Страница 40 из 40
— Выходит, Симакин показал вам карту с нанесенными ромбиками, и вы беспрекословно поверили, что обозначения — именно древние могильники? Что же, на карте была гербовая печать, авторитетные подписи? В конце концов, Симакин мог просто разыграть вас.
— Зачем бы он стал так шутить.
— Действительно, шутка опасная, — без тени иронии сказал Шатохин. — Хорошо, пусть курганы на месте, не тронуты. Но как археолог, вы лучше моего должны знать, что на сотни древних погребений едва попадается одно неразграбленное. На сотни! Это утверждает ваша сокурсница, ее руководитель. Не поверю, что, видя одну карту, при таких ничтожных шансах вы решились на убийство. Что другое, Ровиков? Говорите. Чистосердечное признание и раскаяние ваши последние шансы. Правду говорите. Каждое слово будет проверяться.
— Я все основное сказал… Просто еще в августе Симакин дал мне золотую фигурку оленя. Продать. Потрясающий олень! Настоящий. Из кургана. Вот и требовал вернуть эту фигурку. Она у меня в прихожей на антресолях лежит.
— Всего одна была фигурка?
— Других я не видел. Подумал, что он…
— Что подумал?
— Что он уже…
— Водит вас за нос и сам раскопал курганы?
Ровиков торопливо, словно опасался, что ему не поверят, закивал.
— Но больше у него ничего не было. Ни на даче, ни на квартире.
— А книги старинные пропали. Ваша работа?
— Да, семь штук. Я их все сжег. Вместе с оригиналом карты. Позвонил через четыре дня в ателье, к нему, просто так позвонил, не знаю почему. И после сжег.
Шатохин еще раз пристально посмотрел на арестованного. Похоже, теперь можно верить в его искренность. Последний вопрос можно было не задавать. Шатохин все-таки спросил:
— Скажите, Ровиков, вам известно, как назывались племена, которые населяли Алтай в глубокой древности?
— Да… Стерегущие золото грифы… Не думал, что они подстерегут меня.
Нотки сожаления и горечи проскользнули в его голосе.
— Теперь все ясно, — сказал Шатохин. — Дать вам ручку и бумагу, или мне самому записывать?..