Бурная ночь

– Вы причиняете мне боль с момента, как я вас увидел, – выдохнул он. Слова его звучали еще не совсем ясно, и было очевидно, что он не вполне пришел в себя. – От этого я и пострадал.

– Мистер Смит…

– Фредерик.

Серые глаза сверкнули очень ярко, и не успела Порция опомниться, как ее губы оказались прижатыми к губам Фредерика.

Первой ее реакцией было потрясение. После смерти Томаса она редко позволяла кому-нибудь дотронуться до себя, а точнее сказать, не позволяла никому.

Но по мере того как Фредерик все притягивал ее к себе и поцелуй стал более страстным и глубоким, Порция поняла, что ее потрясение происходит не от отвращения. И не от возмущения его дерзостью.

Смутное волнение, которое она испытывала с момента появления этого постояльца в ее гостинице, теперь сконцентрировалось где-то внизу ее живота. С неожиданной и потрясающей силой все эти смутные ощущения обрели характер чего-то иного – жгучего волнения.

Ее пальцы вцепились в ткань его сюртука, а по телу одна за другой прокатывались волны непонятного возбуждения. Его пальцы принялись нежно ласкать чувствительную кожу у нее на затылке.

Губы теперь не прижимались к ней с силой, а ласкали ее с нежностью перышка, побуждая приоткрыть рот и позволить вторгнуться в него.

Подобно сладкой и греховной отраве, глубокий восторг охватил все тело Порции. Она не представляла, что поцелуй может быть таким волнующим, может вызывать столь острый отклик.

Фредерик издал низкий стон, похожий на рычание, и прикусил ее губу, а потом провел кончиком языка вокруг ее рта, будто изучал его очертания. Пальцы беспокойно бродили по ее затылку, сгибаясь и разгибаясь, а губы прошлись по подбородку и спустились до горла.

И Порция запрокинула голову, будто хотела предоставить ему больше пространства для этих поцелуев. С обольстительным коварством он нашел жилку, бьющуюся у основания шеи, слегка увлажнил это место языком, и тотчас же ее кожи, коснулось его нежное дыхание.

Помоги ей, Господь! Порция затрепетала под его ласками. Испытывала ли она когда-нибудь подобное наслаждение?

Ей захотелось почувствовать его умные и чуткие пальцы на всем своем теле… Ей захотелось приблизиться к нему и ощутить жар его тела, растопить горечь и холод, копившиеся в ней так долго.

Внезапный взрыв чувств выплеснулся и вырвал ее из тумана наслаждения.

Со стоном протеста она подняла голову. Ее трепещущие губы все еще были полуоткрыты, Порция смотрела ни человека, только что открывшего ей глубину страсти.

Фредерик с трудом совладал с пожиравшим его желанием, пульсировавшем во всем теле. Вообще-то он вовсе не собирался целовать Порцию. Особенно потому, что она уже заклеймила его как никчемного сластолюбца. Сказалось ли то, что он ушиб голову, или просто возникла потребность ощутить ее как можно ближе, но Фредерик не смог противиться искушению.

И несмотря на мучительное желание, удовлетворить которое в ближайшем будущем он едва ли сможет, Фредерик ничуть не жалел о своем порыве, о том, что хоть на миг ощутил ее сладость.

Фредерик готов был поклясться и раем и адом, что она оказалась гораздо более сладостной, чем он представлял. Он всего лишь поцеловал ее, но все его тело воспламенилось. И тут Фредерик внезапно понял, почему Рауль и Йен с такой легкостью отрицали здравый смысл, когда ощущали влечение к какой-нибудь особенной, с их точки зрения, женщине.

Он не считал себя способным поддаться зову плоти. По крайней мере, пока не ощутил вкус Порции Уокер. А теперь понял, что способен на все ради возможности снова подержать ее в своих объятиях.

Тяжело дыша, Фредерик позволил своим пальцам прогуляться по изгибу ее шеи, а потом погладить щеку.

– Вы благоухаете полночными розами, куколка, – хрипло пробормотал он. – И это до ужаса развращающий запах.

Она нервно провела по губам языком, будто все еще ощущала на них жар его поцелуя. Глаза ее заметно потемнели от страсти, скрыть которую было невозможно, а потом Порция поднялась, нетвердо держась на ногах и прижала руку к сердцу.

– Нет, я не хочу этого.

С мгновенно охватившим его паническим страхом Фредерик осознал, что она готова взбунтоваться и отвергнуть то, что только что чувствовала. А если она уйдет, то позже убедит себя, что он бесстыдно воспользовался ситуацией.

Он должен был что-то предпринять.

– Простите меня, Порция. – Он поднял изящные руки в умоляющем жесте: – Я не хотел вас напугать.

Она заморгала, потому что извинение было последним, чего она от него ожидала. Хорошо.

– Вы меня не напугали. Я просто…

– Не хотите вспомнить, что вы не только хозяйка гостиницы, но и женщина? – спросил он.

Она сложила руки на груди, и выражение ее лица стало жестким.

– Я просто не могу допустить, чтобы меня соблазнил незнакомец, который не задержится здесь надолго.

– Вполне справедливо.

И снова он сумел выгодно использовать минуту ее растерянности.

– Что?

Фредерик осторожно пошевелился на подушке, заставив себя проглотить готовое сорваться с уст проклятие, когда голову его пронзила острая боль.

– Я поцеловал вас, Порция, потому что, с того момента как вошел в вашу гостиницу, страстно хотел этого. Не стану отрицать, что желаю вас. Отчаянно желаю. – Его откровенный взгляд сцепился с ее недоверчивым и настороженным. – Но я вполне способен удовольствоваться дружескими отношениями с женщиной, не требуя того, чего она не хочет дать.

Порция смотрела на него молча и по-прежнему недоверчиво, лишь шаги вернувшейся горничной вывели ее из Оцепенения и заставили вздрогнуть.

– Вот бренди, мэм.

В блаженном неведении напряжения, повисшего в комнате, Молли поставила бутылку бренди на столику кровати. Служанка помешкала некоторое время, достаточное для того, чтобы бросить взгляд на поверженного Фредерика, и в ее темных глазах мелькнуло нечто, что можно было безошибочно принять за поощрение или приглашение.

– Спасибо, Молли, – сухо сказала Порция. – Можешь вернуться вниз и помочь с обедом.

– Хорошо.

Молли удалилась, а Порция налила бренди в стакан.

– Не уверена, что вам это полезно, но похоже, все джентльмены склонны считать, что этот напиток способен их исцелить.

Фредерик принял стакан с вызывающей улыбкой:

– Смею уверить, что не все джентльмены одинаковы.

Темная бровь вопросительно поднялась.

– Вы не первый из тех, кто сделал попытку и не преуспел.

– Деловая жизнь научила меня тому, что неудача – всего лишь этап на пути к успеху.

В ответ на эту реплику Порция двинулась к двери.

– Велю Куину принести вам обед, когда он вернется из конюшни.

На следующее утро Порция, как обычно, проснулась рано и умылась холодной водой. Потом, стянув волосы на затылке в аккуратный узел, надела свежую сорочку. Но вместо того чтобы броситься выполнять свои каждодневные обязанности, вдруг очутилась перед овальным зеркалом в углу заставленной вещами комнаты.

На губах появилась печальная улыбка, Порция рассматривала изящные кружевные вставки и прелестные цветы, с такой тщательностью нашитые ею на тонкое льняное белье.

Даже ближайшие знакомые были бы смущены, узнав, что под скромными и практичными платьями она носит столь изящное нижнее белье. Мир воспринимал ее как степенную вдову, посвятившую всю свою жизнь делу. И только в мечтах Порция позволяла себе вспомнить, что она еще молодая женщина, когда-то лелеявшая такие же надежды, как любая другая.

До вчерашней ночи она считала эти мечты похороненными.

Сделав шаг к зеркалу, Порция принялась разглядывать свое бледное лицо и изящные изгибы тела. Она живо помнила прикосновение губ Фредерика, спускавшихся по ее коже все ниже. Его вкус и запах разбудил оглушения, все еще эхом отдававшиеся в ее теле.

Это могло свести с ума и в то же время было прекрасным и волнующим. Будто ее внезапно разбудили после долгих лет сна. Порция тряхнула головой, заставляя себя вернуться к обычным утренним обязанностям. На мгновение она задумалась о том, как Фредерику так легко удалось низвергнуть воздвигнутые ею бастионы защиты. И почему ее тело откликнулось на его прикосновения с такой силой. Но ясно было одно: она не могла скрываться в своих комнатах до его отъезда.