Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 73



Актис показалось, что на нее вылили ушат с кипятком. От боли она закусила губы и сумела не издать ни единого звука. Словно живые змеи, стали сползать с ее тела плети.

С упоением смотрела Фабия на эту сцену. Сердце у нее так быстро прыгало в груди, и стало вдруг так хорошо, как даже не было в постели с мужчиной. Дрожь била женщину. Она жаждала продолжения.

Палачи вновь замахнулись для удара, но в это мгновение в атрий вбежал Рупий. Его лицо было бледным, а губы дрожали. Все замерли, глядя на него.

— Госпожа! — закричал Рупий. — Там, на улице вооруженная толпа!

— Как ты смеешь отвлекать меня от дела? — истерически заорала Фабия. — Мерзавец, что тебе надо?

— Но, госпожа, — забормотал управляющий. — Помилуй, эти люди, они идут к нашему дому. Я боюсь, что…

Докончить он не успел.

— Если ты скажешь еще хоть слово, — Фабия от злости выпучила глаза, — ты будешь висеть рядом с ней.

Она указала на Актис. Тут раздался страшный грохот. Все повернули головы в ту сторону, откуда он доносился. До всех дошло очень быстро, что разбили ворота. Разбили чем-то тяжелым и мощным, как таран.

Фабия опомнилась первой.

— Что вы стоите, скоты? — закричала она на рабов. — Немедленно к воротам и отгоните этих разбойников. А ты, Эфиоп, продолжай.

Рабы бросились выполнять приказ госпожи, но было уже поздно. В двери через коридор уже ворвались вооруженные до зубов люди. Они, как гусей, разогнали, попытавшихся было сопротивляться рабов, и очень скоро заполнили весь атрий. И первыми, кто стал их жертвами, были Эфиоп и Азалий. Увидев в их руках плети и то, чем они занимались, ворвавшиеся пришли в ярость, и их мечи и копья массой обрушились на не успевших что-либо понять африканцев. Вскоре их тела превратились в кровавые ошметки, лежавшие на мраморе пола, который из светло-серого стал темно-красным.

Все произошло так быстро, что из обитателей дома никто ничего не успел понять в происходящем. Все, включая и Фабию, были в оцепенении.

Фабии вдруг стало страшно. Она решила, что следующей жертвой станет она, а не кто-то другой. Но то, что о на увидела, лишило ее страха и вновь наполнило злобой и ненавистью.

В помещение вошел Валерий с суровым и скорбным лицом. Как он был красив сейчас! У Фабии защемило сердце. На нем был алый плащ и белоснежная короткая туника.

Увидев Актис, юноша бросился к ней и с такой нежностью обнял ее, что матрона захотела умереть.

Почувствовав, что ее обнимают, Актис открыла глаза и, увидав перед собой лицо Валерия, счастливо улыбнулась.

— Любимый, — прошептала она. — Я знала, что ты придешь. Я знала. И она уронила голову на грудь. Ее волосы упали Валерию на лицо. Юноша чуть не заплакал. Бережно, как самую драгоценную ношу на земле, он освободил девушку и, взяв ее на руки, пошел к Фабии. Проходя мимо растерзанных африканцев, он чуть не поскользнулся на окровавленном полу. За ним тенью следовали Эней и Апполоний.

Все остальные молча стояли на месте, и грозно сжимали оружие. Рабы Фабии замерли в ужасе за жизнь своей госпожи.

— Видишь, что ты наделала? — тихим, усталым голосом сказал он.

Фабия молчала. Как каменная, сидела она на своем троне и не могла произнести ни слова.

Валерий повернулся к ней спиной и пошел прочь. Он вышел из дома Фабии, который уже был полон его людьми. Вооруженные чем попало, они вмиг превратились в грабителей. В богатейшей из капуанских вилл начался погром, словно в нее ворвались вражеские солдаты.

Четверть часа понадобилось рабам Валерия и прочему сброду, что присоединился к ним, чтобы опустошить этот некогда райский уголок. Естественно, что разбойников интересовали только золото, серебро и драгоценности, на все остальное: статуи, картины, ковры — они не обращали внимание.

И на все это Фабия, ее челядь были вынуждены молча взирать. В начале погрома один из рабов попытался сопротивляться, но тут же пал, разрубленный мечом одного из грабителей.



Когда же насильники покинули атрий и разбрелись в других частях дома, Фабия, вместо того, чтобы воспользоваться этим и бежать с виллы, накинулась на своих несчастных рабов. С яростью львицы бросилась она на толпу людей и стала наносить удары руками направо и налево. Ей не следовало этого делать.

Рабы, и без того напуганные и разозленные, с ненавистью и злобой смотрели на госпожу, Они даже не пытались уклоняться от ее ударов, а словно заряжались от них той энергией, что может сломить их покорность. Но Фабия не замечала этого.

— Негодяи! — визжала она. — Ни один из вас не останется живым. Вы не смогли сберечь мою честь. Я казню всех!

Эти слова были прерваны. Неожиданно для самого себя, один из рабов с силой ударил кулаком по лицу матроны. Фабия упала.

Последняя капля переполнила чашу терпения. Чего было терять этим людям? Они поняли, что хозяйка обязательно сдержит свое слово. Всей толпой, с яростью и бешенством бросились рабы на госпожу.

Месть за жестокости обрушилась на нее. Рок настиг Фабию. Она кричала от ужаса и боли. Удары сыпались на нее градом. Десятки рук и ног пытались дотянуться до ее тела. Если бы мстителей было не так много, женщина была бы растерзана в одно мгновение, и боль была бы молниеносной. Но палачей было слишком много, и каждый старался исполнить свою миссию. Возникли шум, гам, сутолока. Над всем этим, словно визг убиваемой свиньи, стоял крик Фабии. Рабы только дико хохотали и смеялись над ней. Женщины плевали на Фабию, мужчины мочились на нее. Матрона окровавленными губами молила о пощаде, но ее не слышали. Наконец сквозь эту толпу бесновавшихся и опьяненных местью людей к госпоже пробрался ее любимец — главный повар. В руке у него был огромный тесак. Повар растолкал остальных рабов и на коленях встал перед Фабией.

— Моя госпожа — заголосил он. — О, боги! Что они с тобой сделали, госпожа!

Все вокруг замолчали.

— Скажи, госпожа, что приготовить тебе к утренней трапезе? — и повар дико захохотал.

Этой шутке ответили дружным смехом и остальные рабы. Безумными от боли и ужаса глазами взирала на рабов Фабия. Вид ее был ужасен: от одежды не осталось и следа, обнаженное тело посинело от ударов и ссадин, вырванные волосы прядями прилипли к телу и разбитому лицу.

Но тут повар схватил ее за волосы, все еще густые и прочные и поволок ее по полу резкими и сильными рывками. Женщина закричала. В ответ ей закричали, но уже от радости, ее рабы, и заплясали вокруг повара и матроны в диком танце.

Повар проволок свою жертву через то место, где лежали убитые палачи. Намокшая в луже крови, Фабия оставляла за собой кровавый след на полу. Рабы награждали ее ударами розог и палок. Когда повар приволок женщину к тому месту, где еще стояло ее кресло, он остановился. Рабы бешеным хороводом, махая факелами, кружились вокруг.

— Клянусь Юпитером! — закричал повар мощным басом, перекрывавшим весь шум. — Теперь ты, моя госпожа-хозяйка, будешь обедать за одним столом с Гаем Калигулой.[15]

Рабы закричали и завыли от восторга. Фабия пыталась что-то сказать, но из ее горла доносилось лишь шипение.

— Умри, змея!

С этим криком повар занес над ней свой жуткий тесак и под радостный вопль рабов и рабынь одним ударом снес Деции Фабии Катуле голову, словно поваренок отрубил голову молодой курочке. С торжеством Геркулеса, убившего гидру, поднял повар отрубленную голову над собой. Кровь рекой стекала по его руке, и этот Сансон[16] древнего Рима упивался ею, как самым лучшим вином.

А тело с хлюпаньем и глухим стуком упало на мрамор, и тут же было подхвачено за ноги. Рабы с песней стали бегать с ним по атрию. Кровь лилась из лишенной головы шеи ручьем, и на полу оставались хаотические кровавые узоры. Так ужасно кончила свою жизнь гордая матрона из знатного рода Катулов.

Кончился этот дикий спектакль тем, что Мигдония и другие две девушки, которые всегда занимались туалетом своей госпожи, под общее одобрение рабов, которых уже осталось всего лишь три десятка взяли голову Фабии и стали приводить ее в порядок. Очень скоро нарумяненная, с накрашенными губами, подведенными глазами и пышной прической голова Фабии, не ставшая от подобной процедуры хоть чуточку красивее, даже наоборот, она представляла собой еще более ужасное зрелище, была вынесена в сад и положена на постамент, где до этого была статуя Юноны. Рабы разбежались, а голова осталась одна.

15

Гай Юлий Цезарь Германик по прозвищу Калигула, 12–37 гг. н. э — Римский император. Отличался крайней жестокостью.

16

Сансон — фамилия французских палачей, которые занимали эту должность по наследству. Во время Великой французской революции, один из них казнил тысячи человек. Это имя стало нарицательным.