Страница 26 из 27
Сервантес решил уехать в Америку. Он написал прошение его величеству королю Филиппу.
Окна королевского кабинета глядели на голые Гвадаррамские горы, но к этим окнам Филипп редко подходил. Он больше любил смотреть на внутреннее окно в своей спальне, которое открывало вид на алтарь его дворцовой церкви.
Король больше лежал, чем сидел, последние годы. Из колена у него постоянно сочился гной, вся голень была в незаживающих ранах. Черви шевелились в простынях короля, от постели исходило нестерпимое зловоние. Король лежал, перебирал чётки и смотрел в окно на золотой алтарь своей эскориальской церкви.
Вставал он теперь только для занятий со своим секретарём. Король-канцелярист, он шесть часов ежедневно посвящал подробному разбору писем и прошений. Жечь свои бумаги он начал позднее, уже перед самой смертью.
Сегодня секретарь де Сайас долго сидел в кабинете. Секретарь отобрал несколько менее важных бумаг, чтобы отложить их на завтра.
— Читайте всё, — сказал Филипп.
— Здесь прошение вашему величеству от отставного солдата Сервантеса, — сказал де Сайас, взяв верхнюю бумагу из отложенной стопки.
— Сервантес? — пожевал губами Филипп. — Не помню такого.
— Перечисляет свои заслуги, — просматривал прошение секретарь. — Служил у дона Хуана, у маркиза де ла Круса, у Фигероя… Пять лет провёл в алжирском плену.
— Чего он просит? — вяло спросил Филипп.
— Разрешения на выезд в Новый Свет и какого-нибудь места в Гватемале или в Перу.
— Уж не хочет ли этот неизвестный солдат, чтобы ваше величество назначили его губернатором какого-нибудь новооткрытого острова? — язвительно спросил герцог де Лерма, фаворит короля.
Слабая улыбка шевельнула бледные губы Филиппа.
— Отказать! — сказал Филипп.
Король не знал, что в эту минуту он оказывал своей стране огромную услугу. Не давая разрешения Сервантесу на отъезд в Америку, Филипп сохранял для Испании «Дон-Кихота».
— Отказать! — сказал Филипп. — Впрочем, нет, дайте мне бумагу.
И он собственной рукой начертал на прошении: «Поискать, в чём бы и здесь, на родине, оказать просителю милость».
И Сервантесу «оказали милость»: его назначили сборщиком податей в южных провинциях.
Глава тридцатая
Герой Лепанто
В деревню Рохас приехал новый сборщик налогов, немолодой и тощий, с подвязанной левой рукой, на старом муле, таком же тощем, как он сам. Сборщик остановился у Педро Гутьерреса, на постоялом дворе. Сборщик назвал себя Мигелем Сервантесом, отставным солдатом.
Старому Педро не понравился гость. Этот Сервантес занимался тем, чем ни один сборщик налогов в мире не занимается. Он носил с собой книжку, и не с записями доходов, а со стихами. Он не просил хозяина получше накормить своего тощего мула, зато охотно выслушал двух бездельников, которые пришли к нему жаловаться на бедность, и сразу согласился дать им скидку с налога. А с него, с Гутьерреса, спросил полностью весь налог и без отсрочки!
Всю ночь Гутьеррес не уснул с досады. А сборщик, не спросив перины, улёгся на жёсткой койке и так проспал всю ночь, как солдат в походе.
А сейчас уселся в нижнем зале и рассказывает чудеса о своих подвигах в африканском походе. Все в доме побросали работу, у кухарки пережарилось жаркое, сама старая Констанса Гутьеррес слушает и плачет, закрыв лицо передником.
Недовольный Педро пошёл на скотный двор. Поросята перевернули кормушку и залезли в огород, на луковые гряды. Где же этот дьяволёнок Хуанито? Вот он сидит под деревом. Кажется, уснул, бездельник!
Педро Гутьеррес взял хворостину и подкрался к дереву. Нет, Хуан не спал. Хворостина замерла в поднятой руке хозяина: мальчишка читал.
— Лентяй! Ты читаешь книжки, вместо того чтобы смотреть за свиньями!
Старая, истрёпанная книга отлетела далеко за дерево — хозяин опустил хворостину на плечи мальчика.
— Простите, сеньор!.. Ай-ай, простите!.. Больше не буду, сеньор!..
— На, получай, книжник!.. Вот тебе!
— Что такое, дон Педро? За что вы бьёте мальчишку?
Опять этот проклятый сборщик! Сидел бы лучше с бабами, чем мешаться не в свои дела.
— Он читает книги! — мрачно сказал дон Педро.
— Книги? — Сервантес поднял книжку с земли. — Что у тебя за книга, Хуанито?
Хуан уже вытер слёзы.
— Интересная книжка! — сказал мальчик. — Про рыцарей!.. — Глаза у Хуана заблестели.
Мигель вертел книжку в руках. Что-то давнее и знакомое напомнила ему эта книга. Переплёта не было, не хватало и первых страничек… Но имена… да, Ориана! И Бель-Тенеброс, Красавец Тьмы… Это он, конечно, Рыцарь Льва, старый знакомый, Амадис Галльский!..
— Пускай плывёт в ад душа того, кто читает эти книги! — сказал дон Педро и плюнул.
Мигель всё ещё вертел в руках пожелтевшую измятую книгу.
— Вы правы, дон Педро! — сказал Мигель. — Я сам слишком много читал в юности о странствующих рыцарях. Быть может, оттого я сейчас так несчастлив.
Мигель бережно положил книгу под дерево.
— Сеньор! — Мигель отошёл, и мальчик побежал за ним. — Сеньор, подождите минутку!
— Что тебе, Хуанито?
— Скажите, сеньор, — смелее крикнул мальчик, — вы и есть тот самый полупомешанный сборщик, который ездит по деревням и вступается за бедняков?
— Да, это я и есть. — Мигель невесело улыбнулся.
— Сеньор! — сказал мальчик. — Вступитесь, пожалуйста, за меня! Мой хозяин бьёт меня до полусмерти и не платит мне за работу. Вот уже два месяца я не получаю ни бланки.
— Вот как! Хорошо, я заставлю его заплатить! — сказал Мигель.
Он пошёл к хозяину.
— Вы колотите своего слугу, дон Педро, — сказал Мигель, — и не платите ему за честный труд? Так добрые хозяева не поступают, дон Педро. Извольте сейчас же заплатить ему за работу!
— Хорошо, заплачу. Заплачу сегодня же! — зловеще сказал Педро. — Идите по своим делам, ваша милость.
До полудня ходил Сервантес по дворам, собирая деньги. Потом вернулся на постоялый двор.
Ещё у ворот он услышал стоны Хуана. Мальчик лежал в углу двора, весь синий от побоев, и смотрел на Сервантеса подбитым глазом.
— Лучше бы вы не заступались за меня, сеньор! — сказал мальчик. — Едва вы ушли, хозяин избил меня, как никогда ещё раньше не бивал. «Вот тебе, получай свой долг сполна!» — кричал он и хлестал меня до тех пор, пока у самого не устала рука. Ох, лучше бы вы не мешались в это дело, сеньор!
Побледнев от ярости, Мигель прошёл прямо в дом к хозяину.
Педро Гутьеррес сидел со всей семьёй за столом, вокруг миски с горячим бараньим супом.
— Вы избили мальчишку, дон Педро? — подступил к нему Сервантес.
Педро Гутьеррес положил ложку.
— Пускай плывёт в ад душа того, кто вздумает вмешиваться в мои дела, — сказал Педро. — Да, я избил бездельника и ещё изобью, если он того заслужит.
— Я вам не позволю! Вы ответите за это! — крикнул Сервантес.
— Пускай ваша милость идёт к чёрту! — озлился Педро. — Не мешайтесь не в свои дела.
Он замахнулся на Сервантеса суповой ложкой.
— Как вы смеете? — Сервантес схватился за пояс слева… И медленно опустил руку.
Смех раздался за его спиной.
— Он хватается за меч, глядите! — хохотала толстая старуха Гутьеррес, прикрыв рот передником.
— Он воображает себя в бою под Лепанто!
Обе дочки Педро громко смеялись. Какой он смешной, этот полупомешанный сборщик!
— Вы, как тот рыцарь в книге, которую вы сами не похвалили, ваша милость, — сказала старшая дочка. — Зачем вы берёте на себя заботу о чужих делах?
Сервантес опустил голову и побрёл из дома Педро.
Да, он забыл, что он давно уже не солдат, что его старый солдатский меч уже не болтается у него на боку, а висит, ржавея, на стене в его комнатке в Севилье.
Мигель неохотно ходил по дворам остаток дня, неохотно собирал деньги и выслушивал жалобы. В пятом часу он выехал из деревни. Она была последней на его пути: он возвращался в Севилью.