Подружки

Глава третья,

оканчивающаяся совершенно неожиданным образом

Под гром рукоплесканий занавес поднялся в третий раз. И маленькие жонглерши, взявшись за руки, еще раз вышли, чтобы раскланяться, улыбнуться и послать воздушные поцелуи публике, которая их так неистово вызывала. Но на этот раз кричала и аплодировала только галерка, набитая матросами, солдатами и их подругами, потому что между вторым и третьим вызовом ложи опустели как по мановению волшебного жезла: аристократия Казино бросилась к бару, чтобы с боем занять те восемь табуретов напротив стойки, с которых можно было триумфально возвышаться над толпой опоздавших, которым приходится чуть не драться, чтобы раздобыть себе коктейль, и кричать, как оголтелым, чтобы хоть кто-нибудь обратил на них внимание.

Маркиза Доре была опытным стратегом и сразу заняла два самые видные табурета в глубине зала, куда не долетали брызги от проливаемых за стойкой вин; заняв такую выгодную позицию, она усадила Селию рядом с собой. Бар уже почти не вмещал всех желающих, хотя дверь все отворялась и протискивались последние запоздавшие, – толпа становилась непроходимой.

И было так приятно спокойно сидеть перед своим стаканом с соломинкой и с сожалением поглядывать на стоящих вокруг томимых жаждой людей.

– Мы заняли самое лучшее место, – объявила маркиза Доре. – Теперь предоставьте действовать мне – антракт не успеет кончиться, как я познакомлю вас с самыми видными моими друзьями.

В этот момент в бар вошла женщина под руку с высоким добродушным человеком; заметив Селию, она начала протискиваться к ней и протянула ей руку через толпу.

– Добрый вечер, мадам! Как хорошо вы устроились! Вам повезло! Будьте так добры, скажите бармену, чтобы он приготовил мне мартини, а вы мне его передадите – я никак не могу добраться до стойки. Ах, я еще не представила вам моего друга! Лейтенант флота Мальт Круа… мадам Селия.

Это была юная Фаригулетта – она прекрасно справлялась со своей ролью покровительницы Селии. Лейтенант флота поцеловал руку Селии, протянутую через толпу.

– Я несколько раз встречал вас с Ривералем перед его отъездом в Китай. Теперь, когда вы овдовели, надеемся видеть вас иногда среди нас?

– Все пропало! – трагикомически сказала Фаригулетта. – Он начнет изменять мне с вами, этот мотылек! Тем хуже для меня, конечно: мне не следовало бы подводить его к вам – у вас слишком красивая шляпа! Впрочем, если он не изменит мне до завтра, я умолкаю: мы поженились только на сегодняшнюю ночь.

Она весело смеялась, как смеется маленькая и наивная девочка.

Вдруг ее поднял на руки человек, которого она толкнула, пробираясь к Селии.

– Она весела, как всегда, шалая девчонка! Разрешите, Мальт Круа?

И не дожидаясь разрешения господина и повелителя, он с удовольствием расцеловал девочку в обе щеки.

– Ну вот! – сказал он, отпустив ее. – Это отучит вас говорить гадости, самой того не замечая. Пейте теперь вашу отраву, вот, я передаю ее вам, чтобы не затруднять вашу подругу, на которой такая красивая шляпа!

Маркиза Доре сказала Селии на ухо:

– Еще один офицер. Все они знакомы между собой и очень дружны. То, что он сделал, считается вполне обычным. Поцеловать женщину при ее любовнике… Они не придают этому никакого значения, конечно если он не влюблен в нее, но в таких случаях это известно.

Появлялись все новые женщины с новыми спутниками; все они были на ты друг с другом и ласково друг друга задевали. Селия сразу же заметила, что, несмотря на страшную тесноту, благоприятствующую всяким грубостям, здесь никто не был груб. Более того, к женщинам относились с каким-то почтительным уважением. Несмотря на внешнюю фамильярность, повсюду царила вежливость. Все здоровались по способу лейтенанта Мальт Круа – и непременно целовали руку перед тем, как поцеловать в шею или в щеку.

Две другие дамы, Уродец и Крошка БПТ пробивали себе дорогу к стойке. Они были совершенно одни, без спутников. И сами заказали себе коктейль. Но когда они пожелали расплатиться, хозяин отказался принять от них деньги.

И Селия услышала следующий диалог:

– Это решено, мадам.

– Кем?

– Тем, кто уехал и принял на свой счет угощение дам, которые будут без спутников.

– Но кто он?

– Мы сами не знаем его имени.

Селия обернулась к маркизе, которая победно улыбалась, слыша этот разговор:

– Ну, что я вам говорила сегодня днем? Разве это могло бы быть у Максима и прочих?

Во всем остальном это сравнение напрашивалось. Тулонский бар был менее обширен и просторен и не так роскошен, как парижский, но по стилю постройки и по деталям устройства, по меблировке и по способу обслуживания стремился подражать ему. На этом завершалось их сходство. И даже без слов маркизы Селия видела, что, действительно, здесь случалось много такого, чего не могло бы случиться там, и наоборот.

Здесь основным тоном была вежливость. Все были хорошо воспитаны или, по крайней мере, хотели казаться воспитанными. Особенно женщины, почти все без исключения, ласково и любезно относились к каждому и даже друг к другу.

Только одна составляла исключение из общего правила. Она вошла с сильным шумом и стала кричать и требовать, чтобы ей освободили какой-нибудь табурет, хотя все табуреты были прочно заняты и было совершенно очевидно, что это невозможно. Получив наконец от бармена бокал шампанского, который он протянул ей через два ряда голов, она половину пролила на чей-то костюм и чье-то платье и даже не извинилась.

– Кто это? – спросила Селия у маркизы.

– Это так, – с презрением ответила та. – Она из Марселя, грубое созданье, с которым не должна знаться ни одна порядочная женщина. Ее прозвали Жолиетта, вероятно оттого, что прежде она обслуживала матросов: ведь Жолиеттой называется марсельский порт.

– Она недурна собой.

– Но так вульгарна!..

Расталкивая локтями публику, которую она только что обрызгала вином, новая посетительница добралась до стойки. Тут она повернулась, и Селия смогла разглядеть ее в профиль. Она была действительно недурна собой, и даже самая ее грубость сообщала ее лицу какую-то животную жестокую красоту. Высокая и сильная, стройная, мускулистая, она заставляла забыть свои слишком крупные руки, слишком широкий стан и слишком могучую шею. Правильные классические черты лица отлично гармонировали с низким лбом и пышной копной волос, нависшей над густыми бровями. Выкрашенные в рыжий цвет, похожие на лошадиную гриву, они невыносимо резали глаз в сочетании с ее горячей матовой кожей брюнетки; но чувствовалось, что этот бешеный контраст изобретен и усилен ею же самой, для того чтобы еще сильнее воспламенять мужские чувства.

– Она должна иметь успех, – сказала Селия.

– Никакого, – ответила маркиза. – Здесь не любят этого кабацкого жанра.

Кабацкий жанр – это действительно было так. Как бы в подтверждение этого, марсельская женщина вдруг начала изрекать довольно неприятные тирады по адресу своего ближайшего соседа, который провинился только тем, что не обратил на нее никакого внимания.

– Нечего сказать, хороши! – бормотала она. – Напустили матросню. Скоро здесь можно будет встретить апашей.[2]

Человек, о котором она говорила, собственно, не был матросом. Под грубой курткой виднелся вязаный синий тельник – рубашки, очевидно, не было, – воротничком ему служил шерстяной небрежно повязанный галстук.

– Отчасти она права, – прошептала Селия. – Он совсем не принарядился для Казино.

– Что ж, – ответила маркиза, – никто не наряжается для Казино. Кому какое дело – он ни с кем не разговаривает и сидит себе спокойно на своем стуле. Жолиетте следовало бы оставить его в покое. Он ей даже не отвечает.

Слова ее были прерваны каким-то волнением. В бар тихо вошла красивая бледная женщина; сначала в толпе ее не узнали, но кто-то из многочисленной компании вдруг узнал ее и воскликнул:

– Жанник! Ур-ра! Браво, Жанник! В баре было так скучно без Жанник!

2

Апаш (франц.) – хулиган, бандит.