Страница 10 из 17
— Алешка! — сказал Штейников, возвращаясь из кустов с куканом, на котором были нанизаны несколько пойманных рыбок. — Чего — то вода плещет. Кажется, что по реке плывет лодка. Остановить ее или нет?
— Не надо. Пусть проходит мимо. Рыбачит кто-нибудь. Плеск все приближался, уже было слышно, как журчит разрезаемая рулевым веслом вода, слышны были чьи — то негромкие голоса.
— Алексей, да она правит прямо сюда, — прошептал Штейников, опять высовываясь из зарослей.
— Давай смотаемся в сторону! — ответил Давыдов. — Не стоит встречаться с кем-нибудь около этих мест, разболтают еще. А тут и стоянка недалеко!
И, захватив винтовки, они быстро скрылись в гуще леса.
— Рыбаки, должно быть, — повторил Алексей, останавливаясь и прислушиваясь к шороху причаливающей лодки. — Вероятно, ночевать будут. Давай закуривай, а потом пойдем дальше, костер разведем и уху сварим!
— Закуривай, — сказал Штейников, пошарив в карманах, — а спички на берегу позабыл!
Сильный и отчаянный крик заметался эхом по лесу. Потом опять, но уже какой — то глухой и сдавленный.
— Кого там черти режут? — приложив руку к уху, пробормотал Штейников. — Погоди, я проберусь и посмотрю, а заодно и спички найду! Тсс!.. Слушай, да они, кажется, уже уплывают! Слышишь, опять заплескались весла!
Штейников полез к берегу, но и Алексей не захотел его ожидать. Быстро выбрались они на прежнее место; лодки уже не было видно. Штейников стал шарить спички. Алексей прислушивался, ему показалось, что кто — то хрустит ветками позади. Он обернулся и тотчас же резанул Штейникова за плечо:
— Смотри!
И оба боевика увидали, что почти рядом тихо колышется черная тень повешенного человека.
Ударом ножа Алексей перерезал веревку, и тело человека тяжело повисло ему на руки.
Повешенного положили на сырую мшистую землю, и Алексей приложил ухо к его груди. Но ничего не разобрал. Мешали слушать всплески теплой реки, шорох листвы да причудливые перекликивания, пересвисты какой — то неугомонной ночной птицы.
«Нет, — подумал он, — конченое дело!» — И хотел уже встать, как вдруг скорее почувствовал, чем услышат легкий, едва уловимый удар сердца.
— Стучит! — сказал он, поднимаясь. — Клади его выше!
Давай оттягивай руки назад, может быть, он еще выживет!
Через несколько минут лежавший на земле человек вздохнул и застонал. Принесли воды, влили ему в горло, он хлебнул глоток и вздохнул еще глубже.
— Жив, — решил Алексей. — Но кто это, кто? За что его повесили? Может быть, это были вовсе и не рыбаки, может быть, это были жандармы?
Чтобы не привлечь внимания уплывшей лодки, огня не зажигали. Но в это время небо просветлело. Поляна озарилась голубым мерцающим светом, и Алексей увидел одутловатое, крупное лицо лежащего в рваных отрепьях чело — века.
— Вероятно, какой-нибудь бродяга, — решили они. Вскоре человек очнулся. Сначала, увидев возле себя двух незнакомых людей, он перепугался и, очевидно, принимая их за каких — то других, забормотал:
— Ей — богу, ничего не слышал, ей — богу, спал за кустом!
Но потом, когда ему толком объяснили, что никто его трогать не собирается, он назвался Семеном Федоровым, отправляющимся на заработки в Чусовую.
Будто бы по дороге он заблудился. Попал на берег речки и уснул там. Проснувшись, он услышал рядом с собой голоса. О чем был разговор, слышал он плохо. Но только, не удержавшись, он чихнул, на него накинулись четыре человека и связали его. Долго допрашивали, кто он и зачем подслушивал, потом посадили в лодку, повезли с собой и, наконец, посовещавшись, решили высадить его на берег и повесить.
Весь этот рассказ, а особенно его первая часть показались Давыдову мало правдоподобными, ибо берег речки, на которой захватили его неизвестные люди, вовсе не лежал по соседству с Чусовским трактом. Но в то же время Давыдов чувствовал, что нельзя было подозревать в этом человеке шпиона, ибо какой же это шпион, если его свои, очевидно, переодетые жандармы самым настоящим образом повесили.
И, поразмыслив, Алексей решил: вероятно, свой человек, который не сознается только потому, что не уверен в том, к кому он попал, и в том, что спасшие его люди не выдадут его обратно жандармам.
Он задал бродяге еще несколько вопросов, но тот упер но отмалчивался.
— Послушай, — негромко сказал ему молчавший до сих пор Штейников, — а не лучше ли нам его опять того?..
— Что того?
— Да обратно! На то же самое место, пусть висит, где висел, и ему спокойно будет, да и нам тоже!
— Нет, — категорически отказался Давыдов, — это дело разобрать надо, что ты еще выдумал! Ты возьмешь его с собой и отведешь к землянкам! А я пойду к ребятам, может быть, там, поближе к заводу, узнаю что!
В условленном месте Алексей встретился с поджидавшими его боевиками. Здесь же был только что вернувшийся из Соликамска Студент.
— Есть оружие? — весело спросил Алексей, здороваясь с товарищами.
— Нет, — хмуро ответил Студент, — ящик украли! Когда ночью я тащил его, то за мной увязались шпики. Васька отвлек их на себя, а я забежал в какой — то пустой балаган и спрятал его. Но его оттуда украли!
И он рассказал по порядку, как было дело.
— А самое главное то, что вчера, подъезжая сюда, я увидел шагающим вдоль полотна того самого фокусника, который украл ящик. Я соскочил на ходу, но он, узнав меня, бросился сломя голову бежать и скрылся где — то в лесу! — Значит, он здесь неподалеку?
— Здесь!
— Это, конечно, провокатор?
— Ясное дело!
Алексей стиснул губы и выпрямился.
— Ну, ребята, смотрите в оба! А только эту сволочь мы должны обязательно изловить!
— И повесить! — послышались голоса.
— И повесить башкою вниз, — зло сощуривая глаза, добавил Алексей. — Теперь оставим это! Что нового?
— Есть новое… Жандарма вчера убили и бомбу к управителю опять Тимшин бросил.
Стали совещаться. Предстояло большое и трудное дело. Нужно было пробраться к общежитию полиции и разгромить его бомбами. Выработали план. Время назначили — послезавтра, в полночь.
— Послушай, Алексей, — тихо сказал ему брат, когда они остались вдвоем, — ты слышал что-нибудь про Лбова?
— Нет, но я жду!
— А я слышал! Мне надежные люди передавали, что он гибнет! Кругом измена, провокация, начинаются грабежи. И даже он, Сашка Лбов, своей железною волею не в силах более поддерживать дисциплину! А кроме того, — добавил он, помолчав, — кроме того, рабочие разгромлены и рабочие устали!
— Ну… а к чему это ты?
И Алексей пристально, испытующе посмотрел на брата.
— Рабочие устали! Ну что ты сделаешь, — он особенно подчеркнул слово ты, — если разгромили Лбова с его мотовилихинцами.
— Неужели ты думаешь выдержать?
Алексей помолчал, постучал прикладом винтовки о носок сапога и ответил сквозь зубы:
— Выдержу или не выдержу — это дело второе. Но то, что пока жив буду, не сдамся — это первое!
— А если?.. — И Иван еще более снизил голос — А если сами рабочие перестанут верить тебе и будут считать тебя за простого разбойника, тогда что?
Алексей быстро, рывком повернул голову, еще сильнее стукнул прикладом о носок сапога.
— Не будут!
— Нет, будут! Я тебе говорю, что будут! И если не все, то многие! Мы не собираем их, не разъясняем им ничего, на что идем, зачем все это, почему, для чего?! ,
— Нельзя!.. Конспирация прежде всего! Дурак ты, что ли, если не понимаешь?
— Нет, я понимаю, а это ты слепой, — резко ответил Иван, и его обыкновенно мягкий голос прозвучал на этот раз тверже, чем обыкновенно. — Я слышу уже, что когда мы ограбили заводского кассира, то жалованье всем задержали! И, воспользовавшись этим, полиция повсюду, на все перекрестках кричала рабочим: «Видите, кто такой Давыдов? Разбойник, и больше ничего! Ему бы только пограбить! Он ваши же деньги забирает, а вы еще ему верите, поддерживаете его». И, знаешь, многие заколебались что — то!
— Я не для себя деньги беру, а для них же, — запальчив. ответил Алексей, — мне, что ли, деньги нужны? Для кого это я, как волк, по лесам рыскаю? Разве не для них же?