Страница 35 из 38
Через два года заговорили о нем как о кровавом чудовище, 13 октября 1795 года расстрелявшем из пушек мятежников-роялистов прямо в центре Парижа, покрыв кровавым месивом паперть церкви Святого Роха.
Потом Бонапарт оказался в Италии, уже главнокомандующим армией, и с первых же шагов стал громить австрийцев и их союзников.
В это-то время и назначили Суворова главнокомандующим армией в Новороссию, с прицелом, и не очень дальним, подготовить солдат и офицеров к походу на безбожных санкюлотов.
В середине марта 1796 года Суворов выехал в город Тульчин, где стоял штаб его армии.
Никогда еще со времен Новой Ладоги, где был он командиром Суздальского полка, не занимался Суворов столь интенсивно боевой подготовкой войск, с той лишь разницей, что тогда был он тридцатипятилетним полковником, теперь же – шестидесятипятилетним фельдмаршалом, и за прошедшие тридцать лет получил такой разнообразный и богатый боевой и жизненный опыт, какой едва ли имелся у кого-нибудь из его современников.
Находясь в Тульчине, он неотступно следил, как идет по Италии Бонапарт.
25 октября 1796 года Суворов написал из Тульчина своему племяннику князю Алексею Ивановичу Горчакову письмо, в котором дал такую характеристику двадцатисемилетнему генералу: «О, как шагает этот юный Бонапарт! Он герой, он чудо-богатырь, он колдун! Он побеждает и природу, и людей; он обошел Альпы, как будто их не было вовсе… Казалось, что неприятель только тогда замечал его солдат, когда он устремлял, словно Юпитер, свою молнию, сея повсюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пьемонтцев… Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска – более не надобно. В действиях свободен он, как воздух, которым дышит; он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей.
Меж тем, покуда мир европейский и тактика обновляются, я цепенею в постыдном бездействии: я изнемогаю под бременем жизни праздной и бесполезной».
В начале ноября был заготовлен рескрипт о назначении Суворова главнокомандующим действующей армией, но этому назначению не суждено было осуществиться, – через несколько дней после того, как Екатерина подписала рескрипт 6 ноября 1796 года, она скончалась.
Петербургская конвенция 1793 года
А теперь еще раз напомним о событиях, происходивших в Польше в начале 90-х годов XVIII века. 12 января 1793 года была подписана вторая Петербургская конвенция (первая относилась к 1772 году). Новая конвенция была вторым договором о разделе Польши, заключенном между двумя странами, – Россией и Пруссией.
В значительной степени вторая Петербургская конвенция была ответом Российской империи и Прусского королевства на реакцию, вызваную в Польше и Литве событиями Великой французской революции.
Монархи Европы, прежде всего России и Пруссии, явились главной контрреволюционной силой, бросившей вызов парижским якобинцам, поддержанным польскими республиканцами.
Русские войска весной 1793 года двинулись к Варшаве, опираясь на помощь Тарговицких конфедератов – польских аристократов, поддержавших Екатерину II. (Свое название они получили от имени местечка Тарговицы, принадлежавшего роду графов Потоцких.) Тарговицкие конфедераты шли за русской армией, помогая разгромить войска короля Станислава Августа Понятовского, на первых порах сопротивлявшегося оккупации своей страны Россией.
Собранный в Гродно Чрезвычайный Сейм, окруженный плотным кольцом войск, проголосовал за второй раздел Польши. По этому разделу Россия получила территорию в двести пятьдесят тысяч квадратных километров – Правобережную Украину и Белоруссию с Минском, а Пруссия присоединила к себе пятьдесят восемь тысяч квадратных километров земли с городами Познань, Гданьск и Торунь.
Польская армия ставилась под русское командование, а внешнеполитические сношения осуществляли царские дипломаты.
Петербургская конвенция 1795 года
Эта конвенция была третьим договором, завершившим раздел территории Польши между Россией, Пруссией и Австрией.
В результате третьего раздела Польша перестала существовать как самостоятельное государство.
Вся ее территория вошла в состав трех стран, подписавших 13 октября 1795 года конвенцию о последнем разделе Польши. Поводом к этому явилось восстание, которым руководил патриот и республиканец Тадеуш Костюшко. На подавление этого восстания были двинуты русские и прусские войска. 10 октября 1794 года в битве при Мацеевицах армия Костюшко была разгромлена, а сам он попал в плен к русским.
3 января 1795 года был подписан трактат об окончательном разделе Польши между Россией и Австрией, а 13 октября того же года – о разделе польских земель между Россией и Пруссией.
По третьей Петербургской конвенции России перешли земли по правому берегу Западного Буга до Немирова, оттуда по прямой линии на север до Гродно и далее по течению Немана до Балтийского моря. Российской империи отходили города Брест, Гродно, Вильно, Ковно и Митава – столица Курляндского герцогства.
Польские земли вокруг Кракова достались Австрии, а территория вокруг Варшавы и города Белостока – Пруссии.
Особым актом Станислав Август Понятовский 25 ноября 1795 года отрекся от престола. Этот акт об отречении, хотя и не входил в третью Петербургскую конвенцию, все же был логическим ее завершением.
Кончина Екатерины Великой
А тем временем в Петербурге дела шли своим чередом. 25 июня 1796 года произошло важное событие в семье Павла – Мария Федоровна родила третьего сына. Это был будущий император Николай I.
Екатерина писала Гримму: «Мамаша родила огромнейшего мальчика. Голос у него – бас, и кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков (62 сантиметра. – В. Б.), а руки немного поменьше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря».
13 августа в Петербург прибыл регент шведского престола герцог Карл Зюндерманладский со своим семнадцатилетним племянником – королем Швеции Густавом IV Вазой. Оба визитера скрывались под другими титулами. Регент назывался графом Гаагским, а король – графом Вазой. Они приехали для возможного сватовства тринадцатилетней великой княжны Александры Павловны за короля Швеции.
Перед тем Екатерина немалыми подкупами, неприкрытыми угрозами и даже откровенной демонстрацией силы расстроила предыдущую помолвку Густава IV с герцогиней Макленбургской и буквально заставила юного короля стать соискателем руки очаровательной русской принцессы.
Жених и его дядя были приняты с превеликим почетом и пышностью. Не только императрица, но и первые вельможи государства – Безбородко, Остерман, Строганов – давали в их честь один бал за другим. Шведы были очарованы невестой и приемом и официально попросили руки Александры Павловны у ее родителей и бабушки.
На 10 сентября была назначена помолвка, и когда весь двор, все сановники и генералы первых четырех классов, все иностранные резиденты приехали во дворец и вошли в Тронный зал, к ним вышла Екатерина в короне, в мантии и села на трон, а рядом встала прелестная невеста, трепещущая и взволнованная.
Долго ждали они жениха, но тот почему-то не появлялся. Тогда в апартаменты Густава IV Екатерина послала Платона Зубова и графа Моркова. Но они вернулись через час без жениха. Оказалось, что Густав категорически потребовал перехода Александры Павловны в протестантство, в противном же случае объявлял свое сватовство недействительным и от помолвки и свадьбы отказывался. При этом известии Екатерина потеряла сознание – с ней приключился апоплексический удар. Заболела и несчастная невеста, считая себя опозоренной.
Вскоре Екатерине стало лучше, но она понимала, что удар может повториться, и тогда возможна смерть, поэтому она возвратилась к делу о передаче трона своему старшему внуку.
16 сентября императрица впервые прямо, откровенно и без обиняков высказала свое желание Александру, передав ему все документы, необходимые для объявления его наследником престола.