Воскрешение

Рынок с другими частями города соединяли четыре широких добротно выложенных из камня моста. Два из них вели на запад, в Королевский квартал, в который простым горожанам ни за что не попасть. Бдительная и, что более удивительно, неподкупная стража, дежурившая на обоих мостах, не пропускала никого в самую богатую и красивую часть города. Исключение составляли знатные вельможи, их многочисленная челядь, обычные дворяне филанийского происхождения, очень богатые купцы, бывшие поставщиками королевского двора, высокопоставленные чиновники из министерств и прочие менее значимые лица, имеющие при себе пропуска за подписями альмирского коменданта и градоусмотрителя. Площадь острова была огромной, равной примерно четвертой части всего города, и, конечно же, нищий информатор Дарка не знал, что в Королевском квартале находится кроме дворца филанийского монарха и зданий министерств.

Еще более недосягаемым и соответственно окутанным ореолом таинственности для жителей Альмиры был расположенный почти на самой южной окраине города Остров Веры. Там находился величественный храм Святого Индория, чьи колокола устраивали ежедневную экзекуцию ушам верующих; несколько хозяйственных построек, также принадлежащих служителям истинной, по мнению филанийцев, индорианской веры; и казарма церковной охраны, призванной блюсти покой святых отцов и не допускать в святая святых снедаемых мирскими страстями мирян. По словам нищего, весь этот остров был как на ладони и хорошо просматривался с соседних островов, но попасть на него было еще труднее, чем в Королевский квартал, то есть практически невозможно. Верховное духовенство провозгласило остров святой землей, на которую может ступать нога лишь тех, кто без остатка посвятил свою жизнь служению святому Индорию, иными словами, священнослужители да монахи, но и то далеко не все, а лишь призванные Верховным Духовным Советом для выполнения особо важных миссий. Исключение из этого незыблемого правила составляли лишь король и члены венценосной семьи. Даже самые влиятельные вельможи королевства не могли переступить святой рубеж. Беспристрастно блюдущая заветы святого Индория охрана, по слухам, состоящая из отменно обученных воинскому делу и святым боевым молитвам монахов, была готова без предупреждения уничтожить каждого, кто решился бы осквернить своими сапогами благословенные самим Индорием земли: женщин, детей министров, генералов и даже самого короля, если он прибыл не по вызову духовенства.

Для большинства филанийцев Остров Веры был окутан ореолом таинственности и одновременно трепетного почитания. Истинно верующие не сомневались, что порой сам святой Индорий спускается с Небес на святую землю острова, чтобы наставить лучших своих служителей на путь истинный, чтобы указать им своим перстом, как привести к вечному благоденствию души вверенной им паствы. Любое же вмешательство в дела небесные мирского, а значит, подверженного низменному греху могло нарушить святое таинство, что привело бы к непоправимым последствиям и было бы на руку богомерзким приспешникам темных сил.

Как моррон, которому в свое время на многое открыли глаза собратья по клану, Дарк придерживался совершенно иной версии о построении мироздания, нежели индориане, приверженцы Единой Веры, или любые иные священники. Он не сомневался в истинной причине запрета на посещение Острова Веры, и от этого ему еще больше хотелось туда попасть. Верховное духовенство создало свой маленький мирок, чтобы никто не видел, как сильно оно само движимо мирскими страстями и соблазнами. Обжорство, пьянство, алчность, разврат и прочие присущие человеку пороки далеко не всегда обходили стороной священнослужителей высокого сана. Но утверждать, что верхушка Индорианской Церкви погрязла в грехе, моррон, конечно же, не мог. Как говорится: «Не пойман – не вор!», а святые отцы повели себя мудро: предприняли все меры предосторожности, чтобы не допускать к своим покоям посторонних свидетелей. Впрочем, чистота приближенных к святому Индорию душ не волновала Аламеза, в отличие от подземелья храма, в котором наверняка хранились не только церковные сокровища, но и более ценные предметы, например отобранные у приспешников темных сил колдовские шары, более известные в богомерзкой общности чародеев и магов как коммуникационные сферы.

Моррона, естественно, не порадовало, что целых два острова, составляющих примерно треть общей площади города, оказались для него закрытыми, однако Дарк не сомневался, что рано или поздно проникнет и туда, что ни кварталу для знати, ни освященной земле не избежать четкой армейской поступи его нечестивых сапог. Пока же ему предстояло начать исполнение своих планов в тех местах, где появление отставного наемника не вызывало бы недовольства ни городской стражи, ни монахов, сменивших мешковатые робы на стальные доспехи.

Возможных вариантов оставалось не так уж и много, а если точнее, всего лишь два, поскольку занимавший весь юго-западный остров порт был совершенно неинтересен моррону. Что ему делать на рабском рынке или в лагере для рабов? Какие полезные сведения можно раздобыть, крутясь возле хорошо охраняемых складов, где чужеземные купцы держали привозимые на кораблях товары? Беседы с пьяной иноземной матросней, зачастую говорившей по-филанийски еще хуже, чем он, тоже не привели бы к ощутимому результату и не способствовали бы продвижению Дарка в его поисках. Тому, кто не хочет познать секреты судостроения и ремонтных работ, а также освоить простые приемы поправки потрепанного ветрами такелажа и очистки обросших в плавании ракушками корабельных днищ, незачем заглядывать в доки. Нет, конечно же, посещение порта значилось в плане действий моррона, там у него была назначена встреча с вампиром, но до той ночи Дарк не собирался изучать окрестности людного кабака. В этом не было необходимости, да и впечатления, скорее всего, оказались бы далеко не из приятных.

Третий мост, ведущий с рыночной площади в город, охранялся гораздо хуже, чем два предыдущих. Он вел на остров, находящийся на юго-западе от рынка, в самом географическом центре Альмиры. Туда беспрепятственно пропускали не только богатых купцов да чванливых вельмож, но и всех без разбора лиц, обладавших хоть каким-то достатком. В хорошей одежде, с внушительным ворохом заверенных подписями армейских чиновников и гербовыми печатями бумаг, да еще с толстым кошельком на поясе, Дарк мог легко миновать пост охраны. Изначально остров назывался Городом Мастеров, но острые на язык представители низов альмирского общества быстренько переименовали его в Остров Торгашей, и в этом был скрыт грустный смысл…

По словам разговорившегося нищего, еще полвека назад в довольно престижном и ухоженном городском квартале находились лавки и мастерские искусных ремесленников, не только создававших, но и самостоятельно продававших знати и прочим состоятельным покупателям особо изысканные и надежные товары высокого качества. Там работали творцы ремесленного дела, которых в цехах не найти: лекари, варившие чудодейственные микстуры; картографы; торговцы книгами и редкими товарами; столяры, делавшие мебель для домов и замков господ; оружейники, ковавшие доспехи и мечи для знати; портные, шившие прекрасные и неповторимые по полету их безумных мыслей платья для желавших сверкнуть своей красотой на балах и празднествах светских дам; и прочие мастера, плоды чьих трудов можно было приравнять к произведениям искусства.

Однако все в жизни меняется, и далеко не в лучшую сторону, если за дело активно берутся жадные до денег перекупщики и прочие личности, пытающиеся занять выгодное местечко между мастером, создающим вещь, и испытывающим в ней нужду покупателем. Постепенно, год за годом, мастерских на острове становилось все меньше и меньше, а число лавок для состоятельных клиентов все росло и росло. Свои позиции умудрились удержать лишь те мастера, чьи уникальные творения высоко ценились при филанийском дворе, но таких счастливчиков было очень и очень мало. Их маленькие мастерские казались утлыми лодчонками, как-то случайно заплывшими в грозную эскадру коммерческих кораблей.