Страница 9 из 63
– Теперь иди! – скомандовала Фатима. Жаккетта, волоча ноги, пошла.
– Стой! – хлопнула в ладоши Фатима. – Ты идешь как заморенный верблюд! Надо ходить так, чтобы твоя неземной красоты маленькая ножка скользила по лугу и не пригибала цветы к земле!
– Тяжело же! – заныла Жаккетта. – Они меня прямо как жернова вниз тянут!
– А что ты хочешь, мой цветочек? – всплеснула руками Фатима. – Ты должна носить украшения как одежду – словно нет ничего! Захочет господин подарить своей любимой женщине золотой браслет – ты должна носить его так, словно нет никакого браслета! Господин удивится: «Я подарил слишком маленький и легкий браслет!» И подарит еще. А если ты согнешься, как ветка под тяжестью яблок, господин подумает: «Совсем тяжело моей бедной любимой розе!» И не станет дарить другой браслет! Понимаешь?
Фатима гоняла Жаккетту до тех пор, пока та не притерпелась к браслетам, поясу и ожерелью. «Теперь меня даже ураган с места не сдвинет! – думала Жаккетта. – Мало того, что теперь я толще себя в два раза, так и навешано на мне… Лошадь такую тяжесть не повезет! Тяжело быть восточной женщиной!»
Просто таскать неподъемные украшения, оказывается, было мало. Нужно было носить их правильно.
Жаккетта, вся в поту, ходила туда-сюда по дворику, проклиная тот день, когда мама родила ее под кустом.
Фатима, сидя в тенечке и поигрывая опахалом, командовала:
– Спину держи, голову подними! Масрур! Дай этому неуклюжему ослику кувшин на голову!
Масрур, сокрушенно мотая головой, водрузил на голову Жаккетте большой кувшин.
– Вот правильно, голова должна прямо сидеть на шее! А теперь иди плавно, чтобы колокольчик на ножном браслете звенел небесной музыкой!
Жаккетта, кляня все на свете, попыталась идти плавно.
– Это плавно? – охнула Фатима. – Твой браслет звенит, как дырявое ведро! Люди будут убегать с твоей дороги! Они будут думать, это человек, больной проказой, ковыляет! Ты должна звенеть браслетом так, чтобы господин не видел тебя, а уже думал: «Мой золотой цветочек идет!» И его второе сердце тянулось бы в твою сторону, как магнит к железной горе!
Впечатлительная Жаккетта ойкнула и, споткнувшись на ровном месте, упала. Кувшин разлетелся вдребезги.
– Масрур, давай новый кувшин! – невозмутимо сказала Фатима. – Ослик плохо видит дорогу. Пусть разобьет хоть все кувшины в доме – возьмем еще у соседей, но дело сделаем!
Масрур убрал черепки и принес новый кувшин.
– Иди, мой цветочек! – командовала Фатима. – Так, так, ногу плавно, спина прямо. Завтра повесим тебе браслет еще тяжелей! Все украшения, что будут висеть на тебе, – это твое неотъемлемое имущество по закону Аллаха. Поэтому висеть должно много. Я сделаю из тебя дорогую женщину!
Вечер все-таки настал. Жаккетта, уставшая больше, чем если бы пахала в поле, без сил свалилась на свой тюфяк.
А свежая, как пончик, Фатима продолжила сказку:
– Матушка Ала ад-Дина взяла блюдо и пошла в диван султана. Там она стала в уголок и простояла все время, пока султан принимал людей и разбирал их жалобы. И матушка ничего не сказала султану. И пошла домой.
Ала ад-Дин увидел полное блюдо, и печаль охватила его сердце. Но матушка сказал: «Я ничего не говорила султану. Пойду завтра». И матушка ходила так семь раз и стояла в уголке.
Наконец султан заметил, что одна бедная женщина приходит в его диван, стоит в уголке и ничего не просит. Он велел визирю позвать эту женщину.
«Что тебе надо? – спросил султан. – Почему ты так долго ходишь, но не говоришь своей просьбы или жалобы?»
«О, царь царей! – говорит мать Ала ад-Дина. – У меня есть к тебе просьба, но молю, обещай, что ты пощадишь меня, какой бы странной она не была!»
Султан удивился, но доброта его была беспредельна. И он сказал: «Пощажу! Говори!» – «О, царь царей, владыка времени! – говорит женщина. – Мой сын Ала ад-Дин увидел твою дочь, царевну Бадр аль-Будур, и попал в сети любви! Он совсем потерял голову! И послал меня, чтобы я посватала твою дочь за моего сына Ала ад-Дина, иначе он умрет!» Султан развеселился и засмеялся.
Только визирь смотрел на мать Ала ад-Дина, как коршун на змею. Он сам сватал своего сына за царевну.
«А как твой сын увидел мою дочь?» – спросил султан, утирая слезы концом тюрбана. «Он смотрел в щелку в двери бани!» – ответила мать Ала ад-Дина, обрадованная, что султан не велит ее казнить. И султан засмеялся еще громче. «А что ты прячешь под платком, бедная женщина?» – спросил он. «Мой сын Ала ад-Дин посылает тебе это в подарок!» – сказала женщина и сняла платок с блюда.
И султан проглотил свой смех. Таких камней не было даже в его казне. «Скажи, визирь, – он, – разве не достоин человек, который преподнес мне такой великолепный подарок, быть мужем моей дочери? А?»
Визирь услышал эти слова, и от злобы желчь разлилась у него по всему телу. «О да, царь времени! – сказал он лживо. – Но если захочет Аллах, подарок моего сына будет больше! Дай мне два месяца сроку!»
Султан любил драгоценные камни и поэтому сказал матушке Ала ад-Дина: «Слушай меня, о женщина. Приходи через три месяца, и если Аллаху будет угодно, моя дочь станет женой твоего сына!»
Матушка вернулась домой и пересказала Ала ад-Дину слова султана. Ала ад – Дин обрадовался и надел на свое сердце узду ожидания.
Извини, мой цветочек, на сегодня все. Меня ждут дела!
Но Жаккетта давным-давно спала, утомленная тяжелым днем.
Ночью Жаккетта внезапно проснулась. Почему? Потому что в соседней комнате глухо, нараспев говорил Масрур. Говорил не своим голосом.
Жаккетта откинула одеяло и, неслышно ступая босыми ногами, подкралась к дверному проему. В темной комнатушке без окон, освещаемой лишь углями, тлеющими в тазу, угадывались два силуэта. Масрур сидел на ковре, неестественно откинув голову. Перед ним стояла Фатима и требовательно что-то спрашивала. Масрур чужим голосом отвечал. Изредка он страшно всхлипывал и начинал раскачиваться.
От непонятного ужаса у Жаккетты пот потек по спине. Она, пятясь, отступила назад к тюфяку и спряталась с головой под одеяло. Чем-то древним и жутким веяло от увиденной сцены.
– Вставай, мой цветочек! – услышала она над ухом негромкий голос Фатимы. – Ты должна мне помочь.
– А что случилось? – преодолевая дрожь, охватившую тело, спросила Жаккетта.
– Чтобы узнать думы Бибигюль, я вселила в Масрура джинна. Джинн залез в его голову и пытался залезть в голову Бибигюль, чтобы узнать, что Бибигюль думает, о гареме какого господина, – безмятежно сообщила Фатима, словно поведала, как булочки печь. – Но он ничего не узнал! Бибигюль, видно, держит оборону против джиннов и ифритов! Не иначе, у этой ведьмы есть чулан, где стоит железный сундук. В сундуке одиннадцать змей. По углам сундука воткнуто четыре флага. Это талисман. Между флагами на крышке сундука стоит таз, полный денег. И поверх монет – связанный белый петух. Джинн не смог попасть в ее голову.
Жаккетте захотелось опять спрятаться под одеяло. И не вылезать, по крайней мере, до обеда.
– Сейчас нужно выгнать из Масрура джинна и вернуть ему настоящую душу. Ты будешь помогать. Зажигай светильник!
Пока Жаккетта возилась с лампой, Фатима принесла в комнату широкую доску и достала из сундука баночку. В баночке оказалась темного цвета мазь, пахнущая сандаловым деревом.
При свете лампы Фатима этой мазью нарисовала на доске большой квадрат. Разделила его на дев квадратиков. К квадрату пририсовала голову, ручки, ножки и мохнатый хвост с кисточкой на конце. Голову украсила глазом, ухом, бородкой и не то шапкой, не то странной прической, очень напоминающей шалашик. Высунув от напряжения язык, Фатима принялась вписывать в квадратики цифры. Когда все квадратики оказались заполнены, она написала ряд чисел на ногах, руках и ухе фигурки. Только хвост остался чистым. Довершили картину несколько стрелок и загогулин.
– Возьми курильницу! – приказала Фатима Жаккетте. – И иди со мной.
Они прошли в комнату, где сидел Масрур. Фатима положила перед евнухом доску и прямо под нос ему доставила курильницу, куда бросила ударную дозу благовоний.