Путь Пилигрима

– Нет,- возразил Шейн,- они думали, что приручены, как думали и вы, потому что в течение столетий позволяли, чтобы ими владели и пользовались другие люди той же расы. Но это подчинение было не настолько сильным, чтобы не смог пробудиться древний инстинкт, выражением которого являюсь я. Медленно, очень медленно сначала, но постепенно нарастая до настоящего момента, как вышедший из повиновения огонь, к людям пришло понимание того, что вы, алааги, совершенно другие. Вы не принадлежите к их человеческой породе и не имеете права пользоваться ими. Теперь они знают вас такими, какими вы и являетесь - чужаками, чей дом не здесь, которым нельзя разрешить владеть на Земле ничем, которым нельзя даже разрешить существовать здесь самовольно.

Лит Ахн упорно смотрел на него.

– Ты явно не в себе, Шейн-зверь, Пилигрим, или кем ты там еще себя воображаешь,- вымолвил он.- Мы спустились на вашу Землю, и ваш народ имел возможность прогнать нас прочь при помощи всего, что у вас было. Случись это, мы не стали бы жаловаться, ибо это означало бы, что мы не готовы померяться с вами силами. Но ваша раса потерпела поражение - и теперь, когда мы управляем планетой уже три года, хорошо с вами обращаясь, вы жалуетесь.

– Я не жалуюсь. Они тоже,- сказал Шейн, протягивая руку к экрану.- Я лишь объясняю, в чем дело. Пробудился человеческий дух и понял, что не будет больше прирученного зверя для других рас. Вы и ваша раса должны считаться с последствиями такого пробуждения.

– Ты продолжаешь говорить так, будто вы, а не мы, обладаете силой,- сказал Лит Ахн.- Что могут сделать против нас эти сотни внизу, или эти тысячи, или даже миллиарды, живущие на всем земном шаре?

– Дело не в том, что мы можем сделать, дело в том, что мы сделаем,- вымолвил Шейн.- Мы прогоним вас прочь или умрем.

– Ты хочешь сказать, что вы вынудите нас убить вас? Вас всех?

– Если не удастся вас прогнать, то ничего другого не останется.- Теперь уже Шейн поднял глаза и долго смотрел на него в молчании.- Говорю вам, будь у нас даже корабли, на которых можно было спастись, эта планета - наш дом, и мы вас изгоним отсюда или погибнем.

Атмосфера в комнате была настолько заряжена эмоциями, что казалось, будто они двое заключены в твердое вещество. Лит Ахн не двигался; выражение его лица и взгляд оставались теми же, но Шейн ощущал, что настроение его изменилось.

– Ты смеешь говорить такое! -вымолвил Лит Ахн.

– Дело не в том, осмеливаюсь я или нет,- сказал Шейн.- Что вы можете сделать, чтобы не дать мне сказать то, что хочется? Если вы считаете неприятным то, что я говорю, вы вправе лишь убить это тело, а потом спрашивать себя всю оставшуюся жизнь, какую еще правду могли бы услышать, не поторопись вы в своих действиях.

– В таком случае вот что я тебе скажу,- сказал Лит Ахн.- Без рабочего скота этот мир непригоден для настоящих людей, какими являемся мы. Если сказанное тобой - правда, хотя я в это не верю, тогда, вероятно, нам лучше оставить вашу больную расу умирать от этого недуга или, может быть, избавить всех вас от мучений - прежде чем мы уйдем.

– Делайте, что вам угодно,- проговорил Шейн.- Никто не сомневается, что алааги могут уничтожить всякую жизнь на этой планете. Но разве подобное присуще алаагам - уничтожать что-то без достаточных оснований? И разве достаточное основание - то, что населяющие этот мир существа бесполезны для вас?

Он помолчал. Лит Ахн взглянул на него и ничего не сказал.

– Более того,- продолжал Шейн,- нет смысла говорить мне такое, поскольку я не сделан из плоти и крови и, следовательно, меня не коснется то, что вы совершите. Если вы уничтожите всех людей, с вами останусь я. Если нет, то пока жив хоть один человек, я буду существовать в нем - мужчине, женщине или ребенке. Но притом разве это разум алаагов говорит через вас со мной? Разум, который только потому, что другая раса не может измениться по вашему желанию, собирается уничтожить ее? Разве это разум алаагов, полагающий, что уничтожение расы позволит забыть слова, произнесенные духом расы? Вопросы, поставленные духом? Разве тот факт, что человечество предпочитает стоять на своем и погибнуть, изменит тот факт, что алааги бежали и выжили?

Наступившее молчание было долгим. Слова Шейна были как будто нарисованы в воздухе между ним и Лит Ахном - нарисованы, чтобы никогда не стираться.

Но наконец настал момент, когда Лит Ахн, твердый и неподвижный, как скала, немного расслабился. Только человек, знавший Первого Капитана так же хорошо, как Шейн, мог прочитать незначительные изменения во внешнем облике, говорящие о релаксации,- и Шейн их уловил; и впервые за время разговора в его душе затеплилась крошечная надежда.

– Мы уходим только для того, чтобы вернуться и выиграть,- сказал Лит Ахн, эти слова были произнесены так, как будто он повторял их бессчетное число раз, пока не стерлись первые эмоции и их смысл.- Ты знаешь, почему я так долго тебя выслушиваю, Шейн-зверь? Ибо несмотря на все, сказанное тобой, я считаю тебя зверем по имени Шейн.

– Не имеет значения почему, главное, что выслушали,- сказал Шейн.

Лит Ахн сделал жест ладонью, как бы прогоняя плавающую перед ним в воздухе пылинку.

– Последние восемь часов,- вымолвил он,- я сидел, слушая слова, очень похожие на твои. Действительно, одна группа выступавших говорила примерно то же, что и ты. Я был на Совете Капитанов с командующими разных регионов этой планеты - и все они встревожены. Как Первый Капитан, тот, кто должен вынести окончательное решение, я только сидел и слушал, хотя не будь я Первым Капитаном, я бы взял сторону тех, кто считает эту Экспедицию неудавшейся. Иными словами, поскольку я был выбран Первым Капитаном и отдаю приказания, я заявляю, что потерпел неудачу в проведении этой Экспедиции.

Он бросил на толпу едва ли не задумчивый взгляд, потом снова взглянул на Шейна.

– Перед высадкой здесь мы изучали вас почти сто ваших лет,- сказал он.- Сам материальный мир казался подходящим. Ваша порода представлялась многообещающей по качеству скота. У меня были некоторые сомнения, когда я отдавал приказания по поводу Экспедиции, руководителем которой был избран.

– Я уже говорил вам,- сказал Шейн,- что при первом контакте даже человеческие существа не понимали, что получится из попытки сосуществовать с алаагами.

– На только что завершившемся Совете были высказаны две основные группы мнений,- продолжал Лит Ахн, как будто не слыша сказанного Шейном.- Были такие, кто считают, что эта планета и ее звери выказали слишком незначительную отдачу на наши усилия и что нам надо обратить наши взоры на другие миры. Было и другое мнение группы, возглавляемой господином Лаа Эхоном, который теперь примет участие лишь в одном Совете, поскольку ты сообщил, что он желает неприемлемых изменений - изменений, которые могут привести к недопустимому отклонению от нашей бессмертной цели по возвращению себе родных планет. Думая так, он сам доказывает свою ненормальность. Но мнение, которое он проводил в Совете, заключалось в том, что мы должны установить над скотом гораздо более жесткий контроль и предусмотреть смену руководства на месте - а это неизбежно означает, что при аналогичном мнении других Капитанов я должен буду попросить отставки с поста Первого Капитана, и его займет Лаа Эхон.

Темные глаза алаага в упор смотрели на Шейна.

– То, что говорил ты, во многом перекликается с высказываниями тех, кто считает, что Экспедиция должна продолжить поиски планеты и рабочего скота в другом месте. Правда, никто из них не говорил теми же словами, что и ты.

Он помолчал.

– Впервые…- Глубокий голос Лит Ахна, казалось, отражается от тишины комнаты. Как будто независимо от его воли, правая его рука слегка зашевелилась. От экрана послышался приглушенный, но теперь различимый шум ропота голосов и движения толпы.- Да, мне впервые пришло в голову, что этот ваш мир нездоров - планета, непригодная для заселения алаагами.

Он снова посмотрел на экран.

– Можешь идти,- сказал он.