Малышок

На углу в утренних сумерках замаячила фигурка в ватнике и большой теплой шапке с торчащими ушами.

- Здорово, деятели! - сказала фигурка тоненько.

Сева ответил: «Здорово», а Костя промолчал. Он недолюбливал токаря из ремонтного цеха Кольку Глухих, с которым подружился Сева. Этот Колька был худенький, хорошенький, с румяным личиком и маленьким ртом бантиком. Суетливый, суматошливый, увлекающийся, он не нравился Косте. К заводской работе Колька, как и Сева, относился легко, считая, что это неинтересная чепуха и что настоящие дела можно свершить где угодно, только не в цехе. Пустой человек, хоть и токарь второго разряда… Но одного нельзя было отнять у Кольки - он интересно рассказывал, как живут дикие индейцы, как плавают по морям матросы и как охотятся за тиграми.

О его жизни было известно немногое: он жил с матерью и сестрами в собственном домике возле Земляного холма; его отец, гвардии капитан, воевал на фронте, и Колька им очень гордился.

Из кармана Колька вытащил книгу и вручил Севе-

- На. Это «Всадник без головы». Очень интересная. Первой страницы нет, но ты поймешь.

- Читал я «Всадника без головы». А где «Золотая лихорадка»?

- «Золотая лихорадка» у Ваньки Белобородова. Послезавтра отдаст… Ага, ты надел белые туфли! Думаешь, так тебе и выпишет Бабин ботинки!

- Выпишет! Цех должен спецобувь дать. А свои я починю и спрячу до похода в тайгу.

- Дельно, деятель, - одобрил его Колька.

Разговор возобновился, когда мальчики вышли на холм.

- Ну как, он согласен? - обратился Колька к Севе.

- Ну как, согласен? - спросил Сева у Кости.

Уходя от вопроса, который будто прилип к его спине, Костя ускорил шаг.

- Понравилось стружку таскать! - насмешливо проговорил Сева.

- Меня за станок поставят, - возразил Костя. - С завода самоволом уходить нельзя, - привел он еще одно соображение.

Нагнав его, Колька пошел рядом, то и дело оступаясь с узкой тропинки в сугробы.

- Ты пойми, ты как следует обдумай свое положение! - заговорил он горячо. - Какую пользу ты приносишь фронту? Таскаешь стружку на Гималаи. Ты чернорабочий, и только. Ну, поставят, предположим, тебя токарить. Когда ты еще настоящим токарем станешь! Через год или через два. А когда мы из тайги вернемся, о нас в газетах напишут, честное слово!

Сердце Кости сжалось. Как надоело ему таскать стружку на свалку, которую ребята прозвали Гималаями! Как часто мечталось о тайге, где уже давно шел зимний промысел! Хоть бы на минутку перенестись в Ивдель, в Румянцевку, увидеть друзей-товарищей, сбегать на лыжах в тайгу с берданкой Митрия, подышать родным воздухом…

- Поведи нас за Ивдель, - продолжал убеждать его Колька. - Покажи дорогу к золоту. Пойми, что мы сразу принесем такую пользу!… А стружку пусть другие таскают.

- По дороге нас поймают, - сказал Костя, чувствуя, что железный обруч все сильнее сжимает сердце.

- Наврал он! - вмешался Сева. - Выдумал про какую-то вогульскую тамгу, а теперь вертится.

- Нет, все это правда. Я тоже слышал, что вогулы знают хорошие золотые места… Но только нужно иметь друга-вогула… Так что же ты скажешь, Малышок? - просительно продолжал Колька, заглядывая в лицо Косте. - Соглашайся, деятель, ей-богу!

Послышался заводской гудок. Сначала он был далекий, хрипловатый, а потом окреп, нашел Костю, и сердце сразу очистилось от смуты. Нужно было спешить на работу, вот и всё.

- Да ну вас, чего привязались! - сказал он и в тот же миг слетел с тропинки в глубокий сугроб.

- Шакал! - яростно крикнул Сева. - Фронту помочь не хочет! В другой раз я тебя еще не так!

В глазах у Кости потемнело. Он пытался выбраться на тропинку, но снег и сухая глина осыпались под дрожащими руками.

- Держись, парень! -услышал он незнакомый голос, схватился за палку с толстым резиновым наконечником, протянутую ему сверху, выбрался на тропинку и очутился лицом к лицу с человеком в военной шинели и военной фуражке без звездочки.

Он был высокий, худощавый, и лицо у него было очень бледное, почти прозрачное, с небольшой золотистой бородкой; опершись левой рукой о палку, он с улыбкой смотрел на Костю, который, тяжело дыша, сбивал с одежды снег и глину.

- Что ж это вы в тылу не ладите? - спросил он. - Воевать нужно на фронте, а вы в тылу баталии устраиваете. За что они тебя?

- Я им тоже покажу! - рванулся вслед за обидчиками Костя.

Но человек заступил ему дорогу.

- Постой, не спеши в драку, - сказал он спокойно. - А где спасибо?

- Спасибо, дядя, - смутившись, поблагодарил Костя и неожиданно для себя спросил: - А вы, дядя, с фронта?

- Не сразу… В госпитале долго лежал. (И только тут Костя заметил, что человек держит правую руку подогнутой, будто деревянную.) А ты работаешь? На каком заводе?

- На номерном.

- Плохо дело, если у вас ребята не дружные, - укоризненно проговорил человек. - Не много наработаете…

- Не, не все такие, - встал на защиту завода Костя. - У нас ребята со зла не дерутся. Драться мастер не велит. А эти… Дураки они…

- Кажется, ты немного остыл, - сказал человек. - Беги на завод, а не то опоздаешь.

Мячиком скатился Костя с холма. Человек в шинели проводил его улыбкой. Он, прихрамывая, шел в том же направлении и внимательно рассматривал завод, будто изучал его.

К проходной завода Костя поспел, когда затихал последний гудок.

- В другой раз под гудок не пропущу, засоня! - пригрозил старенький вахтер, бросив взгляд на пропуск.

Проскользнув в цех, Костя сразу увидел Севу, который начинал неторопливый рейс с тележкой. Уже шумели станки, завивая первую стружку, вжикала шлифовалка, бросая снопы искр из-под корундового круга; по среднему проходу, позванивая, пробежал электрокар… Работа шла полным ходом, и никому не было дела до двух подсобных рабочих.

- Мастер приказал стружку от колец убирать. Берись за тележку, - сказал Сева как ни в чем не бывало и, заложив руки в карманы ватника, зашагал впереди, спокойный, с сосредоточенным взглядом, с крепко сжатыми губами, и Костя невольно подчинился ему.

Станки, резавшие кольца, находились в глубине цеха, возле боковых колонн.

На предпоследнем работала Катя, а на последнем - Леночка Туфик, эвакуированная с Украины. Она жила неподалеку от Галкиных со своей матерью-медработницей, а ее братья воевали на фронте.

На заводе Леночку звали Ойкой, потому что она всегда ойкала, будто пугалась.

- Ой, похоронная процессия тихим шагом в белых туфлях идет! - ойкнула она, увидев Севу и Костю.

Костя поставил тележку возле кучи мелкой стружки и вынул из коробка железный совок.

- Наконец-то явился! Целый год ждать нужно! - сказала Катя. - Удивляюсь, - продолжала она, ловко зажимая заготовку-трубку в патроне станка, - почему ты работаешь за Булкина-Прогулкина?

- Они друзья! - прыснула Леночка. - Один друг на другом катается.

- Чего вяжетесь! - не стерпел Костя.

- Совершенно правильно, нечего за него заступаться, если сам не понимает, что он раб-слуга Прогулкина, - сказала Катя. - Можешь даже его белые туфли зубным порошком чистить…

- А зубы - гуталином, - прыснула Туфик.

Это было глупо, но Костя почувствовал себя уничтоженным. Однако пытка его только начиналась.

- Ужасный резец! - небрежно заметила Катя. - Опять села режущая кромка… Придется заправить.

Намерение Кати так поразило Леночку, что она сняла очки в широкой черной оправе и стала их протирать.

- Ой, ты же не умеешь заправлять резец! А если мастер увидит?

- Мастер на совещании у директора, - сказала Катя и направилась к крайней колонне, возле которой стоял наждак.

Что-то очень острое вонзилось в сердце Кости. Они с Катей поступили на завод одновременно, но Катя уже самостоятельно заправляет резец, а он убирает стружку у ее станка. Вот она включила рубильник. Наждачный круг быстро завертелся, отбрасывая капельки воды. Вот она, наморщив лоб, крепко прижала к черному блестящему наждаку резец, и вверх ударил фонтан белых искр. Казалось, что девочка схватила за голову длиннохвостую комету. Вот, остановив наждак, Катя тронула пальцем горячую кромку резца, удовлетворенно кивнула головой, вернулась на место, напевая, зажала резец и пустила станок.