Страница 24 из 38
Но никто не был осыпан такими милостями, как Борис Годунов: он получил не только высокий сан конюшего, но и титул ближнего великого боярина, наместника царств Казанского и Астраханского; ему даны были громадные поместья, все луга на берегу Москвы-реки, сборы с целых областей, доходы с некоторых промыслов и прочее. Доходы его достигали 100 тыс., и он мог на свой счет снарядить из своих крестьян стотысячную рать. Правительственное значение его было так велико, что королева Англии Елизавета I называла его в грамотах своих „любительным братом“ и „лордом-протектором“».
С самого начала царствования Федора Ивановича фактическая власть была сосредоточена в руках Бориса Годунова, и потому годы царствования Федора Ивановича могут с полным правом считаться временем правления Бориса Годунова.
Каким был новый царь
После смерти старшего сына Грозного, Ивана, претендентом на престол стал его второй сын – Федор, матерью которого, как и старшего царевича, была Анастасия Романовна. Но как это часто бывает, у одного и того же отца и одной и той же матери братья, появившиеся на свет с разницей в три года, совершенно не походили друг на друга.
Если Иван был копией отца: гневным, жестоким, склонным к блуду и пьянству, – Федор был с малых лет тих и скромен, человеколюбив, щедр на милостыню и привержен вере.
Карамзин, собравший множество летописных свидетельств о его наружности, так описывал Федора: «Не наследовав ума царственного, Федор не имел ни сановитой наружности отца, ни мужественной красоты деда и прадеда: был росту малого, дрябл телом, лицом бледен, всегда улыбался, но без живости; двигался медленно, ходил неровным шагом от слабости в ногах, одним словом, изъявлял в себе преждевременное изнеможение сил естественных и душевных».
С детства любимым местом времяпрепровождения Федора была церковь, а любимым занятием – колокольный звон. Рано приобщившись к этому, стал Федор, несмотря на хилость, прекрасным звонарем, предпочитая перезвоны на самых малых колокольнях. Когда «встал он на царство», был он уже женат, но все еще бездетен. И в царской большой семье кроме него был еще один сын Грозного, полуторагодовалый Дмитрий – сын последней жены тирана, Марии Нагой. О судьбе Дмитрия и его матери речь пойдет впереди, а теперь продолжим знакомство с новым царем – Федором Ивановичем, с тем, каков был он в повседневности.
Федор Иванович всегда просыпался среди ночи, чаще всего в четвертом часу утра, и как только открывал глаза, звал священника с крестом и иконой того святого, чей праздник отмечался в грядущий день. После совместной молитвы и окропления святой водой посылал он постельничего узнать, хорошо ли почивала царица Ирина Федоровна, сестра Бориса Годунова. А после того как царицу одевали и умывали, шел к ней в опочивальню, и с нею вместе шествовали они в церковь.
Простояв на заутрене не менее часа, Федор уходил, чтобы, приняв самых близких бояр, пожаловать затем к двухчасовой обедне.
После того, поспав три-четыре часа, шел он в баню или же на созерцание кулачного боя. Более жестоких забав государь не терпел оттого, что был добр и очень боялся Бога.
Возвратившись домой, отправлялся он к вечерне, а оттуда – в покои царицы, где окружали царя кувыркающиеся и дерущиеся шуты и шутихи, многочисленные карлы, дураки и дуры.
Каждую неделю, если не был совсем уж болен, навещал Федор Иванович один из ближайших монастырей.
Если же встречался на пути его коленопреклоненный челобитчик, то грамотку или словесную мольбу Федор Иванович не принимал, а отсылал его к своему шурину – Борису Годунову. Из-за родственной близости стал Годунов после воцарения Федора первым человеком, оттеснив других бояр, в том числе и Никиту Романовича.
Бури и потрясения в Регентском совете
И все же престолоблюстителем при государе стал старейший из бояр, дядя царя Федора, родной брат его матери, первой жены Ивана IV, Анастасии, Никита Романович.
После смерти сестры-царицы Никита Романович остался у царя Ивана в милости и на третий год был возведен в сан боярина. Вскоре превратился Никита Романович в одного из самых приближенных к царю вельмож.
Когда Иван Грозный почувствовал приближение смерти, что случалось с ним не один раз, то для сбережения трона и своих детей создал он Регентский совет из пяти бояр: Никиты Романовича, Бориса Годунова, Богдана Вельского и князей – Федора Мстиславского и Ивана Шуйского. Причем главой совета и «сберегателем государевых чад» был назначен Никита Романович.
Свой пост сохранил он и после того, как Федор Иванович вступил на престол. Это объяснялось тем, что Федор, как мы уже знаем, был «убог во главе и членах».
Первое, что сделали бояре-регенты, совершили они в первую же ночь после смерти Грозного. С видимым единодушием приняли они решение арестовать Марию Нагую, маленького царевича Дмитрия и многих родственников царицы, что и учинили под покровом ночи, посадив всех в кремлевские застенки.
Однако это привело к тому, что племянник Малюты Скуратова, боярин Богдан Яковлевич Вельский, входивший в Регентский совет, решился на мятеж в пользу царевича Дмитрия. И многие родственники Марии, и сам Вельский были активнейшими опричниками, и в них засела непримиримая ненависть к родовитому боярству. Когда в 1580 году Иван Грозный играл свадьбу с Марией Нагой, Богдан Яковлевич был «дружкой» жениха и с тех пор оставался его главным любимцем, став к концу жизни царя единственным фаворитом.
Поэтому с Вельским и его покойным дядей – первым опричником и главным палачом Малютой Скуратовым-Бельским – москвичи связывали все ужасы опричного террора.
Узнав о замыслах Вельского, не бояре, а горожане – стрельцы, ремесленники, бессословная беднота и прочий мелкий люд – собрались у стен Кремля и потребовали выдать им Богдана Вельского.
Бунтарей в Кремль не пустили, но во избежание нового бунта тайно вывезли Богдана Яковлевича из Москвы, поставив воеводой Нижнего Новгорода.
А за неделю до венчания Федора Ивановича на царство, 24 мая 1584 года, Нагих и Дмитрия увезли в Углич, завещанный царевичу отцом.
Маленький Углич, находившийся в двухстах верстах от Москвы, на берегу Волги, стал с этих пор напоминать столицу опального удельного князя с многочисленными родственниками овдовевшей царицы и с малочисленным дворцовым штатом. Но и жители Углича, и родственники Марии Федоровны знали: хоть в опале, не гласной, правда, а скрытой, пребывает здесь законная царица Московская, вдова покойного грозного царя, а потому и сын ее и его – не удельный князь, а наследник трона, ибо иных наследников на российский престол нет.
Никита Романович оказался вторым из пяти членов Регентского совета, кому суждено было покинуть его вслед за Вельским. Тому было две причины: болезнь, приключившаяся с ним в конце 1584 года, и то, что первым человеком в Боярской думе, а заодно и в сердце Федора Ивановича стал Борис Годунов.
Никита Романович, старый, необыкновенно гордый, привыкший всегда играть при царе первую роль, не мог смириться с тем, что зять Малюты Скуратова, незнатный костромской дворянин Бориска Годунов, к тому же ровесник его старшего сына Федора, очаровав полубезумного государя, делает что хочет и пользуется благодаря этому невиданной дотоле властью, не меньшей, чем царская.
Никита Романович, вступивший уже в восьмой десяток лет, презрел мирскую суету и, оставив Кремль, ушел в монастырь, получив при пострижении имя Нифонта и приняв схиму, высшую степень монашества. После принятия схимы инок особенно строго соблюдал монастырские правила, умерщвлял плоть долгими постами и непрерывными молитвами и даже в одежде был отличен от простой братии. На куколе – черном колпаке, пришитом к воротнику рясы, края которого спускались на ветхую и грубую черную рясу, – нашиты были белые череп и кости, «Адамова голова», а под рясой носил схимник жесткую, колючую рубашку – власяницу, и железные цепи – вериги.