Страница 17 из 38
Евдокия уже кое-что знала о большой царской семье, где после смерти царя Алексея Михайловича осталась его вторая жена – вдовствующая царица Наталья Кирилловна, в девичестве Нарышкина, с сыном Петром и дочерью Натальей, да еще шесть дочерей и два сына от первой его жены – покойницы Марии Ильиничны Милославской.
Знала она и то, что не было секретом ни для кого в Москве: вдовствующая царица люто ненавидела всех Милославских, а те платили ей той же монетой. Самой опасной для Натальи Кирилловны была старшая дочь покойного царя – правительница Софья Алексеевна, бывшая всего шестью годами младше своей мачехи.
Софья хотела во что бы то ни стало сохранить трон за собой или своим братом Иваном. Но он, как вы уже знаете, был болен, и Софья решила женить брата, дождаться от его жены наследника, который, даст Бог, будет здоров и станет законным претендентом на московский трон.
Невеста была старого и знатного рода, за который горой стояли многие знаменитые фамилии. Только в Думе боярами сидели шестеро Салтыковых.
В начале января 1684 года состоялась царская свадьба, но шел год за годом, а Прасковья Федоровна все не беременела. Потом она рассказывала: «При царе Иване пучило у меня живот с год, и я чаяла себя весь год брюхатой, да так и изошло». Да и как могла она забеременеть? Жила царица с мужем «розно»: спали они в разных покоях и в «мыльню», т. е. в баню, вопреки обычаю, ходили тоже «розно». И все же в конце 1688 года для всего государева двора стало известно, что царица Прасковья забеременела: однако ж Бог весть от кого. Говорили об этом и в доме Лопухиных. Услыхала о случившемся и Евдокия, которой тогда шел уже девятнадцатый год.
…А она все еще томилась в светлице, и почти единственной радостью были для нее выходы в церковь, где она видела прихожан и прихожанок, родственников и родственниц, знакомых по прежней, дозатворнической, жизни.
Здесь же, в церкви, несколько раз видела она и Степана. Всякий раз он становился все мужественнее – выше, крепче, шире в плечах – и раз от разу казался ей не только все красивее, но и все милее.
Потом узнала она, что женился Степан, а тут и с нею приключилось событие неожиданное и удивительное – заслала в их дом сватов вдовствующая царица Наталья Кирилловна.
Наталью Кирилловну вполне можно было понять. Ее единственный сын Петр, которому шел уже 19-й год, к этому времени совершенно отбился от рук, пропадая в Кукуе – Немецкий слободе за речкой Яузой – среди развеселых распутниц, пивших вместе с сыном вино, окруженных разудалыми и бесшабашными товарищами сына – офицерами да корабельными шкиперами, тонувшими в облаках табачного дыма…
Все они были католиками да лютеранами, людьми чужой веры, – чего же хорошего можно было от них и ждать?
Да и занимался с ними сын совсем не царским делом: вдали от родного дома, где-то под Ярославлем, рубил он, как простой плотник, корабли, не наведываясь в храмы и подолгу не исповедываясь и не причащаясь. Что было делать?
И решила Наталья Кирилловна женить сына, надеясь, что он, как и другие, по старой пословице, «женится – переменится».
После долгих раздумий остановила она свой выбор на Евдокии Лопухиной и заслала в дом невесты сватов.
Этот выбор не был случайным: род Лопухиных был велик, а многие родственники царской невесты отличались буйным нравом, злоязычием и упрямством, что заставляло других дворян бояться новых государевых сородичей.
Накануне свадьбы Илларион Абрамович Лопухин был пожалован в бояре, и велено было носить ему новое имя – Федор, после чего дочь его пошла под венец Евдокией Федоровной и, став царицей, так и именовалась.
Свадьба прошла, как и полагалось, с соблюдением всех обрядов, но не венчание, не слова патриарха и не пышный пиршественный стол запомнились новобрачной. Когда потом вспоминала юная царица свадьбу, то казалась она ей каким-то сумбурным сном, ибо новый ее повелитель в первую же ночь стал проделывать такие штучки, о каких она никогда и не слыхивала. Когда же она, вконец обомлев, заплакала, он хмыкнул, загоготал – видать, еще спьяну, – выругался по-немецки и, повернувшись к стенке, сначала обиженно засопел и сразу же и заснул.
Потом он никогда ничего срамного не делал, не говорил, был муж как муж, но сразу же поняла Евдокия, что не мила она Петру Алексеевичу и что любви между ними никогда не будет.
Сердцем почувствовала их ночную рознь, несогласие и холодность и Наталья Кирилловна и, ни о чем не расспрашивая, тут же навсегда и бесповоротно возненавидела невестку. Да если бы и спросила Евдокию, то все равно не смогла бы сказать она свекрови ни слова просто потому, что не знала бы, как объяснить все случившееся.
Так и началось ее царское житье: муж по неделям пропадал то в Кукуе, где, как тайно доносили верные слуги, по-прежнему были с ним непотребные немки-блудницы да пьяницы, то метался Петр Алексеевич с компанией собутыльников где-то у черта на куличках, закладывая новые крепости да спуская с верфей новые корабли. Редко когда оказывался он в ее спальне, да и то был почти всегда пьяным и злым. От этих набегов трижды беременела она, всякий раз исправно рожая сыновей. И хотя было их, как в сказке, трое – Александр, Павел и Алексей, – только не были они сказочными богатырями: Сашенька да Павлуша умерли во младенчестве, а последыш – Алешенька – прожил с нею восемь лет, после чего забрал его отец к себе. Разлуку с сыном восприняла Евдокия как большое горе, потому что все это было сделано не по-человечески, а случилось будто в страшном сне. На сем закончим первую часть рассказа.
Однако, сохраняя беспристрастность и объективность, представим вам, уважаемые читатели, и мнения о царице Евдокии и ее родственниках одного из современников, князя Бориса Ивановича Кура-кина.
Куракин не был оголтелым врагом Евдокии Федоровны, хотя и являлся одним из самых активных сторонников ее мужа. В «Гистории о царе Петре Алексеевиче», большом черновом рукописном наброске, сохранившемся в архиве Бориса Ивановича, дается развернутая характеристика Евдокии Федоровны, ее родственников и повествуется об обстоятельствах первого периода совместной жизни царской четы.
По словам Куракина, выбор Натальей Кирилловной жены своему сыну, а себе – будущей невестки произошел не без политического расчета.
Князь Куракин хорошо знал все, о чем писал.
Он был четырьмя годами моложе Петра, но уже с семи лет стал его спальником.
С 1683 года многие дела Петра совершались на его глазах. Куракин сопутствовал Петру во всех его делах: был в «потешном» Преображенском полку, участвовал в Азовских походах, а в Полтавской битве командовал Семеновским полком.
С 1711 года он был одним из виднейших дипломатов России, выполняя роль русского канцлера за границей.
Куракин писал, что противная князю Голицыну партия Нарышкиных и Тихон Стрешнев не допустили женитьбы царя Петра на родственнице Голицына или его сторонников и добились того, что 27 января 1689 года Петр женился на Евдокии Федоровне Лопухиной. Ее многочисленные родственники, оказавшись при царском дворе, тут же обнаружили самые дурные качества. Куракин писал, что были Лопухины «люди злые, скупые ябедники, умов самых низких и не знающие нимало в обхождении дворовом… И того к часу все их возненавидели и стали рассуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и все государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы и все им зла искали или опасность от них имели».
Что же касается самой Евдокии Федоровны, то Куракин отмечал:
«И была принцесса лицом изрядная, токмо ума посреднего и нравом не сходная к своему супругу, отчего все счастие свое потеряла и весь свой род сгубила… Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжалася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому же царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которы были уже явны на весь свет…»