Страница 31 из 65
Киселев был последним. Не спеша, покачивая бластер на шнуре, оттащил парня от корабля. Откатил собаку, как мешок. Подошел к люку. Бластер спустил в люк, а шнурок спрятал. Приладился, держась одной рукой за край отверстия и свесившись всем телом наружу. Я отчетливо помню, как он висел на руке, а на него и на корабль смотрели несколько очнувшихся людей. Он крикнул:
— Отойдите! Отойдите, болваны! — и покатился к ним под ноги.
И тут же с звонким хлопком исчезло защитное поле. Сумеречное небо упало сверху, как занавес. Открылись вечерние холмы, дорога, цепочка квадратных машин на ней. Загремели, запели стекла — медленно и плавно, как лифт, поднялся корабль, песчаные вихри забарабанили по окну перед моим лицом. Неловко, хватаясь друг за друга, вставали люди Киселев смотрел то вверх, то на черную тесьму от гитары, которую вытащил из кармана.
Огромный пес сидел рядом с профессором и пытался лизнуть его в щеку, а тот слабо отталкивал его и смотрел в небо, придерживая шапочку.
Я отвалил тяжелую стеклянную дверь и нерешительно вышел из укрытия. Понимая, что пришельцы отступили, я боялся в это поверить, хотя и видел яркую радужную кляксу, уходящую в зенит. От нее кольцами разбегались по небу веселые кудрявые облака.
С тех пор я не люблю смотреть на облака, быстро бегущие по небу.
Еще несколько минут я был в сознании. Стоял на крыльце, пытался понять, кто передо мной — десантники или уже люди. Из толпы на меня смотрел полковник Ганин. Он мотал головой, поправлял галстук, будто его душило, и отряхивал о колено фуражку. Полковник попался пришельцам позже всех и поэтому кое-что понимал. Увидев, что я вышел из двери, он шагнул ко мне и спросил:
— Ты что-нибудь знаешь? — и показал в небо.
— По-моему, они ушли, — сказал я.
Он кивнул. Пробормотал; «Как бы знать, где упасть», опять поправил галстук и крикнул:
— Внимание! Внимание! Военнослужащие — ко мне!
Стало тихо. Или у меня в голове стало тихо. Помнится, Ганин приказал нескольким военным и милиционерам собрать оружие и быстро пошел к воротам. А я бежал за ним, чтобы рассказать о планах пришельцев, но у меня язык не поворачивался, потому что час тому назад сам полковник предложил этот план — с захватом Москвы, Нью-Йорка и Лондона, и я все еще не вполне верил, что полковник больше не пришелец. И так мы вышли к воротам, навстречу бронированным машинам парашютистов, разворачивающимся вокруг ограды телескопа, и больше я ничего не помню. Только большие колеса и синий дым выхлопов…
Остальное я знаю от других людей. Как парашютисты сдвинули машины вокруг холма и предупредили а мегафон, чтобы никто не выходил за ворота, иначе будут стрелять. Полковник не решился ослушаться, а я проскочил в калитку и побежал к ближнему бронетранспортеру, под дулами пулеметов, напрямик. Говорят, я влез по броне, как жук, и стал кричать; «Где у вас командир?» — и меня соединили по радио с командирской машиной и убедили, чтобы я все сказал в микрофон. Я сказал насчет пришельцев, а потом вспомнил о Сурене Давидовиче и так заорал а микрофон, что командир полка приказал отвезти меня в лесопарк. Я потерял сознание только в овраге показал на Сурена Давидовича, лежащего в русле ручья, и сам упал
Сурен Давидович остался жив, у него даже астма прошла. Он поправился раньше меня. Мы с ним лечились в одной больнице, и он ходил меня навещать, когда я еще не мог голову поднять с подушки.
Я болел долго, целый месяц, и едва не помер, У меня была «нервная горячка с сумеречным состоянием» — так объяснила Анна Егоровна, которую я увидел, как только открыл глаза. Ее и Степку. Ему-то повезло, он почти не пострадал от удара электрического тока, лишь волосы немного вылезли и на правой ладони остался шрам от ожога. Конечно, он бы не отделался так легко, если бы не защитные аппараты на электростанции. Они выключили линию через несколько секунд после того, как упал провод, так что на Степкину долю пришлась секунда или две, а потом он очнулся. Но занятия в школе он запустил не меньше моего. Весь месяц он торчал у нас в больнице, и даже Анна Егоровна не могла его отвадить.
Анна Егоровна меня спасла. Она, правда, леденеет от злости, когда ей об этом говорят. Мою мать она выставила из своей квартиры вместе с подарками. Представляете, мать явилась к докторше и стала называть ее «благодетельницей»! Да еще совать ей отрез на пальто! С Анной Егоровной шутки плохи, точно вам говорю. Когда ей в райкоме не поверили насчет пришельцев, она подняла такую бучу, что секретарь райкома все-таки приказал послать в Щекино вертолет. Гот, который видел Степка, проезжая к телескопу. На вертолете прилетели райвоенком и седой начальник — Титов его фамилия, — чтобы разобраться на месте и доложить. Понятное дело, пришельцы подсадили к седому Линию восемнадцать и к майору тоже подсадили «копию», и они доложили, что в Щекине все в порядке а докторшу надо отправить в сумасшедший дом, чтобы не устраивала паники.
Что было в следующие полтора часа, Анна Егоровна не рассказывает, но я себе представляю, как ей было худо и как она честила меня за бластер. Ведь если бы она показала в райкоме оружие пришельцев, ей сразу бы поверили… В общем, через полтора часа позвонили уже из обкома партии и приказали доставить Анну Егоровну в областной центр, потому что за это время Вячеслав Борисович Портнов сумел включить радиостанцию телескопа и передать радиограмму прямо в Москву. И Москва приказала действовать решительно.
Щекино стали окружать парашки ной дивизией, вылетел вертолет с полковником Ганиным. Уже на для разведки, а с предупреждением об атомной атаке. Это была настоящая военная хитрость, На самом-то деле решили вести наступление на бронированных машинах и никого не подпускать к машинам. Теснить пришельцев, не давать им передвигаться по городу и по дорогам, загонять в укрытие, пока ученые не найдут способа обезвредить «посредники». Ведь чтобы захватить нового человека, пришелец должен подобраться к нему вплотную. А сквозь броню «посредники» не могли действовать даже на самом малом расстоянии. Помните, для того чтобы захватить Сурена Давидовича, гитарист присунул зеленую коробку к замочной скважине в двери подвала? Там дверь обита тонким железом, и то пришлось к замочной скважине, а на танках броня толстая, так что парашютистам угрожали только лучеметы. Ну, это уж на войне так на войне…
Полковник Ганин об этом плане ничего не знал. Ему сказали совершенно определенно: «Посылаем вас на смерть. Если противник вас задержит и не выполнит условий ультиматума, мы будем вынуждены атаковать ядерным оружием». Это было жестоко, но другого выхода у нашего командования не было. Знай Ганин, что угрозу не собираются привести в исполнение, то и пришельцы бы узнали это очень скоро, подсадив в парламентера «копию». А так он, превратившись в Линию восемь, с полным убеждением оповестил пришельцев о предстоящей атомной атаке.
Дальше понятно. Пришельцам вовсе не улыбалась перспектива атомного нападения. Кстати, им в Щекине уже нечего было делать — сквозь танковое кольцо без потерь не прорвешься. И они задумали свою хитрость, Сделать вид, что уходят насовсем, но прежде навести основные сипы прямо на столицы великих держав.
Для этого пришельцы должны были ровно в восемь часов вечера послать сигнал с радиотелескопа. Почему это не удалось, вы знаете.
Ну вот, я написал про все, как оно было. Довольно скучное занятие — писать. Скучнее, чем решать задачки по алгебре. Но Степка, который сам ничего не написал, а только мешался — здесь я напутал, тут забыл, — Степка говорит, что надо еще написать о наших разговорах с профессором Быстровым и полковником Ганиным.
Профессор вернулся из Москвы и навестил меня в больнице. Мы со Степаном тут же спросили его: зачем пришельцы устроили себе мороку с нашим телескопом? Своего передатчика привезти не могли, что ли? Профессор сказал, что могли, конечно, да все дело в антенне. При самой могучей технике антенна для дальней космической связи будет все равно большая и тяжелая. При необходимости они могли вооружиться такой антенной. А если до сих пор не было такой необходимости? Если в космосе им попадались до сих пор планеты, вообще не способные к защите? Взять хоть нашу Землю; по чистой случайности пришельцы наткнулись на нее в двадцатом веке. Всего лишь семьдесят—восемьдесят лет назад они совершенно спокойно сели бы в любом месте, не боясь ни танков, ни самолетов, ни атомных бомб, ни наблюдения со спутников. Тогда Земля была беззащитной и разведочный корабль мог без спешки вернуться к армаде и привести ее с собой.