Страница 11 из 21
Леонид Ильич предложил послушать несколько стихотворений, присланных ему людьми разного возраста и профессий.
— Конечно, — предупредил он, — в литературном отношении стихи несовершенны. Но это своего рода письма, в которых люди выражают свои мысли и чувства. В письме отражается человек.
О многом говорил он с нами в тот вечер. Люди, которые встречали Л. И. Брежнева на фронтовых дорогах, были рады увидеть его полным сил и бодрости. И снова испытали чувства любви и уважения к своему однополчанину, выдающемуся государственному деятелю, верному сыну партии Ленина.
1976
НА КРЫМ!
Хорошо идти в десант на броненосце. А вы попробуйте пойдите на рыбачьем сейнере, на тральщике, на катере. Высадят вас там, где сроду не причаливали корабли, будете брести по грудь в воде, с полной выкладкой. Если ваше судно опрокинулось или пошло ко дну, добирайтесь вплавь, выручайте грузы продовольствия, боеприпасы, медикаменты. Без них на берегу вас все равно ждет гибель. Уцепившись за кусок земли, — сразу в бой. Впереди враг.
Позади море. Только вперед! Вы окружены-держитесь! Вы блокированы зарывайтесь в землю, экономьте сухари и пули, идите на прорыв, иначе все равно гибель.
Такова в кратких чертах обстановка, которая ожидает десантника.
Если смотреть со скалы — виден глубокий ров. Фашисты выкопали его, опасаясь вторжения наших десантников. Перед рвом гранитный дикий пейзаж, скалы, покрытые колючкой. С моря идет большая волна, она размывает песок: огромные красные дюны громоздятся далеко от берега. Видны остатки домиков под красной черепицей. Вот кусок комнаты: на одной из стен уцелели детские акварели. Перед домом изгородь из необтесанного камня. Моросит дождь, сильный ветер, непрерывный гул разрывов, методический беспокоящий огонь.
Трое подошли к домику, лица обветрены, поперек груди — автоматы.
Они подходят к костру, один — плотный, коренастый сержант лет двадцати восьми, другой помоложе, высокий худощавый рядовой, третий — усатый, пожилой человек лет под пятьдесят. Те, что помоложе, заслужили звание Героя Советского Союза. Они первые высадились на крымскую землю. Зайдя во фланг противника, бросились в самую гущу немецкого подразделения и открыли огонь. Вдвоем овладели высотой и продержались до подхода наших сил.
— Как ваша фамилия? — спрашиваю одного из них.
— Полупанов!
— А вы уж не Герасимов ли?
— Так точно!
— Что ж, и мы орден Славы получили, — говорит третий, по фамилии Твердохлеб, — за раненых.
— Сколько человек вы спасли?
— Не знаю. Не считал. Там записывают в какую-то книгу, а у меня одна думка: всех из огня вытащить.
Дует норд-ост над проливом. За Крым идут бои. Разоренные, разграбленные жители становятся иногда свидетелями, как группа бойцов блокирует дом. Блокируют дом так: несколько бойцов вызывают на себя огонь противника, другие поодиночке просачиваются с флангов. И вот — сидит старушка в погребе и слышит, как идет борьба за ее дом. Боец прилег у погреба и вдруг вздрагивает. Кто-то прикоснулся к нему. Оглянулся, а это старуха сует ему в карман черствые лепешки.
— Зачем вы это, бабушка?
— Да как же! Вы ж голодные!
Боец тут же, на ходу, коротко-ведь идет бой! — разъясняет женщине, что у него в сумке не только хлеб, но и консервы и печенье. И лицо старушки светлеет.
С горы Митридат видна Керчь. Здесь, — на этой горе, после войны будет стоять памятник советским десантникам, их мужеству, их воле, их самоотверженности. Десант был окружен с суши и блокирован с моря. Но героические десантники выстояли. По тылам противника, круша, уничтожая вражеские гарнизоны, они прорвались к пригороду Керчи, горе Митридат, овладели ею, в критические минуты вызывая на себя огонь нашей дальнобойной артиллерии.
Перед нами несколько донесений. Это разговор по радио командующего фронтом И. Е. Петрова с командиром дерзкого десанта, высадившегося на Крымском полуострове, полковником Гладковым.
Гладков. Силы и боеприпасы иссякают.
Петров. Держитесь! Боеприпасы вам сегодня ночью перебрасываются самолетами. Приказываю весь день прочно удерживать занимаемый район, тщательно готовьте выполнение приказа ноль-ноль пять.
Гладков. Десантники героически отбивают яростные атаки во много раз превосходящих сил противника.
Петров. Понимаю ваше положение. Требую в течение сегодняшнего дня приложить все усилия и удержать за собой район.
Гладков. Противник с восьми ноль-ноль все время атакует пехотой, танками и авиацией. Отбиваем атаки в рукопашных схватках. Если до вечера продержусь, выполню ваш ноль-ноль пять.
Выполнять буду без огня, молниеносной атакой. Думаю, прорвусь и выйду.
Петров. Правильно!
Гладков. Обманул фрицев. Ушел из-под носа у них. В шесть ноль-ноль занял гору Митридат.
Полковник Гладков обходит своих солдат. Это невысокий человек, лет сорока пяти, неторопливый, сдержанный. На нем серая полковничья папаха и армейская шинель. Видно, он еще недавно был полнее и шинель плотнее облегала его. Смуглое лицо полковника сурово-неподвижно. Кофеино-карие глаза смотрят прямо.
И только подбородок с ямочкой да неожиданная добрая улыбка, мгновенно озаряющая его лицо, дают понять, что этот человек чуток и внимателен к бойцам.
Полковник молча останавливается перед бойцами и, потупив взгляд, здоровается.
— Ну, здравствуйте! — говорит он сочным голосом.
— Здрасте! — слышится в ответ.
— В Эльтингене были?
— Были.
— Митридат брали?
— Брали!
— Все понятно!
Примечательно тут то, что нежность и отеческая любовь не выражается словами. Это то, что стоит за словами. И о геройстве тут не говорится прямо. "В Эльтингене были? Митридат брали? Все понятно!"
Приступают к выдаче наград. Маленькие коробочки лежат на столиках. Штабной офицер вызывает людей. К столику подходит рядовой. Гладков протягивает ему орден, пожимает руку и говорит тихим, проникновенным голосом:
— Приказом по войскам армии вы награждены орденом боевого Красного Знамени. Поздравляю! Кроме того, вы представлены к ордену Ленина.
Награжденный берет орден в левую руку. Правой отдает честь и пожимает руку полковнику. Со словами "Служу Советскому Союзу!" поворачивается и идет в строй.
Десантнику Ефремову Гладков вручает три ордена. При этом он говорит:
— Ефремов! Поздравляю! Больше нечего тебе сказать.
Среди солдат и офицеров, вызванных для получения наград, обращает на себя внимание молодой казах с телосложением борца. Рассказывают, что в катер, на котором переправлялась его рота, угодил снаряд. Казах выбрался на берег и присоединился к атакующим бойцам другой роты. Он не понимал по-русски, но шел вперед, с ожесточением прокладывая себе путь. Он понимал, что ему нужно стрелять и двигаться вперед. А ночью, когда все бойцы ужинали, он тоже подошел к походной кухне и протянул свой котелок.
— Ты не нашей роты. На тебя нет продуктов, — сказал повар.
Солдаты зашумели:
— Это наш! Ты бы поглядел, как он дрался. Сколько фрицев уложил!
Повар накормил его.
Кто-то рассказал о нем ординарцу командира десанта. Ординарец тоже был казах. Они разговорились. Солдат сказал, что он родом из Актюбинска. У берегов Крыма разбило его катер. Он присоединился к смелым. Усмехнувшись, он сказал, что его старушка мать дала ему талисман, предохраняющий от пуль. Но вот беда — мать не заговорила его от снарядов. Женщина не знала, чта они собой представляют, и в ее заговорах нет даже такого слова. Вот почему снаряд попал в его катер. Зато она заговорила его от беды на море — поэтому он выплыл.
Дует норд-ост над проливом. За Крым идут бои. В коротких сводках вы можете прочесть: такой-то полк успешно овладел таким-то рубежом. Глаз уже привык к таким донесениям. Но попробуем вдуматься, что стоит за скобками такого донесения. Какойнибудь немецкий офицер, быть может, говорил другому: "Здесь они не пройдут!" И при этом делал рукой такое движение, точно стирал с доски решенную задачу. С этим участком, дескать, покончено. Не стоит о нем думать!