Страница 32 из 38
Как раз в это время Александр из ребенка превращался в юношу, и Екатерина уделяла массу времени и сил, чтобы сделать из старшего внука достойного наследника российского престола.
Екатерина сама написала для Александра и Константина несколько книг и подобрала прекрасный ансамбль учителей и педагогов, способных дать великим князьям разнообразные научные познания, а также воспитать в них нравственность и чувство гражданской ответственности.
Первую скрипку в этом превосходном ансамбле, несомненно, играл высокоталантливый и широко образованный республиканец и либерал швейцарский гражданин Фредерик Сезар де Лагарп. Он оказал исключительно сильное влияние на Александра, воспитывая в нем чувство справедливости, вольнолюбия и любви к ближним и сохранял это влияние на протяжении всей жизни.
В 1814 году в Париже император Александр I сказал: «Никто более Лагарпа не имел влияния на мой образ мыслей. Не было бы Лагарпа, не было бы Александра». Юный Александр отвечал учителю искренностью и доверием. Вот как оценивал самого себя Александр в письме к Лагарпу, когда исполнилось ему тринадцать лет: «Вместо того, чтобы себя поощрять и удваивать старания воспользоваться остающимися мне годами учения, я день ото дня становлюсь все более нерадив, я с каждым днем все более приближаюсь ко мне подобным, которые безумно считают себя совершенствами потому только, что они принцы. Полный самолюбия и лишенный соревнования, я чрезвычайно нечувствителен ко всему, что не задевает прямо самолюбия. Эгоист, лишь бы мне ни в чем не было недостатка, мне мало дела до других. Тщеславен, мне бы хотелось выказываться и блистать на счет ближнего… Тринадцати лет я такой же ребенок, как в восемь, и чем более я расту, тем более приближаюсь к нулю. Что из меня будет? Ничего…»
А ведь это писал тринадцатилетний мальчик, причем, на прекрасном французском языке.
А вот какое письмо сочинил в это же время двенадцатилетний Константин: «В двенадцать лет я ничего не знаю… Быть грубым, невежливым, дерзким – вот к чему я стремлюсь. Знание мое и прилежание достойны армейского барабанщика. Словом, из меня ничего не выйдет во всю мою жизнь».
Вторым человеком, весьма благотворно влиявшим на Александра и Константина, был их священнослужитель и духовник Андрей Афанасьевич Самборский, выходец из бедного сельского украинского духовенства. Великих князей окружали и другие прекрасно образованные люди: И. М. Муравьев-Апостол, учивший их английскому языку, М. Н. Муравьев, преподававший этику, психологию, русскую словесность и отечественную историю. Академики Л. Ю. Крафт и П. С. Паллас преподавали физику, математику, естествознание и географию. Начала военных наук мальчики узнавали от полковника Карла Массона, а отец Андрей Самборский кроме всего прочего знакомил их с практикой сельского хозяйства: возле Царского Села, на мызе Белозерка, у него было собственное имение, которое он вел по последнему слову агрономической науки. Гуляя там с детьми, он заводил их в избы крестьян, на огороды, пасеки, в сады, на нивы, на скотные дворы, на луга и пашни.
Впоследствии Самборский, вспоминая об этих прогулках, писал Александру I: «Ваше Величество могли весьма ясно познать мою прямую систему религии евангельской и религии сельской, из которых происходят благоденствие и трудолюбие, которые суть твердое основание народного благоденствия».
К пятнадцати годам Александр превратился в крепкого, сильного, стройного и красивого юношу. Он был со всеми ласков, приветлив, очарователен в обращении с девицами и дамами, ровен в отношениях с мужчинами. В делах с людьми была ему свойственна осторожность, скрытность и какая-то двойственность, выработавшаяся в нем из-за вечного антагонизма между отцом и бабушкой.
Начало юности Александра и Константина
Павел и Мария Федоровна имели два собственных двора: у цесаревича это была Гатчина, у великой княгини – Павловск. Кроме того, Павел и его жена имели дворец на Каменном острове в Петербурге и отведенные им апартаменты в Зимнем и Царскосельском дворцах. Они не были обделены императрицей ни деньгами, ни подобающим их сану почетом.
В Павловске тихо шелестели шелка и бархат нарядов придворных дам и строго чернели сюртуки лейб-медиков Марии Федоровны, которая с 1777 года пребывала в состоянии перманентной беременности: она родила за двадцать один год десять детей – четырех мальчиков и шестерых девочек, и в связи с этим акушеры, гинекологи, педиатры, терапевты были в Павловске почти в таком же числе, что и камер-юнкеры и камергеры.
Гатчина же была маленьким военным лагерем. Еще ребенком Павел получил из рук матери звание генерал-адмирала Российского флота, и тогда же в Гатчине был расквартирован морской батальон, а вслед за тем на глади гатчинских прудов забелели паруса кораблей и заплескали весла галер. Начались учебные плаванья и особенно милые сердцу цесаревича морские парады. Прошло еще несколько лет, и Павел стал шефом Кирасирского полка – отборной тяжелой кавалерии. В Гатчине появился эскадрон кирасир, а со временем в резиденции цесаревича разместилась целая армия, состоявшая из шести батальонов пехоты, егерской роты, четырех полков кавалерии – драгунского, гусарского, казачьего и жандармского, а также из двух рот артиллерии – пешей и конной.
Правда, вся эта армия насчитывала две тысячи солдат и матросов, двести пятьдесят унтер-офицеров и тринадцать обер- и штаб-офицеров, что равнялось полному штату лишь одного полка.
Главным занятием гатчинского войска, одетого в темнозеленые мундиры прусского образца и живущего по уставам армии Фридриха II, были строевые учения, смотры, разводы и парады. И попадая в Гатчину, сильно напоминавшую Берлин будками, шлагбаумами, кордегардиями и гауптвахтами, Александр и Константин из великих князей превращались во взводных командиров. С 1795 года братья приезжали в Гатчину четыре раза в неделю, к шести утра, и находились там до часа дня, занимаясь экзерцицией, учениями и маневрами. Проходя артиллерийскую практику, Александр оглох на левое ухо, и поправить его глухоту не смогли уже до конца дней.
Следует признать, что Александр и Константин все же полюбили общий строй Гатчины, ее дух, ее камуфляж. До конца дней они пронесли неувядающую любовь к блеску парадов и показательных маневров, к четким механическим передвижениям многотысячных колонн, которые по единому мановению руки мгновенно перестраиваются в каре, меняют фронт, образуя причудливые квадраты и линии.
Так, меж Царским Селом и Гатчиной завершилось детство Александра и Константина и началась их юность.
Ясский мирный договор
29 декабря 1791 года в румынском городе Яссы был подписан договор, завершивший Русско-турецкую войну 1787-1791 годов.
Предварительные условия договора были оговорены летом 1791 года в румынском городе Галаце, расположенном на левом берегу Дуная.
С российской стороны делегацию в Галаце возглавлял генерал-аншеф Н. В. Репнин, главнокомандующий русской армией в войне с Турцией.
В Яссах главой русской дипломатической делегации был Г. А. Потемкин.
В Яссах были подтверждены условия двух прежде заключенных договоров с Турцией, о которых, вы, уважаемые читатели, уже знаете, – Кючук-Кайнарджийского и Георгиевского. К России отходили земли между Южным Бугом и Днестром. Молдавия и Валахия, занятые русскими войсками в ходе войны 1787-1791 годов, возвращались Турции.
На юге России подтверждалась прежняя граница по реке Кубань, что упрочило положение России в Причерноморье и позволило дальше успешно развивать Новороссию, наместником которой был Г. А. Потемкин.
Женитьба Александра
Когда Александру пошел пятнадцатый год, Екатерина решила, что пора подумать о его женитьбе. Поисками невесты занялся посланник при германских дворах граф Николай Петрович Румянцев, сын фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского, будущий министр иностранных дел, основатель известного московского музея и библиотеки, носивших его имя.