Ангел

Я могу с большой долей уверенности сказать, что группа разведки, состоящая из тонхов, первыми вышедших из фазы сна и опекавших ещё не набравших сил других воинов, вместо искомых Роека и Фогеля, наткнулась на тебя. Ты вырезал их незадолго до моего появления, но они явно успели сообщить свои координаты. По той скорости, что прекратилась связь с убитыми, Мыслящий понял, — их убило нечто могучее. Вот потому визит такого числа воинов, которым был дан приказ во что бы то ни стало попытаться уничтожить того, кто опасен, не заставил себя долго ждать. Даже если для этого атакующей группе придётся умереть до последнего. Тонхи не обсуждают приказов, даже если они носят характер абсурда. И, скорее, главной задачей для их прибывших сюда бойцов являлась вовсе не победа, а острая необходимость максимально надолго отвлечь того, кто творил здесь Ритуал, от его завершения… — Мы уже входили в подвал, где царило радостное возбуждение. Казалось, позволь людям накинуться на нас, — излияниям и восторгам не было бы конца до следующего утра. Однако мой мрачный вид скорее отгонял людей, чем располагал к проявлению ими благодарности. Странно, что в сутолоке и спешке «стол» с покоящемся на нём «реквизитом» даже не опрокинули. И Маакуа задумчиво взялся за остывшую и не проявляющую уже никакой активности фигуру. Два «камня» так и остались лежать внутри её переплетений, спекшись боками, словно два куска металла при коротком замыкании. Впрочем, Первый без видимых усилий разделил их, нечаянно высвободив в движении одну из пострадавших ранее конечностей. Перед моими глазами предстала одна из «рук», возрождающаяся, словно хвост ящерицы. Розоватая плоть, чьи пока небольшие размеры говорили о незавершённом процессе восстановления, выглядела здоровой и чистой. Будто и не была похожа некоторое время назад на дерево после пожара. Интересно, — отрастает ли у анаггеала так же и срубленная кем-нибудь голова? Меня отчего-то передёрнуло…

А тот снова уже начал свои неторопливые пояснения, как если б мы находились с ним уже не среди толчеи и возбуждённого шастанья человеческой массы, а в пустой аудитории:

— Мне кажется, что Мыслящий к тому времени тоже начал свой собственный ритуал с Хранилищем Хаара. Как раз по этой причине пересечение «конкурирующих» полей стало для него мешающим фактором. Возможно, ему по ходу дела приходится бороться и ещё с одной причиной, отвлекающей его от цели, не дающей выстроить Ритуал верно и последовательно. Мало того, что действия той девочки делали силовые потоки неустойчивыми, так ещё и какие-то другие причины наносили им существенный ущерб… — Первый посмотрел на меня, словно ища поддержки или ожидая моей догадки. Я непонимающе развёл руками. И дал понять, что никоим образом не могу себе представить, что же это за причины, по которым Мыслящий Сильных отправил тупо умереть и без того немногочисленное число воинов, полных настоящей двигательной и боевой активности.

Маакуа не спеша убрал под балахон «звезду», потом напряжённо прислушался и, как-то удовлетворённо качая головою, сказал:

— Я думаю, что в этот самый момент их усиленно атакуют. Что оставшиеся "на ногах" тонхи спешно покидают корабль и пытаются укрыться, рассеяться по поверхности. Поскольку гибель расы, не имеющей прежней возможности поднять почти исчерпавшие себя модули в воздух, не входит в их планы накануне великих событий. И что не успевшая взлететь Матка, вместе с кораблём прикрытия, теперь вынуждена сама решать сейчас триединую задачу: отбиваться от человеческой армии, бороться с недугом, блуждающим в её недрах, и спешно спасать, рождать того, кто способен принести тонхам перевес в битве. Люди выступили, Аолитт…

Я не поверил собственным ушам:

— Ты действительно уверен, что они решились на это безумие?!

Анаггеал пожал плечами и просто указал мне на дверь:

— Впрочем, тебе стоит, наверное, самому в этом убедиться…

Я растерянно пошёл к выходу. Едва оказавшись на улице, слышу далёкий и ровный гул, льющийся с недовольного всем на свете зимнего неба. Глушащий звуки снег всё же не в состоянии помешать мне угадать его источник. Ошибки быть не может. Так может реветь лишь эскадрилья истребителей и бомбардировщиков. Огромные, неисчислимые массы самолётов, пересекающих воздушное пространство Европы. И явно держащих курс в одном направлении.

Замечаю, что двор полон людей, напряжённо и с тревогой прислушивающихся к происходящему в атмосфере. Торчащие здесь же Герхард и Нортон возбуждённо переговариваются, время от времени указывая куда-то на север. Заметив меня, Чик отрывается от спора с Фогелем и рысит ко мне:

— Как Вы думаете, мистер Аолитт, что это такое? Новая угроза? Так вроде бы похоже на земной источник звука…

Отчего мне так тягостно на душе? Ждущие глаза Нортона жарко напоминают мне о том, что необходимо дать ему ответ. Скорее, я даю его самому себе, словно ломая собственную неуверенность и предубеждённость:

— Чик, я думаю, это наши воздушные суда. Земные самолёты. Всё, что у нас ещё есть. Сплошной стеной, в последнем порыве, они идут туда, откуда вернётся, в лучшем случае, лишь один процент из них. Воины Земли идут на смерть, Чик… Идут, чтобы победить или по максимуму с пользой умереть. И если на свете существует хоть толика справедливости, они умрут сегодня не зря… — Нортон вылупил на меня перепуганные и недоверчивые глаза. Он понял всё. Понял, что, скорее всего, это действительно последняя и отчаянная атака. Наша предсмертная атака. Попытка обречённого, придавленного безжалостным сапогом человечества, как можно больнее укусить напоследок топчущую его израненное тело ногу…

— Значит, они всё же решились… Они решились, Господи… Храни же их Бог… — Он задрал перекошенное от волнения лицо к небу, резко и быстро вытер выступившие слёзы грязным рукавом… И внезапно закричал, что есть сил, протянув маленькие ладони к затянутым облачностью высотам:

— Если Ты есть там, Всевышний…, если Ты всё же слышишь нас! Дай же им возможность сделать хотя бы что-то!!! Хоть что-то стоящее, слышишь?! Пусть им удастся как следует прижать этих тварей… Пожалуйста… — его голос перешёл в умоляющий шёпот, сорвавшийся на тихие рыдания.

Вокруг, насколько я видел, пришедшее понимание происходящего заставляло мужчин гневно сжимать кулаки и хмурить нервные лица. Человеческая масса, чья недавняя растерянность и подавленность внезапно переросла в решимость, с надеждой и мольбою взирала в ту сторону горизонта, куда величественно удалялся этот ровный и грозный звук. Мне подумалось вдруг, что все они уже горько, до боли в груди, пожалели, что не будут присутствовать на последнем акте трагедии, когда есть призрачная, но возможность посчитаться с тем, кто сделал из них жалких, лишённых разума и мужества, загнанных страхом животных. Во мне появилось устойчивое чувство, что нам пора. Туда, где в эти минуты будет жарче всего. Чувство, перешедшее в неудержимое жжение, в жажду действовать…

Чувство шанса. Его не спутать ни с чем.

— Чик, доктор!

Я сгрёб их, недоумевающих и грустных, в охапку, и потянулся к сфере. Словно заждавшийся зова вихрь, из белесой пустоты вынырнули призрачные контуры…

…Последнее, что успел я увидеть в снежном мареве, это огромные глаза Первого, резко надвинувшиеся из мельтешащего серебристого тумана, и прошедшие прямо сквозь меня…