Страница 89 из 93
— Ты такой милый, — говорит она мужу, — такой милый, я очень тебя люблю.
— Это ужасно, — с ледяной улыбкой отвечает жене Гай Сноу. Больше всего на свете он боится быть ею узнанным.
Лучше всех устроился Питер Пэн. После смерти капитана Крюка страна Нетинебудет потеряла для него большую половину своей прелести, и вечный мальчишка решил расти. Для начала он подбросил себя в бродячий цирк — аттракцион «Летающий» пользовался бешеной популярностью. Потом запас волшебной пыльцы кончился, и Питер подался в матросы. За двадцать пять лет он успел совершить четыре кругосветных плавания, принять участие в двух войнах и пяти африканских экспедициях, выполнить три секретных поручения ее величества, совершить восхождение на Эверест, поработать сыщиком в агентстве Ната Пинкертона и корреспондентом в крайне желтой газете — это, кстати, была самая опасная профессия. Между приключениями рядом с ним всегда была какая-нибудь барышня, говорившая «конечно, милый». Однажды утром Питер вручил очередную барышню маме и занялся поисками женщины с твердым характером и такой же линией подбородка, которая всегда называет поцелуй наперстком и заказывает оконные рамы, легко открывающиеся снаружи. На поиски ушло каких-то два месяца. Обладающая вышеперечисленными чертами разведенная мать двенадцатилетней дочери не стала вызывать полицию, обнаружив в кресле у камина постороннего мужчину. «Я почему-то думаю, что тебе не стоит предлагать молока, Питер», — сказала Венди и предложила виски.
Как — «что было дальше?». С кем «дальше»? Со всеми — это слишком долго. Хотя бы с Золушкой и принцем? Что за дурацкий вопрос. Естественно, они жили счастливо и умерли в один день. Второй после свадьбы. Как следует из стенограммы допроса горничной, после того как принц, облокотившись на подушку, сказал сначала «как мы постарели» и только потом «я тебя так люблю», Золушка разбила ему голову туфелькой и, не дожидаясь полиции, наглоталась хрустальных осколков. И, между прочим, зря. Ее бы, несомненно, оправдали, потому что каждый, кто путает эти фразы местами, заслуживает смерти.
А если ты это не запомнишь, я однажды тебя убью. Просто убью.
КАРИНА ШАИНЯН
ТЕРЕМОК
В сумерках разгорались призрачные огни. Танцевали тени, пели странное, шелестели сырой листвой… Саша шагнул в сторону, но ему со смехом преградили путь. Тени толкали Сашу к домику розового кирпича. Дверь дома была распахнута, за ней нетерпеливо ждала темнота, пахнущая лежалыми пряниками, и кто-то внимательно смотрел из-за белой шторы, закрывающей окно. Еще можно было спастись — не входить в дом, вырваться из круга, бежать, бежать по аллеям туда, где слышен гул машин и человеческие голоса. Саша шарахнулся назад. Рука задела что-то влажное, и он захрипел, отчаянно извиваясь и обливаясь холодным потом.
— Белье пора сдавать, — раздался неприветливый голос, — подъезжаем.
Поезд качало на частых стрелках. Над Сашей стояла проводница, и снизу было видно, какое у нее потное и усталое лицо. Пассажиры, орущие от кошмаров, были ей не в новинку. Саша несколько раз глубоко вдохнул спертый воздух, пытаясь прийти в себя. От запаха печенья, лежащего на столе, замутило, и он, поморщившись, отодвинул пачку подальше.
— Белье пора сдавать, — повторила проводница. — Билет вам нужен?
— Да, пожалуйста, — попросил зачем-то Саша. Предъявлять использованный билет было некому. Разве что самому себе. Поездка была личной Сашиной затеей. Выходом из ямы, в которую загнали его… нет. В которую он сам себя загнал.
В тот вечер Катя наконец-то осталась ночевать. Не сбежала, как всегда, торопясь, поглядывая на часы и молча улыбаясь на Сашины уговоры, а тихо заснула. Он долго смотрел на тонкую фигурку в своей постели — это было непривычно и удивительно. Улыбаясь, думал о близком отпуске — надо завтра наконец-то сказать Кате, собраться с духом и позвать ее поехать куда-нибудь вместе… в Крым, например. Саша осторожно улегся рядом, уверенный, что не заснет, не сможет заснуть, чувствуя, как щекочут лицо ее волосы. И проснулся от собственного крика, мокрый и трясущийся.
Они молча курили, стряхивая пепел в бутылку из-под вина, и Саша боялся поднять глаза. Он почти слышал, как Катя перебирает в уме: Саша выбросил в окно пакет пряников, которые она принесла к чаю; Саша затеял в книжном магазине нелепую ссору с женщиной, покупавшей сборник сказок; Саша шарахнулся от ребенка в песочнице, который сам себе рассказывал какую-то историю…
— Ты должен мне все рассказать, — проговорила наконец Катя, и ему захотелось завыть.
— Ты решишь, что я ненормальный, — ответил Саша, но Катя только покачала головой. «А ведь она поймет», — подумал Саша, вглядываясь в спокойное внимательное лицо. Взъерошил волосы, думая, с чего начать, вспоминая зеленый южный город. Из открытой форточки тянуло свежей листвой. «Тополя скоро зацветут», — подумал почему-то он.
Послышался серебристый смех, и мягкой рукой перехватило горло. «Расскажи, что тебе приснилось, Сашенька», — просила мама, и он, пряча глаза, отвечал: «Не помню…» Все повторяется.
— Я не буду ничего рассказывать, — выдавил Саша, глядя в сторону. Тени шепнули, подсказывая, и он добавил зло: — Почему я должен что-то объяснять?
За окном провыл первый автобус. Катя одевалась медленно и растерянно, а потом спросила: я пойду? Саша буркнул: как хочешь, — и уставился в пол. Он поднял голову, только когда хлопнула дверь. Побрел на кухню. Выхода нет — придется и дальше прятаться от людей, обходясь неглубоким приятельством, а Катя… Зря он начинал за ней ухаживать. Знал ведь, знал, чем кончится…
А может, съездить туда? Посмотреть, убедиться, что все страхи — просто плод его воображения? Приехать в город, который когда-то так сильно напугал. Так сильно, что до сих пор мучаешься кошмарами. Так сильно, что появилось множество мелких странностей. Так сильно, что ты даже рассказать о своих страхах никому не можешь… А ведь это выход, подумал Саша. Хороший, разумный выход. Приехать в обычный, скучный город. Из достопримечательностей — тепло и дешевые фрукты на рынке. Особенно хороша вишня… Весь рынок был завален вишней — лаково блестящей, почти черной, пахнущей заманчиво и тревожно. Саша включил чайник, повертел в руках банку кофе, кивая сам себе. Погулять по улицам, которые помнишь с детства, и убедиться, что это самые обыкновенные, скучные, пыльные улицы. И, если удастся, посмотреть с того балкона. И ничего, ничего не увидеть, кроме унылого двора и переполненных мусорных баков. А потом вернуться домой, позвонить Кате, рассказать ей все. Они вместе посмеются, и заснут вместе, и не будет никаких кошмаров.
В окно снова потянуло зеленью, прибитой дождем пылью, и кто-то шепнул: правильно, приезжай к нам, приезжай. По позвоночнику прошла мохнатая лапа. Не ври себе, сказал Саша. Сколько раз ты собирался. Но так и не съездил — потому что боишься. Потому что выбивать клин клином — это хорошо, но теням из твоих кошмаров эта идея нравится даже больше, чем тебе… Потому что сны могут обернуться правдой — и что ты тогда будешь делать?
Закипающий чайник и вязкий рассвет за окном — на работу собираться рано, ложиться досыпать — поздно. Саша потер лицо. О Кате думать не хотелось, и вообще думать не хотелось. Неловко примостившись на табуретке, Саша рассеянно листал прихваченную из почтового ящика газетенку. Среди пестрой рекламы иногда попадались статьи. Он бездумно пробежал глазами по врезке. История Дуракова, в одночасье ставшего Разумовским, неожиданно заинтересовала его. «Поменять фамилию? Запросто!» — кричал заголовок. Громко щелкнул вскипевший чайник, и с щелчком встал на место кусочек мозаики. Саша заулыбался, слепо глядя в серое окно. Выход нашелся.
Разговор с родителями Саша откладывал до последнего. На традиционные мамины звонки бодро отвечал, что все как обычно, с Катей все хорошо, да, ничего нового, скоро в отпуск. Выложил новость только накануне отъезда, забежав попрощаться.