Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 61

- Чьи это? - спросил он осторожно.

- А хоть чьи… Их забыли в столярке. Я пробовал кататься, только у меня пока не получается. Ровного места нет, одни горы. Трудно устоять на лыжах.

- Чего там трудно! - усмехнулся Костя. - Завтрась побежим?

- Решено! Заодно давай условимся, что ты забудешь слово «завтрась» и будешь говорить «завтра».

В круглой железной печурке загудел огонь. Миша вскипятил чай и на стол выставил хлеб, сахар и немного масла в стеклянной баночке. Счастливый Костя пил чай; Миша радушно угощал его хлебом с маслом.

- Ты немного похудел - должно быть, потому, что решил подрасти, - сказал он, улыбаясь, своему другу. - Правильно задумано. Расти тебе надо целый метр с половиной, не считая двух четвертушек… Ну, чего молчишь? Язык у тебя очень коротенький. А как тебе живется?

Теперь все обстояло замечательно, потому что возле Кости был Миша, тоже немного похудевший и ставший взрослее, но по-прежнему веселый, ласковый.

Номерной военный завод, дом за холмом - все это показалось очень далеким, и было неясно, существовало ли это на свете или только приснилось.

- За станок еще не поставили? В подсобных ходишь? Не хмурься. У меня есть совершенно блестящий план.

Только-только Костя собрался спросить, что это за план, как в дверь постучали.

- Товарищ Собинов, вас ждут! - И густой голос пропел: - До-ре-ми-фа-соль-ля!

Какой Собинов? Но Миша ответил, точно и впрямь был не Полянчук:

- Сейчас, товарищ Шаляпин! - И он объяснил Косте: - Здесь почти все украинцы живут. Мы перед сном концерты устраиваем, как знаменитые певцы. Хочешь послушать?

- Хочу…

- А глаза слипаются… Ложись-ка спать. Я с товарищами посижу часок. Только займи не больше пятидесяти процентов койки. Я тоже иногда ночью сплю. - И с этой шуткой Миша ушел.

Раздевшись, Костя повесил носки возле печурки и нырнул под одеяло. Как спокойно было в комнатушке над заснеженным лесом! Внизу что-то мягко зазвенело, голоса слились в незнакомую красивую песню, и Косте стало грустно, потому что его счастье было неполным. Где Митрий? На фронте… Фронт - это, наверное, вроде той поляны, где Митрий принял на длинный вогульский нож большого медведя и где они с Митрием потом свежевали жирную тушу. Только на фронте вместо медведя - фашист. Убил Митрий фашиста? Непременно убил, и не одного фашиста, а много, не счесть… Голоса внизу зазвучали веселее, и грусть стала нежной.

Если разобраться, Костя прожил с братом очень мало. Митрий все уходил да уходил в тайгу, оставляя Костю в Румянцевке, у старушки Павлины Леонтьевны Колобурдиной. Он был уверен, что братишка не пропадет. Ведь Костя и золото мыть и на строительстве работать - все умеет. Вот только учиться было некогда… А Митрий бродил с товарищами по берегам золотоносных речушек, ловил соболей капканами; прошлой зимой подался к вогулам, весной принес шесть собольих шкурок да заветную тамгу Володьки Бахтиарова, забрал Костю со строительства бараков, сдал шкурки в «Заготпушнину» и пировал два месяца. Потом вдруг война, и вот Митрий, обнимая Костю, щекоча его своими усиками, говорит…

На этом Костя заснул…

Из лесу вышла большая осторожная тень на высоких ногах. Ее выслала в разведку тайга, узнав, что в резном доме появился Малышок. Тень остановилась на опушке, чуть слышно втянула воздух, почуяла запах дыма и качнула рогами - большими, как старые еловые лапы. Долго смотрела она на освещенные окна - три внизу, одно под самой крышей. До круглых настороженных ушей доносились людские голоса - люди пели, как иногда поют охотники у костра. Тень забеспокоилась, медленно повернулась и ушла в лес, широко переставляя ноги по глубокому лунному снегу.

Солнце светило в окошечко, когда Костя открыл глаза. Как он заспался после вчерашнего длинного дня! На печурке чайник хлопотливо стучал крышкой.

- Вставай, Малышок! - весело окликнул Миша. - Зимний день коротенький. Нужно провернуть тысячу дел на большой скорости.

За завтраком Костя поделился с другом мыслями о брате.

- А ты напиши в Румянцевку старушке, у которой вы жили, и спроси, нет ли писем от брата, - сразу посоветовал Миша. - Если есть письма, пускай пришлет их на твой нынешний адрес. Давай спланируем день так: сейчас возьмемся за дело, потом пройдемся на лыжах, а вечером напишем письмо.

Убрав со стола, Миша принес снизу отрезок доски, достал молоток и гвозди.



- Покажи, как ты держишь молоток. Правильно я держу?

- Не!… Неправильно, - определил Костя. - Ты ручку-то не жми, не силься. Держи легонько, играючи, - хоть сколько стучи, не уморишься.

- Теперь покажи, как ты опускаешь молоток. - Хорошенько приглядевшись, Миша все понял. - Вернее сказать, что ты его не опускаешь, а бросаешь всей тяжестью на шляпку гвоздя. Так я говорю?

- Выходит, так… А надо всех ребят научить? Тогда я долго здесь буду?

- Ты обучишь человек десять, и они тогда станут инструкторами передового метода. А хочешь на филиале остаться?

- А то нет! - откровенно признался Костя. - Чего я буду в подсобных ходить!

- Все учтено! - скрепил Миша. - У меня такой же план. Продолжаем! Теперь покажи, как молоток должен касаться шляпки гвоздя, чтобы он без разговоров входил в дерево.

Долго еще со смехом и шутками трудился Миша, пока будущий руководитель стахановской школы не усвоил, как нужно передавать ребятам искусство заколачивания гвоздя с одного удара.

Заодно Костя учился правильно произносить слова. Потом Миша вздумал забивать гвозди по-стахановски и так разохотился, что обо всем забыл.

- На лыжах-то пойдем? - напомнил Костя.

Они вышли на крылечко, пощурились, привыкли к солнцу, и началась возня. Костю удивило то, что ловкий, подвижной Миша выглядит увальнем на лыжах. Спортивные лыжи были не такие удобные, как охотничьи лыжи, но Костя сразу привык к ним, сделал несколько петель вокруг Миши, который кое-как ковылял через полянку, бросил палки под елью: «А ну их!» - и побежал, расставив руки, немного согнутые в локтях, по-вогульски.

- Давай под гору скатимся, - предложил он Мише. Тяжело дыша, тот посмотрел вниз и покачал головой:

- На сосну налечу. Тут их много торчит.

- А ты от сосны в сторону…

- Вот тогда я уж непременно другую сосну сломаю, самую толстую.

- Какой ты! - огорчился Костя и вдруг закричал: - Глянь, глянь, зверь! - и показал на широкий след под сосной.

- При чем тут зверь! - удивился Миша. - Корова, наверное, была…

- Какая корова! Кажу, зверь! - И пояснил: - Сохатый тут был… ну, лось по-городскому. Понимаешь?

- Что же, может быть, - согласился Миша. - Я слышал, что несколько лет назад в здешний парк культуры забежали два лося. За ними нельзя охотиться возле города, вот они и бродят где попало. Знаешь, что я придумал, корешок? Воспользуйся случаем и покатайся в полную волю. Беги за своим зверем, а я заберусь домой и почитаю…

Улыбнувшись другу, Костя бросился под гору - не за сохатым, а просто так. Маленькая фигурка мчалась между соснами, оставляя за собой облако легкой, блестящей снежной пыли. Вот на пути встретилось какое-то препятствие - пень или камень, прикрытый снегом. Костя сжался, подтянул лыжи, подпрыгнул и снова замелькал среди толстых стволов.

«Чертенок!» - подумал Миша с невольной завистью.

Костя летел все дальше. Воздух наполнил грудь, свистел в ушах, горячил лицо. Он забыл обо всем, что было за этими соснами. Тайга, родная тайга, неожиданно найденная возле города, приняла его - не гостя, а хозяина.

Он скатился в долинку между горушками и побежал, оглядываясь по сторонам. Ладный, рослый лес, только больно уж чистый. Какие завалы валежника начинались почти сразу за Румянцевкой, как много было палых лесин, как часто путь преграждали речушки! Но и здесь хорошо! Каждая сосна отдает ему часть своего чистого дыхания, каждая что-нибудь шепнет. Между ветвями светится нежное зеленоватое небо, на темной хвое лежит бледное солнечное золото, а вокруг много следов - и заячьих, и лисьих, и горностайчик пробежал…