Правда о штрафбатах.

Не представляю себе, смог ли бы я восстановить даты событий, названия многих городов, рек, рубежей обороны и наступления, если бы кроме свидетельств своих друзей-однополчан не воспользовался мемуарами таких известных личностей, вошедших в историю Второй мировой войны, как маршалы Советского Союза Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский, генералы А. В. Горбатов,

П. И. Батов, С. М. Штеменко и многие другие, а также официальной справочной военно-исторической литературой.

Неоценимую помощь в поиске данных о событиях тех лет, о полководцах, под чьими знаменами нам довелось сражаться, об оружии и военной технике времен Великой Отечественной оказал мне Харьковский исторический музей, особенно его сотрудники Валерий Константинович Вохмянин, Валентина Анатольевна Сушко, Ольга Леонидовна Пенькова.

Раздобыть топографические карты, по которым я смог восстановить хронологию событий и «привязать» их к реальной местности, помогли мне мои добрые, уже послевоенные друзья Борис Николаевич и Алевтина Андреевна Жарехины из Белоруссии, а также мой двоюродный брат Станислав Васильевич Баранов, советский офицер в отставке, долгие годы, еще до развала СССР, работавший в Польше и Германии и хорошо знающий эти страны.

Всем этим людям и организациям моя искренняя и безмерная благодарность. Особую признательность выражаю межрегиональной общественной организации общества «Знание» г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области, ее председателю Сергею Михайловичу Климову, Антонине Васильевне Ружа, редактору Галине Алексеевне Капитоновой и всему редакционно-издательскому коллективу во главе с Альбиной Ивановной Сергеевой, без доброго содействия которых эта книга могла бы и не выйти в свет.

Главное в своей работе над этой книгой я определил так: сложив свою память с памятью моих боевых друзей, создать более или менее цельный, зато истинно правдивый рассказ о том, что нам довелось увидеть, пережить и прочувствовать как в штрафбате, так и в ту, уже ушедшую, эпоху вообще.

В этой книге нет ничего придуманного, никаких художественных домыслов, а за невольную неточность в некоторых датах и именах, географические и топографические огрехи читатель, надеюсь, меня простит.

Конечно же, мою жизнь в штрафбате нельзя оторвать от всего, что ей предшествовало, и от того, как она повлияла на мою последующую воинскую службу и жизнь вообще. Поэтому по ходу изложения мне пришлось совершать экскурсы и в «доштрафное» время воинской службы, и даже в детские годы, ибо все это формировало и взгляды, и сознание, и мировоззрение, которые тем или иным образом проявлялись в боевой обстановке. Да и хотелось как-то оттенить те моменты, которые так или иначе способствовали возникновению того самого советского патриотизма (который многие современные грамотеи унизительно называют "совковым"), который обеспечил победу нашего народа в священной войне, ставшей уже историей прошлого века.

Тем более что появилось много "искателей правды", которые во всей непростой военной истории нашей страны почему-то выискивают только негатив. Эти политические перевертыши, да и просто заблудившиеся в истории искажают, а чаще стараются оболгать и опошлить историю поистине великой войны и нашей Родины. Однако истина, гласящая, что высшей формой преступления является предательство прошлого, никогда не перестанет быть истиной.

Те, кто задался целью изуродовать правду прошлого, сеют в умах пришедших нам на смену поколений определенный нигилизм, неверие в героизм советского народа, его высокий патриотизм, проявленные в годы смертельной опасности, нависшей над Отечеством.

Как прекрасно ответил им поэт Ярослав Смеляков:

Для человека естественно ностальгировать по времени своей молодости. Моя работа над книгой тоже ностальгия, но не столько по времени, выпавшему на нашу боевую юность, сколько по той высокой любви к Родине, которая помогла нам преодолеть неимоверные трудности, именно по любви к тому Отечеству, за которое полегли в землю мои боевые друзья, те офицеры-штрафники, с кем довелось мне делить их фронтовую непростую судьбу, и мои братья, и миллионы советских людей, беззаветно любивших Родину. И этого у нас не отнять до самой кончины.

А завершить свое вступление мне хочется тоже стихами, но написанными моим сыном Александром как обращение уже к своим детям, к совсем юному поколению:

ГЛАВА 1

Откуда мы родом. Под репрессиями. Особенности военного обучения в школе. Начало войны. Мой первый командир-политрук. Военное училище, лейтенант. На границе. Направление — фронт. Уфа.

За что в штрафбат?

Начну со своей родословной. На первый взгляд, это может представить мало интереса для современного читателя, но для характеристики той эпохи, в которой формировалось мировоззрение нашего поколения, и мое в частности, все-таки, считаю, имеет определенное значение.

Родился я в конце 1923 года в семье железнодорожника на Дальнем Востоке, в одном из районов Хабаровского края.

Наш дом стоял так близко к железнодорожным путям, что когда проходил поезд, всегда дрожал, будто тоже собирался тронуться в дальний путь, и настолько мы привыкли к этой близости и шуму, что когда перешли жить в новый, более отдаленный от рельсовых путей дом, то долго не могли привыкнуть к, казалось бы, неестественной тишине.

Отец мой, Василий Васильевич Пыльцын, родился в 1881 году. Костромич, по каким-то причинам (говорил об этом весьма неохотно и туманно), то ли от жандармского преследования, то ли от неудачной женитьбы, сбежавший на Дальний Восток и даже поменявший свою фамилию, которая у него ранее была, кажется, Смирнов.

По тому времени отец был достаточно грамотный человек, имевший в доме обширную библиотеку классиков и многолетнюю подшивку дореволюционного журнала «Нива». На всей моей детской памяти он был бригадиром путейцев, а затем и дорожным мастером на железной дороге. Вообще — мастер он был на все руки. Домашняя замысловатая мебель и многое из металлической кухонной утвари, всякого рода деревянные бочки и бочонки под разные соленья и моченья были сделаны его собственными руками.

В семье он был настолько строг, что мы, дети, боялись одного его взгляда, хотя он никогда не пускал в ход ремень и не поднимал на нас свою увесистую руку.

Несмотря на широкую общественную деятельность, особенно в области оборонных кружков типа «осоавиахим» и пр., он всегда был беспартийным.

В 1938 году за халатность, допущенную его подчиненным при организации работ по замене лопнувшего рельса, что едва не привело к крушению пассажирского поезда, отец был осужден на три года лишения свободы. Вышел из заключения к самому началу Отечественной войны. Обладал он странной особенностью весьма громко разговаривать сам с собой и как-то без свидетелей откровенно негативно высказался по поводу того, что "Гитлер облапошил всех наших «гениальных» вождей", главный из которых (т. е. Сталин) попросту "просПал Россию". (Здесь я из этических соображений заменил одну букву в отцовской фразе.) Кто-то услышал это, донес на него куда нужно ("стукачей" тогда было немало), и отец в соответствии с тогдашними порядками был репрессирован: выслан с Дальнего Востока куда-то на Север или в Сибирь, где его след и пропал.