Герцогиня и султан

Но вот капитан, рыцарь ордена, одетый в черный плащ с белым крестом на левом плече, отдал приказ отплывать. Офицер картинным жестом поднес ко рту серебряный свисток и свистнул, этот сигнал подхватили два надсмотрщика в центре судна и на носу.

Весла опустились в воду, и галера начала свое плавание.

Жанна находилась на борту галеры. Ей до смерти надоело подвергаться риску нового столкновения с пиратами, и она решила воспользоваться услугами госпитальеров, попасть на Родос и уже там решить, куда плыть дальше. Разговор Жаккетты и рыжего не прошел мимо ее ушей.

Жанна сиротливо сидела на корме. Что-то сломалось у нее внутри, равнодушие Марина было только самым тяжелым, но не единственным камнем, расколовшем целостность души. Все оказалось настолько зыбким, жизнь и смерть, красота и уродливость, верность и измена, подлость и прямодушие. Оказалось, что незыблемых истин нет и в то же время они есть, но это совсем не те истины, в которые верилось раньше. А самое страшное – жизнь потеряла привлекательность. Даже в усадьбе шейха и домике Абдуллы Жанна жила надеждой, усиленной ненавистью и упрямством, куда-то рвалась, за что-то боролась. Теперь некуда рваться, не за что бороться. Хочется сесть в тени и сидеть там, глядя на листья. Сидеть и не шевелиться. Череда дней впереди представлялась серой-серой, как зимний слякотный дождь.

Жанна только теперь начала понимать, какой же счастливой она была, когда был жив ее герцог. Любимой по – настоящему. Человеком, а не красивой статуей. Мужчиной, который: был ее рыцарем и защитником до последнего вздоха, как и обещал. Да что теперь толку от этого понимания…

Жанна устало смотрела, как Кипр остается за кормой. Сладкая земля… Каким же разноцветным казался мир по дороге сюда, и каким однотонным он видится теперь. Нет сил ни плакать, не проклинать судьбу и любимого. Ничего нет, одна пустота и безнадежность.

Вот, оказывается, что самое страшное. Все можно вытерпеть, выстрадать, выстоять, когда тебя – ведет любовь и надежда… Но когда любовь твоя разобьется о равнодушные глаза человека, к которому вела тебя твоя надежда, и станет ясно, что в свою душу он тебя и не собирался пускать, вот тогда падает небо. И непонятно, как же жить теперь в этом мире, где небо разбилось о землю?

Без слез, без признаков душевной муки на лице Жанна отвернулась от Кипра.

Жанна недолго сидела в одиночестве.

– Грустно видеть печальное лицо у такой красивой дамы! – Один из пассажиров, по виду преуспевающий купец, давно наблюдал за ней и теперь решил подойти. – Что случилось, неужели какое-то горе заставило вас взойти на борт этой галеры?

Жанне так захотелось рассказать все этому незнакомому человеку, без утайки и без прикрас… Но она только вздохнула.

– Вы грек? – спросила Жанна.

– О нет, донна, я генуэзец, – сообщил купец. – Джирламо Пиччинино, представитель торгового дома семьи Фрегозо к вашим услугам.

– Жанна де Монпеза, – представилась в свою очередь Жанна. – А вас что занесло на Кипр?

– Торговые дела заставляют мотаться по всему свету… – вздохнул генуэзец. – Сейчас вот спешу на Родос, А вы – француженка. Я слышал еще на берегу, как вы разговаривали с камеристкой.

– Да, я аквитанка… – Жанна тоже вздохнула. – Со мной и моей камеристкой произошла очень неприятная история. Мы были захвачены пиратами, проданы в Триполи и только чудом Господним вырвались живыми оттуда и добрались до Кипра. Так что радоваться мне нечему.

– Как нечему радоваться?! – поразился генуэзец. – И вы так печально об этом говорите?! Да вы должны сиять от радости как июльское солнце! Я не раз и не два был посредником, когда выкупали: людей из плена, и знаю, какой это долгий и мучительный процесс. А чтобы красивая дама так легко вернулась с Востока, это вообще чудо! Да еще без выкупа!

– Да, все получилось довольно удачно, – согласилась Жанна. – Но один Господь знает, сколько раз мы были на волоске от гибели. А до дома так далеко…

– Не грустите! – с чувством воскликнул генуэзец. – Путь домой покажется вам совсем коротким. Уж я-то по собственному опыту знаю!

Жанна лишь улыбнулась.

Генуэзец понял это как разрешение продолжить разговор и спросил:

– А Кипр вам понравился?

– Я слишком мало на нем была. Поэтому он остался для меня загадочной страной, – покривила душой Жанна, для которой Кипр теперь был самым гадким местом на земле. – Но помню, что крестоносцы отзывались о нем с большим одобрением. С ним была связана какая-то пикантная история во время третьего похода? Что-то с дамами… – добавила она, чувствуя небольшую радость, что не только ей одной пришлось несладко на сладком острове.

Генуэзец очень обрадовался, что красивая попутчица подкинула тему для светской болтовни, и сказал:

– О да, вы совершенно правы. Когда корабли с крестоносцами спешили в Сирию, к осажденной Акке, на Кипре сидел византийский правитель из рода Комниных, по характеру чистый пират. Корабли, которые терпели крушение у берегов острова, он обирал до нитки. И когда в Лимасоле пристал к берегу корабль с сестрой и невестой английского короля, то Комнин решил захватить столь ценный подарок судьбы. Но это намерение ему дорого обошлось, потому что вскоре сам Ричард прибыл на Кипр и взялся за правителя всерьез. И когда он отплыл с острова, то Кипром уже правил Гвидо Лузиньян.

Жанна поглядывала на навязавшегося попутчика и не могла понять, нравится он ей или нет. Человек как человек. Не толстый и не тонкий. Лицо смуглое, волосы черные. Довольно приятный, хотя чувствуется, что по-купечески настырный. Достаточно молодой. Даже очень молодой. Станет постарше, путешествовать будет значительно меньше. Станет владельцем какой-нибудь конторы в каком-нибудь крупном городе. Будет запирать в сундуке долговые обязательства знатных лиц и чувствовать, что держит бога за бороду.

Самое привлекательное в нем – огонек интереса в глазах. Приятно сознавать, что даже в простом платье вызываешь интерес у мужчин. Но все равно тоскливо.

– Вы так интересно рассказываете! Извините, я пойду прилягу… – поднялась Жанна.

Генуэзец поспешил предложить ей руку и галантно довел до каюты.

Жанна прошла в свою каюту и легла. Через минуту она напрочь забыла, как зовут генуэзца. Через две – уснула.

Жаккетта, увидев, что госпожа спит, осторожно убрала ее платье и тихо вышла, чтобы постоять на свежем воздухе и погрустить. Для создания грустного настроения Жаккетта решила повспоминать своих любимых мужчин. Правда, не так, как госпожа Жанна, томившаяся в усадьбе шейха, своего Марина.

Если бы Жаккетта предалась воспоминаниям по этой системе, то у нее за все путешествие от Кипра до Родоса минутки свободной бы не было ни на сон, ни на еду времени бы не хватило. При таком-то количестве и самом разном качестве… Нет, Жаккетта просто вспоминала, как они появлялись в ее жизни и исчезали.

Деревенские кавалеры утонули в какой-то дымке. Были – и прошли. Разве только Николя, споривший с кюре, виделся ярче других, да Жерар, невольно принявший участие в спасении Абдуллы. Всех их заслонила колоритная фигура мессира Марчелло. Он стал эталоном, как образцовый золотой ливр, хранившийся у парижских храмовников рядом с английской короной. Мессир Марчелло не ограничился обучением куаферскому ремеслу, а щедро наделил знаниями и в более интересной области… Потом балагур Франсуа… С ним, было все просто, он одинаково пылко любил всех женщин мира. Шейх… Сердце тихо и тупо заныло. Как там говорил рыжий? Любовь пятая. Харис. Основана на уважении и благодарности…

Холодный, невозмутимый шейх всех людей держал на расстоянии, да иначе и быть не могло. Но каким же он был другим, когда удавалось сократить это расстояние до таких пределов, когда между двумя сплетенными телами нельзя протиснуть даже лезвие сабли!

Быть его Ниткой Жемчуга было замечательно… Стены шатра шейха были бы прочнее крепостных стен замка Монпеза, не оборвись его жизнь так внезапно.

Жаккетта вздохнула.

Рыжий… Ох уж этот рыжий! И откуда он только взялся, солнечный ветер? Только поняла, что ненавидит его всей душой, выяснилось, что это не ненависть, а любовь. Только стала привыкать, что он рядом, – сбежал! Опять надо забывать, как скачут солнечные зайчики по его волосам и светятся звездочки в глазах… Ну одно слово – рыжий!