Страница 8 из 37
– Послушайте! – воскликнула госпожа Дакс. – Голубчик мой, женщина может быть такой и этакой, но изменить ее невозможно. Ваша жена такова, какова она есть: не слишком лукавая, довольно мягкая, но честная и хорошо воспитанная – воспитанная мною. Оставьте ее такой, какова она есть, и не мешайте ей жить спокойно. – Она бросила в сторону мужа презрительный взгляд. – Только те, кто сами потерпели неудачу, лезут учить других!
Когда госпожа Дакс волновалась, то у нее, несмотря на двадцать лет, которые она прожила вдали от родного юга, появлялись провансальские интонации, какие-то намеки на прежний ее южный акцент, и они сообщали лионской речи, протяжной и певучей, неожиданную остроту.
– Будьте спокойны, госпожа Дакс, – поторопился сказать доктор Баррье, – мы с Алисой прекрасно уживемся, и я готов держать пари на ваше путешествие в Швейцарию, что она будет совершенно исключительной хозяйкой.
Он остановился, чтоб окинуть льстивым взглядом сначала госпожу Дакс, потом господина Дакса, и закончил:
– У нее есть от кого унаследовать. Умиротворенные и принимая эту фразу каждый на свой счет, муж и жена более или менее успокоились.
Съели мороженое с вишнями, персики и громадные груши дюшес, которые в это самое утро прибыли из Италии, – подарок миланского компаньона. Лионская буржуазия умеет хорошо поесть. И обед кончился.
Пить кофе отправились в гостиную. Госпожа Дакс шла впереди, опираясь на предупредительно предложенную ей руку будущего зятя; за ним шел господин Дакс, положив руку на плечо Бернара; позади всех шла барышня Дакс.
VIII
– Алиса, сыграй что-нибудь, – распорядилась госпожа Дакс.
Алиса послушно села за рояль.
– Сигару, папаша Дакс, – предложил доктор. – Мы покурим в соседней комнате, под звуки какой-нибудь песенки.
Госпожа Дакс не терпела табачного дыма в гостиной.
Таким образом они разбились на две группы; они разбивались на две группы всякий вечер: женщины со своим роялем или рукоделием – здесь; мужчины с сигарой и коньяком – там, – совсем по-турецки: гаремлик и селямлик.[9] Так коротали вечера – по-мусульмански, если можно так выразиться, – часов до одиннадцати и позже. И только незадолго до прощания обе группы соединялись, чтоб поболтать, а потом церемонно проститься.
– Мадемуазель Алиса, – крикнул жених, закрывая дверь, – я весь превратился в слух. Что-нибудь веселенькое, хорошо?
Барышня Дакс стала перебирать ноты на этажерке. Там было не слишком много веселых пьес. Больше всего было романсов, арий из опер, отдельных избранных отрывков, медленных вальсов, – сентиментальной музыки. Классической музыки не было вовсе: семейство Дакс не любило классической музыки, и сама барышня Дакс предпочитала удобопонятные мелодии, «арии».
…Что-нибудь веселое? Барышня Дакс колебалась между галопом из «Миньоны»[10] и вальсом, так называемым «valse brillante»,[11] чье заглавие терялось среди завитков и росчерков: «Некогда или вечно». Но внезапно она остановила свой выбор на фантазии из «Мушкетеров в монастыре»,[12] которую она как раз разучивала в течение последней недели. Раздались звуки рояля.
Она недурно играла, барышня Дакс: приятный удар, осмысленная игра. Нет еще чувства, но нечто такое, что может стать чем-то когда-нибудь.
И полились арпеджио…
Рояль замолк. Во внезапно наступившей тишине барышня Дакс услышала через дверь голос своего жениха, громко и убежденно оканчивавшего фразу:
– Поймите, папаша, врач может менять место своего приема в районе полутора километров. Таким образом можно потерять только мнимых больных, а у меня на улице Президента Карно их нет, вернее сказать, их недостаточно много.
Голос внезапно замолк. Господин Баррье заметил, что музыка прекратилась. Он захлопал в ладоши с некоторым опозданием.
– Браво! Браво! Пожалуйста еще! Что-нибудь!
Барышня Дакс неподвижно сидела в задумчивости перед «Мушкетерами в монастыре»; руки ее были вялы, пальцы лежали на клавишах последнего аккорда.
– Ну? – резко сказала госпожа Дакс. – Другую пьесу?
Барышня Дакс кашлянула два раза и прошептала:
– Было бы куда приятнее, если бы мы сидели вечером в гостиной все вместе.
– Ты нездорова! – прикрикнула госпожа Дакс и дернула плечами. – Ты хочешь помешать им курить?
В десять часов господа Дакс и Баррье вернулись в гостиную. Доктор взглянул на часы.
– Пора попрощаться, – сказал он. – Завтра у вас будет трудный денек со всеми сборами к отъезду. Кроме того, порядочным людям время спать.
– Да, – сказал господин Дакс.
Он каждое утро уходил из дому в контору еще до семи часов и не любил долго засиживаться.
– Послушать вас, – огрызнулась госпожа Дакс, – так мы должны были бы ложиться каждый день с курами!
– Сегодня, – примиряюще вступился господин Баррье, – не такой день, как всегда: послезавтра вы уезжаете в Сен-Сepr. Госпожа Дакс, подумайте о сундуках!
Госпожа Дакс посмотрела на свою дочь, которая молчала в присутствии жениха.
– И то, у меня ведь только эта мечтательница помощницей.
Доктор Баррье взял в левую руку цилиндр:
– Завтра, – сказал он, – я должен ехать на консилиум в Тарар и возвращусь только с последним поездом. Но послезавтра я буду на вокзале, чтобы проститься с вами.
– Зачем? – сказал господин Дакс. – Попрощайтесь с ними теперь же. К чему вам беспокоиться как раз во время приема!
– Это верно, я смогу вырваться только на минуту.
– Ни к чему. Не приезжайте на вокзал.
– Хорошо.
Барышня Дакс подумала, однако, что это было бы крайне поэтично: последний поцелуй на пороге вагона, который трогается, и рыдающий свисток, и белый платок, который лихорадочно бьется около занавески.
– Итак, – продолжал господин Баррье, – желаю вам счастливого пути, госпожа Дакс. Постарайтесь хорошенько воспользоваться летним отдыхом.
– О! Вы очень добры, друг мой, но какая мне выгода от этого отдыха? Я и так проживу. Прежде всего – здоровье Бернара.
– Ну конечно! Ты, Бернар, возвращайся со щеками не такими, как теперь!
Бернар, едва речь зашла о его здоровье, напустил на себя самый томный вид.
– И вам, мадемуазель Алиса, – сказал наконец доктор Баррье, – я тоже желаю счастливого пути.
Он поискал подходящую к обстоятельствам фразу, не нашел ее и повторил:
– Счастливого пути!
– Два месяца отсутствия, не о чем плакать, – заявил господин Дакс, сложив щеки в приличествующую случаю отеческую улыбку. – Мы назначим день свадьбы, когда Алиса возвратится из Швейцарии, а повенчавшись, вы успеете насмотреться друг на друга.
– О да! – подтвердила госпожа Дакс с кислым вздохом.
Барышня Дакс подала руку. Господин Баррье пожал ее, не попытавшись продлить теплого прикосновения. Потом, отвесив общий поклон:
– Счастливого пути, – сказал он в третий раз. Барышня Дакс стояла у окна своей комнаты. В тишине улицы ей хотелось расслышать удаляющиеся шаги жениха.
Но жених шел быстро: у него было свидание в Лондон-баре с хористочкой из Большого театра. Господин Баррье, человек положительный, не имел любовницы, но, будучи мужчиной, он иногда ходил к женщинам.
Барышня Дакс не услыхала ровно ничего и стала смотреть на звезды.
9
Гаремлик и селямлик – женская и мужская половина дома у мусульман.
10
«Миньона» (1866) – комическая опера на музыку Амбруаза Тома.
11
Блестящий вальс (франц.).
12
«Мушкетеры в монастыре» (1880) – оперетта на музыку Луи Варне.