся было на помощь другу, но с ужасом почувствовал, как между лопаток ему упирается что-то твердое и холодное.
Не менее холодный голос что-то проговорил, явно не по-русски.
— Чего? — услужливо переспросил Гиви.
— А, шайтан! — сказал голос, — Инглиздже бийор? Спик инглиш?
— Ага, — заторопился Гиви, судорожно шаря в потемках сознания. — Это… йес, э литтл…
— Стэнд стилл, — сказал голос. И на всякий случай посильней прижал к гивиной спине холодный предмет.
— Окей, окей, — не стал спорить Гиви.
Внутри склада, за его огромным алчным зевом происходил какой-то неясный шум, словно несколько человек, тяжело ухая, лупили во что-то мягкое…
Холодное продолжало прижиматься к позвоночнику, но этим тактильные контакты не ограничились — Гиви ощутил деловитое похлопывание по бокам.
Три руки у него, что ли? — изумлялся Гиви.
Некто нащупал кинжал на поясе — Гиви почувствовал, как ловкие пальцы отстегнули ножны.
— Ого! — сказал некто.
— Ага, — уныло согласился Гиви.
Затянутая в черную перчатку рука мелькнула у Гиви перед носом — ловко, точно женская, залезла в нагрудный карман и вытащила оттуда изрядно отощавший бумажник. Бумажник издевательски мелькнул перед носом Гиви и исчез.
О— ля-ля! -подумал Гиви.
Аналогичный трюк проделали два цветных шелковых платочка — подарки бухгалтершам Лилечке и Эллочке.
Быстрые руки прошлись по остальным карманам, залезли в карманы брюк, даже пошевелили там. Гиви это совсем не понравилось — он стиснул зубы, решив ответить на оскорбление, как полагается мужчине. Чего, понимаешь, лапает?
Он дернулся и наугад двинул острым локтем.
Локоть наткнулся на что-то по твердости напоминающее сосновую доску.
Реакции не последовало.
На всякий случай Гиви дернулся еще раз — на этот раз ногой. И опять во что-то попал.
За спиной кто-то охнул.
И в свою очередь врезал Гиви коленкой под зад. Не прибегая к оружию. Да так, что Гиви взлетел в теплом воздухе и даже слегка там подвис.
— Ах, ты! — возмутился Гиви и в полете обернулся — поглядеть в глаза невидимому обидчику.
И тут же с ужасом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. На него смотрела страшная черная харя без носа и рта, с черной гладкой головой и впадинами на месте глаз.
Господи Боже ты мой! Да это ж пришельцы! — пронеслось в голове у Гиви.
Грозные марсиане, или кто они там такие, как это у них обычно водится, исподтишка высадившиеся на Землю на своих летательных аппаратах.
Гиви даже почувствовал некоторый приступ гордости — сердце его замерло в предчувствии того чудесного и ужасного, которое, чтобы случиться, почему-то выбрало именно его, Гиви. И тут же поник от разочарования.
— Сан оф бич! — произнесло существо, хватаясь за промежность.
Голос звучал приглушенно, и Гиви с внутренней печалью понял, что причиной тому был всего лишь капроновый черный чулок, плотно облегающий заурядную человеческую голову.
Цепкая хватка разжалась и Гиви, петляя меж складскими бараками, как заяц, ринулся прочь, ежесекундно ожидая выстрела в спину и время от времени спохватываясь и покрикивая на ходу:
— Спасите! Миша! Убивают! Кто-нибудь! Миша!
«Миша» он выкрикивал в подтверждение того, что вовсе не забыл о печальной судьбе Шендеровича, не бросил его в беде, а наоборот, очень даже беспокоится и хочет помочь.
Неизвестно, были ли виной тому его вопли, вспугнувшие нападавших, или же неведомые люди в чулках уже сделали все, что намеревались, но неожиданно все завершилось — как-то очень буднично; где-то за ангаром заурчал мотор, встревоженное ухо Гиви уловило торопливую пробежку нескольких пар тяжелообутых ног, невидимая машина фыркнула, хлопнула дверца, машина взревела, промчалась мимо Гиви, обдав его теплым южным воздухом, смешанным с выхлопными газами, и умчалась, еще больше размазав по асфальту одинокую лужу мазута.