Мастер тату

– Проходил.

– Обратно не выходил?

– Нет.

– Спасибо за информацию, – сказал Кирилл. – Между прочим, милиция. – Он продемонстрировал удостоверение. – Все под контролем, не волнуйтесь...

Дежурная и не думала волноваться. Она сосредоточенно вязала, и число петель волновало ее куда больше всяких там чернявых парней и белобрысых милиционеров. Она лишь автоматически занесла в память, что в сторону пятьсот двадцать шестого проследовали двое: один высокий, другой – не очень. Один торопился, другой – не очень.

Кирилл убедился, что номер, куда прошел Мурзик, находится в противоположном от пожарной лестницы конце коридора, и сделал обнадеживающий вывод:

– Кажется, мы его блокировали.

– Кажется... – неуверенным эхом отозвался Львов.

– Звони Хорьку, пусть он немедленно чешет сюда... И будем паковать Мурзика.

– Ага, – кивнул Львов и метнулся назад, к дежурной, но тут по закону подлости выяснилось, что у нее лишь аппарат внутренней связи. Львов горным козликом поскакал все по той же пожарной лестнице вниз, в вестибюль. В отличие от Кирилла, он не испытывал лихорадочного азарта в предвкушении "упаковки" Мурзика. Все это очень походило на авантюру, а авантюр, в отличие от показательных задержаний, Львов видел предостаточно... Он успокаивал себя лишь тем, что, не будь его, Львова, здесь, Киря наломал бы дров еще больше.

Хорек оказался на месте и даже подошел к трубке. Доказать ему, что необходимо приехать в "Алмаз", оказалось сложнее, но Львов справился с этим, хотя и вспотел. Он преподнес Хорьку всю сегодняшнюю историю как немыслимый фарт – все уже сделано, преступник вычислен, выслежен и блокирован. Нужно лишь подъехать и треснуть его по башке – тогда триумф и благодарность начальства обеспечены. Хорьков для вида задумчиво посопел в трубку и буркнул:

– Ну ладно... Я сейчас.

Львов повесил трубку и прикинул: сколько времени понадобится Хорькову, чтобы примчаться в гостиницу. Получалось, что минут семь-десять. Может, и быстрее – кажется, идея дележа славы на троих здорово зацепила Хорька.

Львов засек время и стал похаживать взад-вперед по вестибюлю, поглядывая то на часы, то на стеклянные двери гостиницы. Подобные прогулки обычно располагают к раздумьям, ну а Львов не мог сейчас думать ни о чем другом, как о Мурзике, Пушкинском сквере и двоих убитых. То есть о троих, если считать собачку.

Значит, не маньяк, не серийный убийца. Что ж, так оно и лучше. Бородину не нравилась эта версия. Посмотрим, понравится ли версия о наркоторговце, который убивает своих бывших клиентов. И отрезает им руки. А на хрена он отрезает им руки? Львов наморщил лоб.

Допустим, Мурзик хотел не просто убить девушку, а устроить акцию устрашения – чтобы другим неповадно было. Опять-таки – проще пугать отрезанным пальцем, а руку... Что, в багажнике ее возить?

Львов вспомнил, что машина Мурзика стоит перед гостиницей. Пойти посмотреть, что ли? Тьфу ты, бредятина всякая в голову лезет! Отрезанная рука в багажнике... Она же воняет. Львов снова поморщился – мысли в голову лезли какие-то дурные. А версия Кирилла вовсе не казалась стопроцентным верняком...

Но тут в вестибюль гостиницы "Алмаз" пушечным ядром влетел Хорьков – набычившись, засунув руки в карманы, скривив губы в изуверской ухмылке... Охрана на входе на всякий случай отошла подальше.

Львов приблизился к этому страшному человеку и кивнул на освободившийся лифт.

– Нам туда. Пятый этаж.

– За пятнадцать минут сработаем? – деловито поинтересовался Хорьков. – Мне к брату нужно успеть...

– Понимаешь, главное, не взять этого типа, главное – его расколоть. За этим мы тебя и пригласили, – сделал Львов скромный комплимент.

– Вы обратились по адресу, – самодовольно признался Хорек. – У нас будет захват, плавно переходящий в чистосердечное признание. Он даже не почувствует боли... Там кто еще с тобой? – Хорек ткнул пальцем вверх. – Иванов?

Львов согласно кивнул, и Хорек не упустил случая прошипеть сквозь зубы:

– Пацан... Салага.

– Нужно обучать молодые кадры, – заметил Львов. Минуту спустя они вышли из лифта на пятом этаже, и Хорек, разминая кисти, поинтересовался:

– А где он?

Львов недоуменно посмотрел по сторонам и развел руками – молодого кадра по фамилии Иванов, он же пацан, он же салага, в коридоре пятого этажа не наблюдалось. У Львова появилось нехорошее предчувствие. С трудом удерживая это предчувствие внутри себя и не выплескивая его наружу, он подошел к дежурной. Конечно, эта дура ничего не знает – да, был тут такой, стоял возле лифта... Куда делся – неизвестно.

– Звоните в вашу службу безопасности, – велел Львов. – Пусть пара человек поднимется сюда к нам...

– Правильно, – одобрил Хорек. – Чем больше народу, тем больше угару и веселья! – Он вытащил из наплечной кобуры пистолет. – В каком номере сегодня гуляем?

– Пятьсот двадцать шесть, – сказал Львов. Он посмотрел на "ствол" Хорька и вспомнил, что из оружия захватил лишь связку ключей и бумажник. А еще у него снова заныл зуб. Как-то слишком по-идиотски все складывалось.

Глава 17

Если бы Молчун посмотрел повнимательнее, если бы он получше прислушался, да если бы еще и принюхался как следует, то непременно понял бы – через бензиновую вонь, рекламные щиты и партизански вонявший из-под талого снега мусор в город пробралась весна и разворачивала свою будоражащую активность в полный рост. Молчун ничего этого не просек. Он стоял, ссутулившись, на ступенях недавно отгроханного турками бизнес-центра и чувствовал не весну в воздухе, а серую унылую тяжесть на плечах.

– Я не умею делать такие вещи, – сказал Молчун. Гоша сделал вид, что не расслышал, и тогда Молчун сказал громче, с неожиданным отчаянием в голосе: – Я не умею делать такие вещи! Как же я... Как я – этих?!

Гоша, до этого момента неторопливо и беззаботно двигавшийся в сторону своей машины, остановился. Молчун не слышал грустного вздоха, как не слышал и пары крепких матерных слов, однако, судя по движению плеч и головы Гоши, что-то подобное было произнесено.

– Все когда-то делается в первый раз, – уже громче заметил Гоша, садясь за руль. Гошина борода была такой же густой и ухоженной, как и на прошлой неделе, да и с чего ей редеть или прорастать сединой, если у самоуверенного Гоши все осталось аккуратно расписано на недели и месяцы вперед. История на Ленинском была для него все равно как похмелье – немного неприятно, но проходит, а главное – забывается. Рядом с этим респектабельным господином сопел взволнованный Молчун, выбитый из колеи, потерянный, словно корабль без руля и без ветрил...

– Будешь считаться в отпуске, – сказал Гоша, осторожно выводя машину со стоянки и стараясь не "поцеловаться" ни с одной из шикарных иномарок, припаркованных рядом с бизнес-центром. – Закончишь разбираться, вернешься, все будет как раньше...

Молчун в глубине души знал – как раньше уже не будет, все уже порушено, порезано, забрызгано красной жидкостью, так похожей на... Вслух он это говорить пока не решался, поэтому и Гошу перебивать не стал.

– Странная штука, – медленно произнес Гоша. – Стас же плотно сидит на "коксе"... Давно уже сидит. У него в башке все должно было слипнуться, а он... Он ничего не забывает. И вот это, то, что сегодня было, он тоже не забудет. Я это для тебя говорю, Молчун. Чтобы ты не думал: "А, Стас наркоман, козел, придурок, можно выслушать и забыть". Когда Стас говорил: "Я сделаю так, что ты больше нигде в Москве не сможешь работать..." – он не врал, он не преувеличивал. Он действительно так сделает. Впрочем, ты же всегда можешь уехать к себе в Ростов?

– Я не поеду в Ростов, – выпалил Молчун. Гоша удивленно скользнул по нему взглядом и снова уставился на дорогу. Какая-то новая интонация послышалась ему в голосе Молчуна. Впрочем, не так уж много он общался с Молчуном, чтобы хорошо знать все его интонации. Да и как можно много общаться с человеком, которого зовут Молчун? Гоша усмехнулся в бороду.