Пятнадцать часов

- Ах, наконец-то он понял, - сказал Давир. – Да, все правильно, салага. И знаешь что? Ты будешь первым. Так что лезь туда и отливай. Я только надеюсь, что у тебя здоровый мочевой пузырь. Видит Император, у меня есть более важные дела, чем стоять здесь и ждать пока ты оправишься.

- А что насчет твоего родного мир, салага? – спросил Булавен позже, когда они сидели в траншее и ждали, пока стена замерзнет. – Ты спрашивал меня о Вардане. А на что похожа твоя родина?

Пытаясь лучше придумать ответ, Ларн некоторое время молчал. Он думал о ферме своих родителей, о бескрайних полях пшеницы, колышущейся  на ветру. Он думал о своей семье, как все они сидят за столом на кухне и готовятся к ужину. Он думал о том последнем прекрасном закате, когда небо окрасилось алым, и огненный шар заходящего солнца медленно опускался за горизонт. Он думал о мире, который он оставил и больше никогда не увидит снова.

«Кажется, что все это было так давно и так далеко»,  подумал он. «Словно в миллионе километров. Но самое печальное в том, что все это гораздо дальше. Не просто миллионы, но миллионы миллионов километров. Далеко же нас занесло на этом корабле…»

- Я не знаю, - сказал он, наконец, не в силах найти слова, чтобы описать то, что он чувствовал. – Мой родной мир очень отличается от этого места. Он совсем другой.

- Хм… Похоже, наш салага начал тосковать по родине, - сказал Давир. – И я не осуждаю его, сами понимаете, любое место покажется раем по сравнению с этой выгребной ямой. Сегодня у меня странно великодушное настроение, салага, поэтому я дам тебе полезный совет. Какие бы ни остались у тебя приятные воспоминания о родном мире, забудь их скорее. Это Брушерок. Здесь нет места сентиментальности. Здесь человек должен быть жестким и собранным, если он хочет дожить до завтра.

- Значит, вот как? – спросил Ларн. – Помню, Учитель говорил мне, что вы – все, кто выжил из шести тысяч человек. Вы поэтому выжили? Потому что были жесткими и собранными?

- Ха, ты затронул интересный вопрос, салага, - сказал Учитель. – Как получилось, что мы выжили, когда почти все наши товарищи погибли? Будь уверен, это здесь излюбленная тема разговоров. И у каждого на этот счет свое мнение. Некоторые говорят, что для того, чтобы выжить так долго на Брушероке, мы должны были быть прирожденными мастерами выживания с самого начала. Другие считают, что это сочетание удачи и умения позаботиться о себе, или, возможно, просто вопрос везения. Как я и сказал, у каждого свое мнение, своя теория. Что касается меня, я не слишком доверяю ни одной из них. Просто мы выжили там, где другие погибли. Это все, что я могу тебе сказать.

- Я всегда думал, что это, должно быть, воля Императора, - сказал Булавен, выражение его лица было спокойным и задумчивым. – Возможно, он спасает нас ради какой-то высшей цели. По крайней мере, я привык в это верить. Выживая столько лет на Брушероке, начнешь удивляться.

- Император? – воскликнул Давир, всплеснув руками. – На этот раз ты превзошел сам себя, Булавен. Из всех самых дурацких глупостей, которые я слышал от тебя за семнадцать лет, с тех пор, как нас призвали в Гвардию, эта, без сомнения, наиболее идиотская. Император! Ха! Ты думаешь, что Императору больше нечего делать, кроме как следить за твоей толстой задницей, чтобы она не вляпалась в неприятности? Да очнись уже, ты, куча конского навоза! Император даже не знает, что мы существуем. А если и знает, ему все равно плевать.

- Нет! – крикнул Ларн, от его неожиданно громкого голоса вздрогнули все в траншее. – Вы ошибаетесь. Вы не знаете, о чем говорите!

Потом, увидев, что другие смотрят на него с недоумением, он снова заговорил, на этот раз тише, но не менее искренне и прочувствованно.

- Простите, - сказал он. – Я не хотел кричать. Но я слышал, о чем вы говорите, и… Ты ошибаешься, Давир. Императору не все равно. Он смотрит за всеми нами. Я знаю это. И я могу это доказать. Если бы Император не был добрым, милосердным и справедливым, он никогда не спас бы жизнь моего прадеда.

И тогда, пока все молча сидели и слушали, Ларн рассказал им ту же историю, которую его отец рассказывал ему в подвале, в его последнюю ночь дома.

Он рассказал им о своем прадеде. О том, что его звали Августус, и он родился на планете, называемой Аркадус V. О том, как его призвали в Гвардию, и о том, какую печаль он чувствовал, навсегда покидая родной мир. О тридцати годах службы прадеда и о его пошатнувшемся здоровье. О лотерее, и о том, как выигравший солдат уступил свой билет прадеду. Он сказал им, что это было чудо. Возможно, маленькое чудо, но все равно чудо. Так он рассказал им все это, слово в слово, как его отец рассказал ему. После этого Ларн замолчал и стал ждать их реакции.

- И это все? – сказал Давир, первым заговоривший после того, что Ларну показалось целой вечностью тишины. – Это и есть твое доказательство? История, которую рассказал тебе отец?

- Интересная история, салага, - сказал Учитель, по его лицу было видно, что ему неловко.

- Ха! Очень подходящая история, - сказал Зиберс, с сарказмом глядя на Ларна со стрелковой ступени. – Сказка вроде тех, что родители рассказывают детям на ночь. Если ты веришь во всю эту чепуху, салага, то, может, быть расскажешь ее оркам, и посмотришь, не спасет ли тебя чудо.

- Заткнись, Зиберс! – рыкнул Булавен. – Ты на посту стоишь, так что не шлепай губами. И твоего мнения никто не спрашивал. Оставь салагу в покое,  - потом, убедившись, что Зиберс замолчал, Булавен снова повернулся к Ларну. – Учитель прав, салага. Это очень интересная история, и ты рассказал ее хорошо.

- И это все, что вы можете сказать? – спросил Ларн, удивленный. – Вы все говорите так, как будто здесь что-то неправильно. И как будто вы не верите в то, что я рассказал.

- А мы и не верим, салага, - с грубой прямотой сказал Давир. – Конечно, Учитель и Булавен пытаются это сгладить. Но они тоже не верят. Никто из нас не верит. И честно говоря, если история, которую ты рассказал, является для тебя образцом чуда, то ты еще больший простак, чем кажешься на первый взгляд.

- Я ожидал, что ты скажешь это, Давир, - сказал Ларн. – Ты ни во что не веришь. Но как насчет остальных? Учитель? Булавен? Вы же видите, что случившееся с моим прадедом был чудом? Это доказывает, что Император заботится о нас?

- Дело не в том, верим мы тебе или нет, - сказал Учитель, беспомощно пожав плечами. – Даже если считать, что детали твоей истории истинны, салага, эти детали можно интерпретировать очень по-разному.

- Интерпретировать? – спросил Ларн. – О чем ты говоришь?

- Он говорит, что ты слишком наивный, салага, - сказал Давир. – О, конечно, он делает это в своей учительской манере – ходит вокруг да около, вместо того, чтобы прямо сказать, что у него на уме. Но он думает, что ты наивен. Мы все так думаем.

- Ты должен понять, что наш жизненный опыт заставляет нас смотреть на эти вещи по-другому, - сказал Учитель.

- Но как можно смотреть на это по-другому? – спросил Ларн. – Вы слышали историю. Как объяснить то, что тот человек отдал моему прадеду билет? Разве вы не видите здесь руку Императора?

- Не хотелось бы разрушать твои иллюзии, салага, - сказал Давир, - но я сомневаюсь, что рука Императора здесь вообще при чем-то. Нет, похоже, что в этом деле участвовали только руки твоего прадеда.

- Я… Что ты хочешь сказать?

- Он убил его, салага, - сказал Давир. – Человека, выигравшего билет. Твой прадед убил его и забрал его билет. Вот и все твое чудо.

- Нет, - сказал Ларн, недоверчиво переводя взгляд то на одного, то на другого. – Вы ошибаетесь…

- Я представляю, как это могло произойти, - сказал Давир. – Вот твой прадед. Он болен. Он понимает, что выиграть лотерею – его единственный шанс уйти из Гвардии живым. Потом, когда счастливый билет вынимает кто-то другой, твой прадед понимает, что между ним и свободой стоит только жизнь этого человека. И он солдат. Он много раз убивал до этого. «Что значит еще одна жизнь в общем порядке вещей», скажет он себе. Это вселенная, где пес пожирает пса, салага, и похоже, что твой прадед оказался более хитрым и злобным псом, чем другие.