Страница 23 из 38
Най подкидывает в костер хвороста. Огонь вскидывается желтыми снопами. Смотреть на него весело. Он какой-то живой, беспокойный, изменчивый. Могу часами сидеть у костра, и ничего мне не надо. Даже боль в затылке утихает. Забываю, что я — голь перекатная, что в поселке меня презирают…
Най протягивает мне флягу и закуривает папиросу.
Арвин хороший! Он никогда меня не обижает. В поселке иной раз монетку подкинет, поинтересуется, как жизнь. А сам — такой рыжий, яркий, как пламя костра. Только глаза поблескивают, как зеленое стекло.
Лен Брас тоже хороший, хотя он и не из наших. Дал мне целых десять золотых! Говорил: «Пойдешь со мной в экспедицию. Будешь мне помогать. Что скажу — делай без раздумий. Присматривай за остальными. Заметишь что-нибудь необычное — сразу ко мне. Вернемся — получишь триста золотых».
Лен добрый! Триста монет!
С ветвей валятся клещи. Они ползают по телу и щекочут. Голову опять сдавливает тисками.
Это началось еще там, на Эсте.
Родителей своих я не помню. Да и были ли они у меня?
Вечно голодный, грязный, оборванный. Выпросишь монетку или украдешь что-нибудь — на то и живешь.
Мальчонкой пошел на завод. Поставили меня на конвейер — механической отверткой затягивать болты на корпусах автомобилей. Работа адская. Даже сейчас вспомню — руки дрожать начинают. Чуть замешкаешься — уже новый корпус ползет, догонять надо. Крики, ругань, мастер с гибкой стальной линейкой… Смена кончится — только бы до кровати добраться. Идешь — шатаешься.
Года три я так проработал. А может, и все четыре, сейчас уже не помню. Пришел я однажды на смену, отвертку свою проклятую взял, только к линии стал — слышу: «Берегись!!!»
Что дальше было — не помню. Уже в больнице рассказали мне, что балка крепежная с потолка сорвалась и краем — мне по голове. Чудом жив остался, врачи все удивлялись, макушку мою щупали, а там — вмятина на три пальца глубиной.
Жив-то я остался, только уж лучше бы помер. Позабыл половину, что-то в мозгах сдвинулось, и боль страшная…
Долго я в госпитале провалялся, а когда вышел оттуда, оказалось, что никому я не нужен. На завод обратно не взяли, говорят — здоровым мужикам работы не хватает.
Голодал я месяца три и думал, что уж совсем конец, как вдруг на рынке услышал, что людей набирают для работы на Ферре. Что такое Ферра, я не знал, но решил, что это уж никак не страшнее, чем голод.
Бросил я свои нехитрые пожитки — и на космодром. Там как раз транспорт с вербованными отходил. Сплошь горемыки — такие же, как я.
С тех пор головной болью и мучаюсь.
Костер затихает. Пора спать.
Костер затихает. Пора спать.
Спать… Когда же я последний раз спал? По-настоящему, глубоко, со снами? Наверное, еще дома, на Эсте.
Нет. Никак не заснуть. Мучает один вопрос: «Кто?»
Инструктора еще там, в центре подготовки, предполагали, что в группе пойдет кто-нибудь чужой. Теперь и я чувствую, что рядом — враг. Но кто?
На привалах я незаметно осмотрел багаж и личные вещи членов экспедиции, но ничего подозрительного не обнаружил. И все равно чужой есть! Просто он очень осторожен.
Арвин Най? Крепкий, немного странный парень… Нет, не похож на подсадку. Хотя… Что я о нем знаю? Много лет на Ферре, поразительное чувство опасности, остатки благородства и доброты… Разве это мешает за хорошие деньги завести экспедицию в дебри, а самому раствориться в сельве? Обратно без проводника не выберешься.
Капрал Пихра? Туповат, зол и подозрителен. От такого можно всего ожидать. Но хитрости в нем — ни на грош. А главное оружие агента — именно хитрость. Правда, проскакивает в глазах капрала что-то такое, чему невозможно дать определение. Может, он вовсе не так прост, как хочет казаться, и в этом-то и заключается его хитрость?
Буфи Илм? Известный биолог, обеспеченный человек, наука для которого не средство существования, а работа для души. Задумчивый взгляд, очки в тонкой золотой оправе… На такого подозрение падает в последнюю очередь. Но, может, в этом-то и заключается коварный ход конкурентов?
Келин Квинн? Единственная женщина в группе. Красивая, не слишком умная, очень уставшая то ли от похода, то ли от жизни. Проверка не выявила ничего подозрительного, но… Только ли романтика позвала ее в джунгли?
Вако? С этим проще. За свои триста монет он согласится работать на кого угодно. Правда… За пятьсот он с удовольствием продаст того, кто дал ему триста.
Кто же еще? Носильщиков не осталось, так что…
Но кто-то же рылся в моих вещах! Кто-то искал карту сельвы или другие документы, способные навести на Дерево!
Кто же еще? Остался один я. Может, это действительно я?
Надо заснуть, иначе так можно сойти с ума.
Надо заснуть, иначе так можно сойти с ума.
Капрал привалился к стволу дерева и храпит так, что ветки трясутся.
Счастливчик!
Келин смотрит на малиновые угли, обняв колени руками. Она ничего не слышит, пребывая в каком-то своем, далеком от сельвы мире.
Небо — черное, без единой звездочки. Невидимые цветы распространяют приторный аромат. В листве мелькают зеленые огоньки. Клещи щелкают челюстями, пытаясь прокусить плотную ткань комбинезона.
От костра распространяется волна теплого воздуха. Трава и одежда подсыхают, и недовольные пиявки, шурша, уползают в болото. Где-то кричит беспокойная ночная птица.
Брас и Вако о чем-то шепчутся, склонившись над раскрытым вещмешком. Вако, как всегда, гогочет, а Лен дергает его за рукав, чтобы не мешал спящим.
Странный он какой-то, этот Лен Брас. И, конечно, вовсе не ботаник. Путается в названиях цветов, зато прекрасно разбирается в химии и обладает организаторскими способностями, более подходящими деловому человеку, чем ученому. Достойный противник!
Что-то важное проходит мимо меня.
Все стараются делать вид, что у нас обычная исследовательская экспедиция, но в то же время каждый знает, что это не так. Для простой научной экспедиции у нас удивительно строгий маршрут. Брас постоянно сверяется со своей путевой запиской, не расставаясь с ней ни днем ни ночью. У него есть цель, и мы движемся к ней на пределе человеческих возможностей, почти без привалов, не говоря уж об остановках для сбора образцов.
Каждый считает, что сосед ни о чем не догадывается. Например, я. Ученый тюфяк, мямля, разбирающийся только в лягушках и пиявках. А ведь я разбираюсь не только в биологии.
Наконец все засыпают. Даже Келин покидает свой далекий мир и роняет голову на колени.
Один Арвин бодрствует. Он сидит и курит, уставившись напряженным взглядом куда-то за круг света, в живую темноту сельвы. Я вообще никогда не видел его спящим.
Подхожу к нему и усаживаюсь рядом.
— Арвин, — говорю тихо. — У вас есть мать?
Най вздрагивает, словно его ударили хлыстом. Он пристально смотрит мне в глаза, а потом отвечает:
— Нет. Я сирота. Хотя… где-то на Эсте должна жить моя сестра.
— А почему бы вам не вернуться домой, не разыскать сестру?
Най усмехается и хлопает себя по груди:
— Легкие, — коротко бросает он. — Я ведь здесь уже десять лет. Да и жить на Эсте на что-то надо. В сельве на кусок хлеба всегда заработаешь.
Я согласно киваю, хотя знаю, что Арвин лжет.
Давно, когда на Ферре начали строить первые поселения и лагеря, напалмом выжгли почти две тысячи- гектаров леса, а на следующий день в воздух поднялись облака желтой пыльцы. Люди вдыхали ее, и вроде бы ничего не происходило. Но когда несколько колонистов попытались вернуться домой, оказалось, что в их легких произошли необратимые изменения. Они уже не могли дышать воздухом, в котором не содержалось пыльцы. Два десятка посиневших от удушья трупов на космодроме Эсты доказали это с ужасающей наглядностью.
Тогда попытались закрывать поселения колпаками, как это делалось на спутнике Эсты — Велле, имеющей непригодную для дыхания атмосферу.