Страница 25 из 65
Я подумал, что Линия — большой начальник у десантников и путает их имена. Наш завуч, например, старается каждого ученика звать по имени и всегда путает. Но Киселев не поправил седого. Пожал плечами и стал отряхивать песок с брюк и рубашки.
— Да-а, начудил Угол третий, начудил… — сказал седой.
— Отличный, проверенный десантник, — вступился Киселев. — Это обстановка. Абсолютно!
— Мне адвокатов не надо, Угол первый, — сказал седой. — Утечка информации, — он загнул толстый палец, — утрата оружия да еще история с Портновым. Мало? О-хо-хо… За меньшее десантников посылают в распылитель!
Я даже заморгал. Утечка информации — понятно. Анна Егоровна доехала до района. Вот почему самолеты летают, у-ру-ру! Оружие — тоже понятно. Это бластер, который мы увезли из подвале и который сейчас лежит у самого входа в зону. Какая-то «история с Портновым» меня не интересовала. А вот почему Киселев сменил номер?..
Я еще посмотрел, как он счищает песок с левого бока, и чуть не захихикал. «Вот что ударилось о землю, пока я лежал, — Киселев падал, когда в нем сменяли «кристаллическую копию»… А-а, зашевелились-то вы, гады! Угла третьего сменили. Начудил, говорите?»
— Ты не паникуй, — говорил седой. — Пока мы на высоте, на высоте… И Угол третий не одни ошибки допускал. Скажем, для меня подобрал подходящее тело — вполне осведомленный экземпляр.
— Угол третий — проверенный десантник, — снова сказал Киселев. — Внимание, блюдца!
Они вытянули шеи, прислушиваясь. Кивнули друг другу и отбежали на несколько шагов, едва не наступив не меня. Я упрямо лежал.
Корабль громко зажужжал и приподнялся над песком. Я увидел круглый след плиты на песке и успел заметить, как быстро светлел этот след — песок впитывал воду, выжатую весом корабля на поверхность. Та-ших-х!.. Округлое, плоское, радужное тело вырвалось из-под плиты и унеслось в зенит. Наверху громко хлопнуло, мелькнул клочок голубого неба, и пелена, одевающая зону, опять закрылась. А корабль уже стоял на месте. Через две-три секунды все повторилось; корабль приподнимается, вылетает радужная штука, корабль опускается. Когда унеслась с шипением третья штука, Киселев закрыл глаза и прислушался. Доложил:
— Расчетчик еще думает, Линия восемнадцать.
Тот важно ответил:
— Добро! Пока с этим разберемся, м-да… — и показал на меня.
— Мальчик, встань! — приказал Киселев.
— Ну, чего? — проворчал я и уселся, поджав ноги.
Они вдвоем сидели на опоре корабля, а я — на кочке, в пяти-шести шагах от них.
Седой заговорил наставительно:
— Расчетчик обдумал твою судьбу. Решил тебя помиловать, м-да… Будешь находиться здесь. Чуть не то — сожжем. Понял?
Я промолчал. Седой грузно повернулся к Киселеву:
— Говоришь, восемь минут?
— С отличным результатом, — отчеканил тот и посмотрел многозначительно: — Я бы предложил…
— Ну, помолчи! Вот что. — Он повернулся ко мне всем телом. — Вот что, Алексей. Где ты бросил оружие? Ты не притворяйся, дельце нехитрое! Будешь запираться — подсадим к тебе десантника. Восемь минут ты выдерживаешь, и он выдерживает… И он за тебя все и скажет, так уж лучше ты сам оправдывай оказанное доверие.
— А я не просился к вам в доверенные…
Почему-то они остались очень довольны моим ответом. Загоготали, Киселев сказал одобрительно насчет моей психики. Я тоже попытался улыбнуться. Лихо сплюнул на песок, будто я очень польщен их разговором, только не хочу показывать вида. А на деле я торопился сообразить насчет «десантника на восемь минут». Почему только на восемь? Я внезапно понял, что они могли подсадить в меня «копию» насовсем. Раньше я об этом не думал. Не верил. Ну, вы знаете, как не веришь, что помрешь, хотя все люди умирают…
«Значит, на восемь минут, — думал я. — Подсадили, узнали про бластер, да не все! Не отыскали, гады! Дьявольщина, почему другие выдерживают, а я — нет?»
Даже стало вроде бы досадно, что я не выдерживаю, как все люди.
Я опять сплюнул и ровно в ту секунду, когда было нужно, сказал:
— Оружие ваше я потерял здесь, неподалеку.
Мне ответил седой:
— М-да. Девятиугольник видел, как ты с ним бегал. Где точно?
— Не заметил. — Я пожал плечами. — Набегался я здесь, знаете… Должно быть, рядом, у прохода.
— И это знаем…
— Зачем же спрашиваете, если знаете?
Они еще раз переглянулись. Поверили, что я говорю правду.
Я в самом деле только малость соврал. Я помнил куст, под которым остался лежать бластер в картонном коричневом чехле для чертежей. У самого прохода. Как его не нашли, если уж взялись искать?
Самолет прогудел еще раз. Теперь он прошел несколько в стороне. Эти двое ухом не повели, будто так и надо. Седой пробормотал: «Расчетчик», и прикрыл глаза, Потом Киселев приподнял его, как куклу, и отвел от корабля. При этом на руке седого блеснули часы. Я разглядел стрелки — без двадцати семь. Прошло минут пятнадцать с начала нашего разговора. То есть оставалось восемьдесят минут до момента, в который им «придется драться».
Я сделал бессмысленное лицо и спросил:
— Федор, а Федор… Что будет в восемь часов?
— Цыть! Схлопочешь ты у меня конфетку…
Седой открыл глаза и скомандовал:
— Еще один вертолет садится у совхоза! А ну, видеосвязь!
Федор подбежал в кораблю, взмахнул рукой, и в зеленой тусклой поверхности, в метре от земли, открылся круглый люк. Бесшумно, как большой круглый глаз с круглым коричневым зрачком, только зрачка этого сначала не было, а потом он выплыл из темноты и, покачиваясь, остановился посреди «глаза». Я попятился, споткнулся о кочку, а десантники, наоборот, придвинулись к кораблю и наклонились, всматриваясь.
В зрачке что-то вертелось, мигало… Вертолетный винт, вот оно что! В люке корабля покачивался телевизионный экран странного красно-коричневого цвета. На нем очень отчетливо виднелся маленький вертолетик — красная звезда казалась черной, и между головами десантников я видел на экране, как открылась дверь кабины, на землю спрыгнул человек и дверь сразу закрылась. Телевизор мигнул и показал этого человека крупным планом. Он был в военной фуражке и, казалось, пристально смотрел прямо на нас.
— Полковник Ганин, из округа. Не иначе, парламентер, — сказал седой. — Дай звук.
От корабля послышалось шипение. В этот момент полковник схватился за сердце, и сильно искаженный голос пробормотал: «Здесь красивая местность». Я не сразу понял, что это голос полковника, хотя и видел, как у него шевелятся губы. Я вспоминал, что значит «парламентер». Военный посол, похоже… Только он ужа не был парламентером — в него подсадили «копию». Он улыбнулся и спросил: «Ты — Линия шесть?» Другой голос сказал: «Я — Линия шесть. Докладывай, с чем послан. Два разряда нас слушают».
Глядя на кого-то невидимого за рамкой экрана, полковник сказал:
— Послан как парламентер, с ультиматумом, С момента приземления вертолета нам дается шестьдесят минут на эвакуацию. Гарантируется безопасность летательных средств.
— После срока ультиматума?
— Ядерная атака.
— Это не блеф?
— Не могу знать. Скорее всего, нет. Настроение подавленное. Вокруг района разворачивается авиадесантная дивизия.
— Это мы знаем. Ты — начоперотдела округа?
— Так точно.
— Откуда они имеют информацию?
— Получили радиограмму с телескопа.
Седой сказал Киселеву:
— Вот тебе твой Портнов…
Голос за экраном спрашивал:
— О времени сигнала они имеют информацию?
— Не могу знать. С содержанием радиограммы не ознакомлен.
— Твое личное мнение о плане действий?
— Надо потребовать девяносто минут на эвакуацию. Навести корабли на Москву, Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Париж, на все ядерные штабы. Десантный корабль увести демонстративно, сообщив им координаты взлетного коридора. Все.
— Мы успеем дать наводку за пятьдесят пять минут.
— Они согласятся на девяносто. Совет?