Страница 23 из 68
Цепкая железная лапа кузнеца безо всяких видимых усилии поймала ее за юбку, вторая впилась в плечо и вернула на прежнее место.
– Пусти, ирод! – визжала Жаккетта. – Набил чертями весь сарай, колдун проклятый!!!
– Говорю же, не бойся, клуша толстомясая! Это не черт, а человек!
Жаккетта недоверчиво глянула в страшный угол.
Действительно, из тесной клетки на нее уставились большие вылупленные глаза с яркими белыми белками. Постепенно она различила отдельные части тела: голову, руки, ноги – и разобрала, что в крохотную узкую клетку втиснут чернокожий человек. Клетка же для него настолько мала, что незнакомец может в ней только лежать почти не шевелясь.
– Вот этому булочки носить будешь. Принесешь, корзину рядом ставь, вон, где кувшин с водой, чтобы он дотянуться смог и свободна. Поняла? – Убедившись, что девушка больше не вырывается, кузнец отпустил ее.
– Да!!!
Жаккетта подняла уроненную корзинку, поставила ее вплотную к клетке и со всех ног кинулась к выходу.
Позади опять раздался переходящий в кашель глухой смех кузнеца.
– Господи, пресвятые угодники! – бормотала Жаккетта на бегу, несясь подальше от сарая. – Свихнуться можно! Козлы, черные люди, все в клетках, вонища адская! Нипочем больше не пойду, пусть запорют!
Ей казалось, что она от пяток до макушки насквозь пропиталась вонью сарая.
«Так в замок идти нельзя!» – решила Жаккетта, остановилась и огляделась.
Оказалось, что она побежала не по той тропинке и теперь находится в незнакомом месте. В глубине рощи бил родничок и, спеша к опушке, превращался в небольшую речку. Найдя подходящий омуток, Жаккетта скинула с себя всю одежду и принялась яростно ее полоскать в проточной воде. Потом, разложив на солнечном пригорке платье, рубашку и фартук для просушки, с наслаждением погрузилась сама в холодную воду.
Несколько раз окунувшись с головой, Жаккётта, стоя по грудь в воде, перекинула копну волос на лицо и принялась яростно тереть их, чтобы противный запах начисто смылся.
«Эх, мыла нет!» – пожалела она, жамкая темные пряди.
Вдруг рядом с ней в ручей плюхнулась какая-то крупная фигура, подняв тучи брызг. Ничего толком не видя из-за завесы волос, Жаккетта решила, что это дьявол вырвался из Кузнецова сарая и примчался по ее душу. В испуге она дернулась обратно на берег, поскользнулась на мокром камушке, опрокинулась обратно в воду и захлебнулась…
… Очнулась Жаккётта грудью на чьем то мокром колене. А увесистый кулак молотил ее по спине, выгоняя воду, которая ручьем лилась изо рта и носа.
– Ты чего, совсем сдурела? – раздался отлично знакомый голос. – Утопла бы счас, как курица!
– Привет, Жерар! – прохрипела Жаккетта.
– Ну, слава Богу, очухалась! – Рука Жерара перестала дубасить ее спину, переместилась чуть пониже и принялась оглаживать пухлые выпуклости. – А то у меня душа в пятки ушла, думал, утопла.
– Кончай мой зад уминать, это тебе не подушка! – потребовала Жаккетта, сползла с гостеприимного колена и уселась на пригорок.
Ее чуть покачивало. В голове шумело, и перед глазами маячили какие-то оранжевые круги.
Нащупав свою влажную рубашку, Жаккетта, морщась, натянула ее и спросила своего предпоследнего (перед уходом в замок) сердечного друга:
– Ты чего тут ошиваешься?
– Да я ведь в молотобойцах у Кривой Ноги! – Жерар с сожалением смотрел, как она одевается. – Уже с полгода, почитай. Я и тебя сразу увидел, когда ты пришла. Тоже удивился, что ты теперь в замке живешь. Думал, поболтаем, как от корзины избавишься. Да только ты вылетела из сарая как ошпаренная и совсем не той дорожкой побежала. Я за тобой пошел. Смотрю, такая справная девица в ручье голышом сидит. Кто же тут удержится? Вот и сиганул к тебе. А помнишь наш сеновал? Я, как из деревни ушел, так с месяц тебя каждую ночь видел. А чё ты так испугалась?
– Испугаешься тут! – Жаккетту опять затрясло от пережитого. – Этот кузнец твой сам дьявол и есть! И козел его, и этот черный в клетке – кругом нечистая сила! Я так и подумала, когда ты плюхнулся, что кто-то из них за мной пришел, в преисподнюю уволочь!
Жерар загоготал во всю глотку, колотя кулаками по коленям. Отсмеявшись, он снисходительно объяснил:
– Оно, конечно, дело непривычное. Особенно для женской породы. Никакие это не черти, просто господин Жак подшутить над дурачьем любит. Козел взаправдашний, хоть и хитрый, скотина!
– Ну да! – не поверила и обиделась Жаккетта. – А за каким он тогда в клетке сидит и в чан мочится? Пасся бы себе на травке…
– Это секрет! – сделал важное лицо Жерар. – Но тебе, так и быть, скажу. Все равно ты в этом ни черта не соображаешь! Видала, он один папоротник жрет? Ничем другим не кормим. А потом в его моче господин Жак мечи закаливает, поэтому они такие крепкие да острые. Да и люди боятся – прям как ты! – а значит, уважают. Господин Жак в обиду себя не даст!
– А черный страшила в клетке? Врет он, таких людей нету!
Жаккетта натянула почти просохшее платье и пальцами пыталась распутать волосы.
– Темнота! Это нубиец, Народ такой, по ту сторону Средиземного моря живет. Нехристи, одним словом, поганые. Господин дю Пиллон захотел меч. Не хуже дамасского, чтобы легко мог и шелковый платок разрубать, и бревно толстенное. А такой меч без нубийца не сделаешь.
– Что, вместо козла мочиться заставите?! – фыркнула Жаккетта. – А сами не можете?
– Не ехидничай! Нужен нубиец – и все тут! Господин дю Пиллон вот этого у пиратов в Марселе купил. Теперь он будет в клетке сидеть, чтобы шелохнуться не мог, и булки жрать, которые ты носишь. Недельки через две-три он, знамо дело, зажиреет, как боров. И когда луна полная будет, господин Жак выкует длинный меч для господина дю Пиллона и закалит его в теле нубийца.
– Как это? – не могла сообразить Жаккетта.
– Как, как! – Жерара возмутила чисто женская непонятливость. – Вонзит ему раскаленный клинок в брюхо, да распорет до горла. И все дела. Вот тогда толк от меча будет! Ты чего засобиралась? Давай еще посидим, дом вспомним!
Да нет, я пошла! Если опоздаю, крика не оберешься: меня ведь куаферскому делу учат – Жаккетта поспешно нацепила фартук и поднялась. – Проводи меня до опушки, а то я все равно боюсь.
– Пойдем… – с сожалением поднялся с травки Жерар. – Хорошо, сегодня денек свободный выдался, а так я с утра, до вечера из кузницы не вылезаю.
Он догнал Жаккетту и приобнял за плечи.
– Ты-то сейчас свободна или уже дружком там у себя в замке обзавелась?
– Занята, занята! – смахнула его руку Жаккетта. Возобновление прежних отношений с Жераром ее совсем не прельщало.
– И ревнивый – страсть! Коли дознается, голову открутит. Так что извини…
Весь остаток дня Жаккетта ходила как в тумане. Ее то бросало в жар, то начинал бить озноб. К вечеру ей стало так плохо, что тетушка, Франсуаза, потрогав лоб Жаккетты, сказала:
– Э-э, дочка, да у тебя лихорадка! Ложись-ка ты в кровать да пропотей хорошенько. Аньес тебе травяное питье даст, хорошо хворь выгоняет. А булочки этому ироду сама отнесу.
Жаккетта с радостью легла, надеясь забыться во сне. Но и сон не принес ей облегчения.
Стоило опустить веки – и перед глазами опять вставал страшный сарай и черный козел. И клетка с черным человеком в углу. А потом Жаккетта сама оказывалась черным человеком, и Жерар выводил ее на лысую поляну при мертвом свете полной луны. Заведя ей руки за спину, заставлял опуститься на колени. Угрюмый кузнец хромал к ней с пылающим мечом в руке и, глухо хохоча, с размаху вонзал меч в ее живот.
Жаккетта слабо помнила, что спит, но не могла проснуться, истошно кричала и видела, как ее дымящаяся горячая кровь заливает неживую темно-серебряную траву.
Встревоженная Аньес сильно трясла ее за плечи, вытаскивая из кошмара, и давала целебное питье.
Послушно выпив, Жаккетта опять погружалась в жаркое забытье.
И опять перед глазами вставал сарай, и она сидела в той тесной клетке, сжатая со всех сторон острыми гранеными прутьями, и не могла шевельнуться. Клочкастый козел, гремя копытами, скакал по железной сетке и уплетал румяные булочки…