Страница 68 из 73
Апполоний сразу оценил всю силу, направленную против мятежников. Сердце его сжалось, когда легат испытывающе оглядел его с ног до головы. В висках запульсировала кровь. В горле стало сухо. На лице Петрония Леонида не было ни тени эмоций, хотя на самом деле в душе полководца клокотала ненависть и жажда расправы над соперником.
— Я пришел к тебе с миром, — с трудом выдавил из себя Муска.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я пришел к тебе не как враг, а как друг.
У меня рука не поднимается против тебя, Леонид. Бунт обречен. Я это понял, как только ты выступил против своего племянника безумного мальчишки, поднявшего на мятеж своих рабов ради одной рабыни.
— Ты сдаешься?
— Да. Я хочу быть в твоих рядах.
Петроний Леонид усмехнулся. Поглаживая рукой гриву коня, он пронзительно вглядывался в глаза Муски.
— Ты думаешь, мне нужны предатели? Ведь ты предаешь друзей?
— Я всегда был на твоей стороне, Леонид.
— Но ты поддержал бунт!
— Я поддержал твоего племянника в трудную минуту, возрази Апполоний. — Мы все рассчитывали на твою поддержку. Вы разбойники, уничтожили мое поместье, зверски убили мою жену, и говорите, что вы полагались на мою помощь. Да вы безумцы!
— Ты же знаешь, что на меня был составлен нелепый донос.
Мне некуда было деваться. Я хотел идти к тебе, просить у тебя крова; но твой племянник оказался благороден. Я лишь платил услугой за услугу. Злой демон помутил мой разум. Я не ведал, что творил, но на мне нет крови твоих родных.
Легат, стиснув зубы, махнул рукой, и вмиг два легионера обступили Апполония с двух сторон.
— Так знай же, Муска! Донос на тебя велел написать я. А почему, ты догадываешься?
Апполоний был поражен. Такого поворота событий он не ожидал.
— Когда-то ты спас мне жизнь. Что ж. Это я признаю. Но ты подбивал солдат поднять оружие против императора. А то, что!! тебя выгнали из армии — это все ложь. Может быть, ты спас мне жизнь только для того, чтобы втереться ко мне в доверие?
— Откуда у тебя такие сведения? — Апполоний был подавлен.
Легат говорил правду.
— После нашей встречи в бане я навел справки о твоей судьбе. Оказывается, ты заядлый бунтовщик. Ты замышлял мятеж в армии. Не так ли? Муска, глядя в землю, кивнул в знак согласия головой.
— Ты был в Египте. Изучал тайны жрецов. Вот откуда у тебя их символ древней мудрости, — твоя обритая голова. Ты работал, как простой ремесленник, ты хотел погрузиться в мир тех, кого ты мечтал сделать счастливыми. И вот твоя последняя деятельность на благо нищих и бродяг, рабов и варваров — этот бунт. Нет. Ты ведал, что творишь. Еще в армии ты не мог удовлетвориться своим чином рядового. Тебя снедало тщеславие. Тебе нужны были лавры Цезаря. И всю жизнь ты стремился к ним. Этот бунт был для тебя настоящей удачей. Пробил твой час. Наивный Валерий был лишь ступенью на твоем пути к вершинам власти. И я должен был тоже стать игрушкой в твоих руках. Ты надеялся, что я помогу бунтовщикам, ибо ты полагал, что я у тебя в долгу. Но я оказался умнее тебя. И умнее всех вас. Я все делаю только для себя. А теперь получи благодарность за ту варварскую стрелу от меня плату. Я избавлю тебя от страданий в этом мире. Ты будешь вечно счастлив. — Легат засмеялся.
Апполоний вскинул голову и гордо посмотрел на Леонида.
— Ты раскрыл мою тайну. Но вы не можете убить меня. Душа моя лишь покинет свое временное жилище и переместится в новорожденного человека. И тот, другой, осуществит то, что я не мог воплотить в этой жизни. Мои друзья, которые жаждут боя с вами, также обречены на смерть. Я это вижу.
Но и они не умрут. Их души обретут спокойствие, едва лишь они покинут тела, ежедневно подвергавшиеся мучениям. Но над душой ничто не властно.
Аквилла сделал знак рукой. Из шеренги легионеров вышел широкоплечий бородач с мечом в руке. Он не спеша подошел к Муске. Леонид сказал Апполонию:
— Когда перед смертью ваш дружок Эней сказал мне: «Ты ловишь мух, Аквила», я успел ему ответить, так как он уже отправился на тот свет. Но вот тебе я могу предать то, что я хотел возразить ему. Я подумал тогда, а ведь одну муху я все-таки поймал. А вот и вторая муха прилетела ко мне.
— Леонид горько усмехнулся, — орел не ловит мух, но иногда ему приходится это делать.
Бородач сделал шаг вперед и со всей силы вонзил меч в живот Апполония. Затем дернул оружие вверх, распарывая внутренности. Муска дернулся и закатил глаза к небу, бесшумно повалился навзничь. Смерть была быстрой. Раба, который сопровождал Муску, отправили обратно бунтовщикам. Легат уже не ждал, чтобы мятежник сложили оружие. Он только на время отклонил начало атаки, и когда со стороны противника не было получено известий о прекращении сопротивления, Леонид приказал дать сигнал.
Во время наступления конницу решено было пустить в ход только на крайний случай. Ставки делалась на пехоту, не легко вооруженных воинов.
Среди мятежников началась легкая паника, когда было получено известие, принесенное спутником Апполония. Но начавшееся брожение успокоил Британец. Головным отрядом теперь руководил Валерий сам, по собственной инициативе, принявший командование в центре мятежного войска.
Римляне шли сомкнутыми рядами, выставив вперед длинные копья и защищаясь белыми щитами. В мятежников полетели дротики и пилумы, которые на расстоянии в семьдесят метров могли пробить щит. Но обороняющиеся выкатили вперед на колесах деревянные башенки, за которыми можно было укрыться от града копий.
Когда до бунтовщиков осталось с полсотни метров, легионеры, разделившись на три группы, побежали в атаку.
Через несколько секунд началась битва. На левом фланге обороны, которой командовал молодой юноша по имени Гаррон, легионеры бились с отрядом, который составляли в основном рабы, находившиеся ранее в рабстве у Фабии.
Черные нубийцы сражались бок о бок с проворными испанцами, коренастыми галлами и воинственными парфянами.
Бой был бескомпромиссен. Противники были равны по силам. Профессионализм легионеров уравновешивался отвагой и безрассудным отчаянием мятежников.
Некоторые, потеряв мечи и оставив в стороне шлемы, сражались в рукопашную. У самого края моста вцепившись друг в друга бились римлянин и раб. Дрались упорно.
Со стороны трудно было отличить, кто был легионер, а кто — мятежник. Они даже были чем-то схожи между собой. Но один был квирит, — свободный гражданин, а другой раб. Никто не хотел уступать. Глаза у каждого горели жаждой смерти другого. Оступившийся парфян, не желая расставаться со своим врагом, полетел вместе с ним в воду, и уже там, на дне реки, два неприятеля продолжали борьбу, но уже в другом мире. К римлянам подоспело подкрепление.
Натиск легионеров усилился. Некоторые мятежники, в основном малодушные и трусливые от природы, не выдержав тяжести боя, бросались в воду или же поворачивали к храму Юпитера в надежде найти там спасение. Но спасались единицы. Раненые, не обращая внимания на боль, на бессилие, на страх бились самоотверженно.
Лишь война обнажает все дикие инстинкты человека. Жестокость была чудовищной. Тех, кто уже не мог держать оружие в руках, беспощадно резали и кололи мечами, пронзали копьями. И легионеры, и мятежники были одинаково ненасытны в своей жажде крови, залившей все поле битвы. Даже мраморные статуи из белых становились алыми.
Римлян было больше, но мятежники с упорством, достойным восхищения, стойко держались. Легионеры были опытней и выносливей в бою, но восставшие бились за свободу. В толпе, среди своих и врагов, сражался Валерий. Меч выскальзывал из потных рук, на губах осела соль. Дыхание было частым и хриплым. Думал ли юный патриций, что когда-нибудь он будет сражаться вместе со своими рабами против сородичей. Но жизнь преподнесла необычный подарок. Судьба распорядилась по другому, и ее уже нельзя изменить.
Петроний Леонид издали наблюдал за ходом сражения. Первоначальная уверенность в легкой победе над мятежниками улетучилась. Прямо на руках выносили раненых легионеров. Многие уже были убиты, полчаса шел бой, а продвинулись вперед мало.