Товарищ генерал

Писарь был искусный разведчик. Он не пренебрегал никакой работой и предпочитал сам в единственном своем лице олицетворять целое учреждение, то есть от начала до конца доводил то или иное дело, не доверяя никому, а если вынужден был вовлекать в свои дела кого-либо, то вовлекал людей неискушенных и уничтожал их после того, как то, чего он от них требовал, было достигнуто. Так он поступил и с Шиковым.

Лица, коими он пользовался для достижения своих целей, подвергались им такой обработке, которая всегда имела в виду характер обрабатываемого.

Он безошибочно определил, что девушка, вошедшая в кабинет коменданта, была та, о которой ему рассказывал Шиков.

Но была ли она советская разведчица или переоделась, чтобы избежать плена вследствие окружения немецкими войсками остатков советского танкового корпуса, — этого он еще не решил.

— Фрейлейн, — обратился он к Зине, — господин комендант пригласил меня, чтобы облегчить ему объяснение с вами. Господин комендант велел мне послать запрос в город Днепропетровск, где- проживает ваша матушка. Уже одно то, что господин комендант решил вам сообщить о том, что обычно делается негласно, доказывает, во-первых, что он вам доверяет, во-вторых, что мотивы задержки с выдачей вам пропуска не те, которые могут возникнуть у вас как у хорошенькой девушки. Не так ли?

— Да, я вполне удовлетворена этим объяснением, — ответила Зина, чуть наклонив голову и опустив глаза. Затем она медленно перевела дыхание и поднялась.

Возвратясь, она подумала прежде всего о том, что за ней следят и надо уничтожить передатчик. Хорошо, что она успела передать сообщение Сурину. Но если комкора переведут в областное гестапо, она должна вовремя предупредить об этом, а у нее не будет передатчика. "Рискнуть?! мелькнула мысль. — Нет, я положительно не гожусь для такого дела. Здесь недостаточно умения смело глядеть в глаза смерти. Как я неопытна, беспомощна, как слабо разбираюсь в людях, несообразительна, а потому и нерешительна в каких-то пустяках, от которых зависит все!" — упрекала она себя.

Это душевное состояние сменилось полным спокойствием.

"Не буду ничего предпринимать. Если арестуют, постараюсь оттянуть время. Станут допрашивать — скажу, что должна подумать.

Неужели не дадут день на размышление? Ведь прилетят наши!

Если спасут комкора, то спасут и меня. Если не спасут его, то и мне незачем жить!"

Эта мысль несколько утешила ее. И это было кстати, потому что вскоре явился переводчик.

— Простите, что пришел без приглашения, — извинился он. — Но вы сами понимаете, что я пришел к вам не в гости. Я человек, жизнь которого уже в прошлом. В мои годы думают о спасении души…

Зине показалось, что ей надо было ответить на эти слова как-то игриво, кокетливо, но она поняла, что это у нее выйдет фальшиво, и она, встав со своего кресла, предпочла стоять молча, опустив глаза. Она не знала, что самая опытная артистка не могла бы придумать лучшей манеры держаться с этим человеком.

— Ваши манеры свидетельствуют, что вы принадлежите к порядочной семье и хорошо воспитаны, — учтиво сказал переводчик.

С губ Зины готова была сорваться насмешливая реплика, но она только вопросительно на него взглянула, как 'бы недоумевая: к чему все это?

Она уже нащупала верное оружие в предстоящем поединке.

Этот человек умеет говорить, и он ничем не рискует, а она, будучи втянута в разговор, может проговориться, поэтому она молча будет изучать его, а чтобы не быть каменной и не производить впечатление замкнутой или испуганной, надо менять выражение лица.

Когда она впервые пришла в комендатуру и разговор надо было начинать ей, она чувствовала себя более неуверенно. Ее изучали, рассматривали, оценивали, как фокусника или актера, теперь она будет поступать так же. Внешность писаря, в свое время поразившая Шикова, поразила и Зину.

Переводчик Продолжал стоять со шляпой в руке и в пальто.

— Я принят вами с холодной вежливостью, и это вполне понятно! Иначе и не может поступать порядочная девушка, которая думает лишь о том, чтобы скорее заключить в объятия старушку мать! — сказал он все тем же учтивым голосом. — Я не хочу вас ни о чем расспрашивать, и вы ничего не должны знать обо мне, Я пришел вам сообщить, что я не отослал запроса…

— Отчего? — спросила Зина.

Переводчик замялся:

— Право, не знаю. Но мне почему-то показалось, что так будет лучше!..

— Вы продолжаете думать, что я все выдумала? — вспыхнула она.

— Я ни о чем не хочу думать. Но у меня есть такая дочь, как вы… Впрочем, это уже лирика… Так, значит, можно послать?

— Конечно!

— Странно! — протяжно проговорил переводчик. — Я понимаю, что вы должны меня ненавидеть… Я служу в немецкой комендатуре… Но неужели вы не понимаете… О нет, я не хочу сказать — раскаяние… это слишком красиво… Я уже сказал вам, что у меня есть дочь, такая, как вы… Она там… На той стороне. Своим поступком я хочу облегчить если не свою старость, то ее участь… Ведь вы бы могли удостоверить, что ее отец оказал вам услугу…

— Услугу? Мне? — удивилась Зина. — Но я не нуждаюсь в ней.

И вам это не принесет пользы. Ведь я для них только девушка, проживающая на территории, оккупированной немцами!

— Вы все-таки могли бы мне помочь, и я бы мог спасти вас, потому что как ни отлично вы играете свою роль, но против вас есть улика, неожиданно сказал переводчик, пристально взглянув на Зину.

Она выдержала его взгляд.

— Мне хорошо известно — продолжал переводчик — что вывоеннослужащая Советской Армии. Связистка по специальности.

Припомните младшего лейтенанта, с которым вы ночевали в санчасти запасного полка…

Зина, не меняясь в лице, проговорила:

— Вы старый и неглупый человек. Подумайте: в каком свете вы будете выглядеть, открыв во мне переодетую советскую связистку? Отправьте ваш запрос, и вы убедитесь, что спутали меня с кем-то.

— Но я видел у него ваше фото… Вы были в военной форме…

— Почему же думаете, что это было мое фото? — спокойно возразила Зина. — Вот вы, например, живо напоминаете мне мою тетю… но я же не стану на этом основании донимать ее, что онаэто переодетый вы!

Зина рассмеялась. Переводчик тоже рассмеялся, что было неожиданно и так не шло к его длинному лицу.

— Странная вы девушка! — сказал переводчик, внезапно оборвав смех. Прощайте, милая барышня, — проговорил он вкрадчиво любезным тоном. Вернее, до скорой встречи!

Переводчик поднялся со своего стула и, церемонно склонив голову, надел шляпу.

Приехав на НП, Харитонов прежде всего спросил, как выполнено задание по спасению командира корпуса.

Сурин сообщил, что самолет приземлился удачно, автоматчики атаковали тюрьму, захватили в плен коменданта и переводчика, освободили командира корпуса, связистку, учительницу и врача, которые помогали ей.

Харитонов, обрадованный таким известием, счел нужным лично поблагодарить участников десанта.

Он тотчас отправился к разведчикам. Синельников, руководивший отделением, атаковавшим комендатуру, рассказывал:

— Ну вот, товарищ генерал, значит, уничтожили охрану, кинулись в подвал. А там Зину истязают! Тут мы, товарищ генерал, не выдержали, съездили по харе переводчика и коменданта так, что, если их допрашивать станете, извините, если они будут заикаться…

— Где Зина? — спросил Харитонов.

— В санчасти, товарищ генерал, мучили ее сильно… Мы вовремя поспели…

В тот же день состоялся допрос переводчика. Харитонов, взглянув на переводчика, не мог отделаться от мысли, что лицо его ему знакомо.

…1913 год. Рыбинское купечество торжественно и разгульно отмечало трехсотлетие дома Романовых. На воротах купеческих особняков развевались трехцветные флаги. Лепные изображения русалок, чаек и морского бога Посейдона чередовались с нимфами и богом торговли Меркурием. Водяные лилии соседствовали с головами быков и рогатыми козлами, игравшими на свирелях. Из венецианских окон со стеклышками цвета морской волны спускались ковры. Один из таких особняков находился рядом с селом Васильевским и принадлежал управляющему судостроительным заводом Локтеву.