Страница 14 из 16
— Эк! Как? Ик! — говорит подполковник.
И Михалков, сквозь солнце и облака, со своим таким человечным не то грассированием, не то заиканием, запросто так приветствует:
— Здравствуйте, мол, товарищ подполковник, как поживаете, Виктор Игнатьевич?
Теперь представьте себе чувства райвоенкома. Это в заброшенном гарнизоне подполковник человек. А в Москве подполковник — это типа в углу слегка нагажено. Тут ниже генеральского уровня только лужи на асфальте.
Подполковник легко подавляет желание встать, но выпрямление спины и задирание подбородка происходят помимо сознания.
— Так точно, товарищ Михалков! Очень рад, можно сказать, вернее счастлив. Слушаю вас внимательно! Какой вопрос, проблема?
Сколько звонков принимают военкомы — и хоть бы кто поинтересовался их здоровьем или предложил обсудить книжную новинку. Шкурный у нас народ.
Вот сын у меня есть, извещает Михалков. (Да уж понимаем, что не дочь.) Институт кинематографии окончил. Кино видели, наверное, — «Я шагаю по Москве»? Талантливый парень. Я знал, что вы меня поймете. Да-да-да, устройте, пожалуйста, как это в таких случаях. Конечно законно, официально. Медицинская комиссия может комиссовать по здоровью. Простите, если я неправильно выражаюсь, недостаточно знаком, к сожалению. Полностью негоден. Белый билет. Не так? Не важно. Да. Уж будьте любезны.
Понимаю! — заверяет военком. — Так точно! Ваша просьба для нас закон... в смысле честь... в смысле какая радость... Пусть только придет! Очень приятно. Спасибо, что обратились. Всегда. Не мечтал. А как же! Никаких трудностей. Даже не верится, что лично вы сами. Вырос на «Дяде Степе». Честь имею.
Ну. Кто такой подполковник, даже если он честь имеет (что врет цинично). И кто такой член ЦК и лауреат на хрен всего Ленинского и Сталинского? Союз нерушимый республик свободных!!! Твою мать!!! Рассказать — не поверят.
И взбодренный до эйфории подполковник велит соединить его с председателем комиссии, и вызывает к себе начальника по допризыву, и спускает указание призывника Михалкова Никиту Сергеевича, 1945 года рождения, облизывать беспощадно! И диагностировать у него со всей достоверностью плоскостопие, близорукость, язву желудка и рассеянный склероз.
— Пиши больше! — приказывает военком.
— Мы ему еще гипертонию и олигофрению напишем, — щедро предлагает доктор. — Хотите ревмокардит?
Короче, в Никитину медицинскую карту вклеили вкладыш. Поэма экстаза разрослась в гибель цивилизации. Согласно этому предсмертному эпикризу армия должна была треть бюджета выплачивать на лечение Михалкову в его сочтенные предсмертные дни. И заставлять такого человека слезать со смертного одра, чтобы он умер по дороге в военкомат — это просто зверство.
В это самое время рослый спортивный мальчик Никита отметелил каких-то хулиганов до потери здоровья, и легкомысленно высказался в том духе, что армейский подход к проблемам не так уж плох. И папа ощутил возобновление некоторого беспокойства. А ну как что не сработает?.. Молодость опрометчива!.. Собственно, что это за уровень — районный военкомат? Что они решают, мелочь пузатая...
Он смотрит на телефон то ласково, то начальственно, и кружит по кабинету, как торпеда с циркулярным захватом цели. Твердою рукой хватает трубку за горло и извещает о себе горвоенкома лично.
Это уже генерал. Это уже что-то приличное. От этого человека уже что-то реально зависит.
Здравствуйте, говорит, товарищ генерал. Это вас беспокоит член ЦК, лауреат Сталинской премии I степени и Ленинской, кстати, тоже, автор Государственного Гим-
на — не слыхали? я так и думал, — Сергей Владимирович Михалков.
В генеральских выражениях горвоенком отвечает любезно, что рад до невозможности, всю жизнь мечтал. Какими судьбами, чему обязан? Не хотите ли в армии послужить, может быть?
Михалков сокрушается, что в армию не успел по возрасту, теперь бьется головой от горя — слышите стук? пришлось вот тянуть лямку куда тяжелей, на идеологическом фронте поэзии Партия доверила. Можно сказать, весь ваш личный состав Вооруженных Сил воспитан на моих стихах.
Генерала подмывает врубить, что личный состав — дерьмо, но сдерживается. Залог карьеры — не ввязываться в дискуссии.
А Михалков доверительно излагает отредактированную характеристику сына. Генеалогическое древо аж трещит под грузом добродетелей, как яблоня, разродившаяся урожаем золотых гирь. Глянец, румянец, и нимбы катаются по детской лужайке бессмертия.
Генерал уже чувствует, что такого призывника можно использовать только в двух качествах. Или покрыть бронзой и поставить на мраморный постамент в холле Министерства Обороны — или на выходные вручать как переходящий приз победительницам Всесоюзного женского соревнования.
— Преподаватели единогласно самый талантливый студент на курсе, — ненавязчиво курлычет во все щели Михалков. — Юность, такое драгоценное время, ах мы помним скоротечное, полон творческих замыслов, все просто в восторге! Если бы не это он, да разве бы я?.. Патриотизм. Польза Родине. Искусство принадлежит народу, а народ и армия едины! Вы согласны?
Генерал дает гарантию, что такой солдат в нашей армии неуместен. И сопит в трубку с ненавистью. При Хозяине эти шутки не проходили. У Сталина самого оба
сына воевали, один погиб в плену; и под ним — у Хрущева сын погиб на фронте, у Долорес Ибаррури погиб, Тимур Фрунзе, да кого ни возьми; а уж про посаженных и расстрелянных мы не говорим. А нынче, понимаешь, развели кумовство. Все своих недорослей драгоценных суют в МИМО, а там во Внешторг за границу или еще куда. У него у самого сын в МИДе пристроен.
— Я мог бы на вас рассчитывать? — с мужской ласковостью журчит Михалков. — Как отец на отца. Вы обяжете меня, неоценимо, буквально пожизненно. Рад буду, в свою очередь, оказать вам любую ответную услугу, товарищ генерал. Долг платежом красен, хе-хе!..
Ну? Человек, не умеющий оценить ответную услугу, на должности военкома города Москвы продержится минут шесть. Надо понимать, в какой стране ты живешь.
— Я понимаю, — заверяет горвоенком. — И по-человечески, и граждански. Сейчас дам указание. Ну что вы, Сергей Владимирович, какие пустяки. Мы и сами должны были об этом подумать. Столько дел, текучка заела, не отследили, уж не держите сердца на нас. Обращайтесь всегда. Обращайтесь еще.
— Вот и славно, трам-пам-пам, — благодарит Михалков. — (Да-да, большое спасибо.) У меня как раз еще один подрастает. Уж не забуду.
— Какая прелесть, — умиляется генерал. — У вас там много их еще?
И так они милуются и не могут расстаться, довольные друг другом. Генерала тоже можно понять. Член ЦК, лауреат и Герой на помойке не валяется, и в случае чего лишним не будет. А жизнь наша грешная полна неожиданностей. Сегодня ты горвоенком, а завтра под следствием о краже кирпичей.
Уж трубка положена, а улыбка приятности еще висит в воздухе. А пониже улыбки молодцеватый адъютант с выражением нерассуждающей преданности кладет па-
кет. От Сергея Михалкова. Шофер привез. Секретарь занес. Прикажете... что?
Из пакета генерал достает огромную подарочную книгу «Сергей Михалков. Избранное» с дарственной надписью автора и две бутылки элитного армянского коньяка «Наи-ри». И это вносит дополнительное умиротворение. Ну — человек ведет себя прилично. Выказывает уважение.
Генерал поворачивает бутылку на свет и звонит райвоенкому:
— Т у т у меня был Сергей Михалков.
— Так точно!
— Знаешь такого? Слыхал?
— Так точно.
— У него сын призывается.
— Так точно... — подтверждает подполковник выжидательно, а сам ребус решает — кто настучал? просьбу пресечь? дело на контроле? К трубке принюхивается всем лицом: откуда ветер дует?..
— Пометь себе, чтоб выписали ему белый билет.
— Так точно. Все! уже! готово! товарищ! генерал-майор!
— А? Хм. А чего это у тебя все уже готово, интересно. А?
— Так он мне уже звонил. Товарищ генерал-майор.
— А? Михалков тебе звонил? Райвоенком рапортует содержание разговора.