Страница 37 из 58
Я дошла до дома, тихонько вошла… Мама пекла на кухне пирожки, папа возился в саду…
Поблескивали буквы на корешках книг, стоящих на занимающей всю стену полке, я медленно разбирала такие привычные названия: "История Чрева Мира", "Жизнеописания", "Судоводная астрономия", "Признаки бури", "Метеорологика", "О небесных явлениях", "К потерпевшим кораблекрушение". Лежали на столе рукописи и морские карты…
Комната сестры, пустая. Моя комната. Пустая. Я открыла дверь, тихонько скользнула под легкий полог своей кровати, который в детстве всегда казался мне парусом. Закрыла глаза…
Я спала в ворохе листвы до тех пор, пока солнце не переместилось и не перестало освещать пригорок. Без него сразу стало холодно и сон пропал. Зато появилась и загудела внутри злость, обида и возмущение.
Янтарный появился вечером, как и обещал. Принес мой дорожный мешок.
– Давай я проведу тебя обратно, спрячу в казарме, – предложил он. – Ребята не выдадут, не бойся.
– Не надо.
– Не хочешь, не надо. Тогда постараюсь носить тебе еду, хотя бы через день, а там, глядишь, и придумаю, как выбраться.
– Не надо.
– А что тебе надо?! – закричал разгневавшийся Янтарный.
– Уходи из Пряжки! – попросила я. – Уходи. Пряжки не будет.
– Ты сошла с ума? – коротко спросил Янтарный.
– Не знаю, – честно ответила я. – Знаю, что Пряжки не будет. Не хочу, чтобы ты погиб.
– Ты и обычно-то была ненормальная, а сейчас сама себя переплюнула! – сделал вывод Янтарный.
Я пожала плечами. Почему так говорю, почему не принимаю его помощь – не знала. И знать не хотела.
Не отвечая ему, я растянула завязки дорожного мешка, достала все припасенное для побега, выложила на землю. На дне дожидался меня легионерский костюм.
Уже не придавая никакого значения тому, что Янтарный стоит рядом и смотрит, я с наслаждением стянула пансионатские тряпки, решительно оставшись голой. И с радостью наподдала им ногой, отправив в ведущий к потайной двери овраг.
Затем надела самое дорогое из продававшегося в Хвосте Коровы белье, натянула узкие лосины, кожаную куртку. Надела сапоги. На украшенный металлическими заклепками пояс повесила ножны с кинжалом из могильника Молниеносного. Застегнула пояс на талии.
Вроде бы все, но что-то тревожило.
Вспомнила и сорвала с волос серый суконный бант, который, по мнению пансионатского начальства, несмотря на свою сиротскую стоимость, страшно нас украшал, отправила его вслед за приличными юбками и башмаками с устойчивым каблуком.
Волосы радостно рассыпались по плечам и спине. В который раз подумала: как странно, у сестры волосы светлые, у меня темные. У нее глаза темные, у меня светлые. Она больше в папу, я в маму. А голоса одинаковые.
Ну что же они там в столице так сплоховали!.. Не такие уж мы, видно, и Умные…
– Тебе так больше идет, – вдруг сказал Янтарный. – И голова стала вся пушистая, раньше не так было.
Он повернулся и пошел оврагом к потайной двери.
Я постояла у края оврага, наблюдая за тем, как закрывается дверь в Пряжку.
Потом вернулась к мешку, собрала в него все вещи и перетащила мешок к ямке с листьями. Помянув добрым словом Ряху, принялась надувать сосватанную им шкуру.
Управилась я только к ночи, когда уже вовсю светила и над Пряжкой яркая луна. С ней спорило ущелье – в глубине его тоже что-то светило. Драконы еще не летали.
Высоко-высоко надо мной на стене маячила в лунном свете какая-то фигура. Не то Серый Ректор, не то Янтарный.
Мне было не до них. Я занималась хозяйством.
Ночь между Пряжкой и драконами прошла спокойно. Куда спокойнее, чем позапрошлая в холодном дортуаре.
Я лежала на надутой шкуре, в теплых штанах поверх костюма и под овчинной курткой. Смотрела на играющих в небе драконов, пока не уснула, убаюканная их пением.
Утром меня разбудило солнце.
Нежась под овчинкой, я снова перебрала в уме и подсчитала все, чем владела.
У меня была теплая одежда, кинжал, огниво, топорик, фляга, котелок, мешок, моток веревки. И шкура.
Не было еды.
Выспавшись и прикинув, что к чему, я, конечно, сообразила, что от помощи Янтарного зря отказалась. Совершенно напрасно. Минута озлобленного выпендрежа стоила очень дорого. Но жалеть было поздно, сама виновата.
Стараясь не думать о том, что бы было, если бы поступила иначе, я выползла из-под куртки.
Было холодно, солнце еще не успело согреть мою временную стоянку. Если бы Пряжка не торчала здесь, не перекрывала выход из ущелья, думаю, было бы теплее.
Желудок уже начал урчать, недоумевая: а где же завтрак?
Ничего ему не объясняя, я собралась, увязала все и сложила. Надо было попытаться выбраться отсюда, пока есть силы.
Подняться на борт ущелья и, обогнув Пряжку, спуститься к подножию Пояса Верности, а там можно добраться до ближайшего поселения, где, надеюсь, мне дадут поесть. А не дадут, сама возьму.
Под кожей и слоем нажитого за зиму жирка проснулись и ожили мышцы. Это было странное ощущение, сидя в Пряжке я и забыла, что они там есть.
Глава двадцать девятая
ЗАДАЧА: ВЫБРАТЬСЯ…
Задача: выбраться отсюда – оказалась трудной. Кто уж строил Пряжку, не знаю, но вклинил он ее в ущелье на совесть, в самом неприступном месте.
Сначала дело вроде бы пошло. Не стесненная юбками, я бодро шагала с камня на камень в начале подъема, но потом скалы резко вздыбились вверх.
Я попыталась проползти по узкой расщелине между двумя скальниками, выпершими из горного бока. Цепляясь за трещины и отслоившиеся, как книжные листы, пласты породы, поднялась почти до ее середины, но очередной камень обломился у меня в руках и я с грохотом съехала вниз в куче мелких камешков.
Они сдвинули более крупные, которые тоже устремились вниз, в результате один из них тюкнул меня по макушке. Взвыв от боли, я отступила. Хорошо хоть дело ограничилось шишкой, а не раной.
Когда боль немного утихла, выяснилось, что и спуститься-то я не могу, страшно было просто смотреть на тот путь, который я каким-то чудом прошла.
Ночевать пришлось на склоне под скальным выступом. Хорошо, что нашла здесь ручеек, набрала воды во флягу, набрала в котелок.
Сухих веточек с сосен и карликовых, корявых березок, прилепившихся то там, то сям в скалах, хватило на небольшой костер. Около ручья нашелся и куст смородины. Кое-где на нем бурели прошлогодние листья. Я их собрала и кинула в кипяток. За неимением другого сошло и за суп, и за чай. Прополоскала желудок, надула шкуру и заснула, как выключилась.
И всю ночь летела по этой расщелине вниз, все быстрее и быстрее…
На следующий день я все-таки спустилась обратно.
Первым делом отыскала место, где ручеек с горы уходил в камни, и хорошенько его запомнила, чтобы уже не оставаться без воды.
Потом прошла по западному борту ущелья от северной стены Пряжки до конца ничейной земли, пытаясь найти хоть какую-нибудь козью тропку наверх.
Выбраться можно было дальше: если идти по дну ущелья до его конца, а затем резко вверх, на гребень – там с вершины хребта до дна ущелья тянулись вниз осыпи, словно каменные реки. По ним можно подняться, как по лестнице, это не скальный массив.
Но там были драконы…
Они красивые, просто великолепные, но любоваться ими лучше издалека…
Я вернулась к ямке с листьями. На стене опять кто-то маячил, но теперь, при дневном свете, было видно, что это совсем не Янтарный.
Серый Ректор пялился на меня с высоты, чтобы ему свалиться!
Начались голодные боли в желудке. Я боялась, что они будут сильнее, но, видно, замордованная поисками выхода, просто не обращала на них внимания, поэтому было вполне терпимо.
Проведя ночь в ставшей родной ямке, на третий день попыталась штурмовать восточный борт ущелья.
И потихоньку-потихоньку, за полтора дня муравьиного шага добралась почти до вершины.