Страница 1 из 2
Семенов Юлиан Семенович. Изгнание поэта
ИЗГНАНИЕ ПОЭТА
Император Август спросил:
— Ваш друг Гораций говорит, что только мудрость — источник и начало писания?
— Гораций говорит так, — ответил Меценат, улыбаясь спокойно и чуть надменно.
.
Обойдя свой большой стол, Август вытащил из-под кипы бумаг синенький свиток.
— Если вы согласны с Горацием, то что скажете об этом? — спросил он.
Меценат принял из рук императора свиток и улыбнулся, но теперь иначе, не так, как все время, а ласково и нежно. У мецената было лицо доброго ребенка, и поэтому он всегда старался улыбаться надменно и холодно, опуская книзу уголки толстых губ и сводя брови к переносью. Но когда Меценат забывался, радуясь чему-то, заданная улыбка сходила с его лица, и он делался тем настоящим Меценатом, которого любили поэты и художники.
Сверху было выведено: .
Меценат начал увлеченно листать рукопись.
Август неслышно подошел сзади и, обняв Мецената за плечи, заглянул ему в глаза:
— Вам нравится?
— Это великолепно.
— Как лекарство для стариков — не спорю. Говорят, где-то у Понта Эвксинского есть лекари, которые делают из стариков… — император смачно произнес грубое народное словечко и звонко рассмеялся, — но когда литератор становится лекарем, тогда я готов восстать против литературы. Не надо учить того, кто читает. Описать грудь или торс женщины, изваянный рукой мастера, — искусство, и я приветствую это искусство. Но не надо учить, какой рукой обнимать женщину: правой или левой, — Август снова засмеялся, — всякий любит по-разному. В любви, как и в политике, нет рецептов, и не надо их изобретать, а тем более поэтам, людям чрезмерной фантазии…
— Но это искусство, — сказал Меценат. — будут читать потомки.
— Я не хочу спорить с вами. Вы спорщик, вы сильнее меня в умении дискутировать. Я приказал сослать Овидия. Я приказал отправить его в Томы. Это Понт Эвксинский, это море и то же солнце, что и в Риме, только чуть похолоднее. Пусть он остынет там. И если он так хорош, этот Овидий, то жители Том сделают в его честь мраморный бюст; право, я не буду возражать против этого.
— Император, сослав великого поэта, вы навлечете на себя толки.
Он бил в больное место, и он попал в больное место.
— Я не боюсь толков, — ответил император тихо. — ! это бессильные заговоры старых аристократов, которые забыли, в какой руке держать меч! — это колкости юных поэтов, которых я кормлю! Когда меня кусают мухи, я должен бить их. А я сдуваю! ! Они исчезают, эти ваши толки, как только начинают бить! И появляются вновь, когда сдувают! А я не буду бить! Я буду сдувать! Пусть толки — умные историки смогут извлечь из них пользу в назидание потомству!
Август оборвал себя. Он сердито посмотрел на Мецената и заметил, что тот сейчас не улыбался обычной своей улыбкой, а напряженно слушал.
.
— Если бы Овидий писал для вас или для меня, — уже спокойно продолжал император, взяв Мецената под руку, — если бы он писал для нашего с вами отдыха, только для нашего, повторяю я, тогда я подарил бы ему хорошую египетскую живопись, потому что слог его отточен и рифмы интересны, хотя и несколько грубоваты. Я могу подтрунивать над богами в вашем присутствии. Но будь здесь третий, я бы падал ниц перед великими, потому что когда нет веры, тогда начинается безверие, а безверие — это кровь!
По тому, как Меценат посмотрел на него, император понял, что ссылку Овидия он выиграл. Ведь важно не само деяние, а оправдание его.
— Вы разрешите дать Овидию мою фрегату? — спросил Меценат.
— Да, конечно, — устало ответил император, — только сделайте это умно, чтобы не говорили о нашей с вами размолвке. Ссориться из-за поэта с императором можно. Но ссориться из-за истины, которая на стороне императора, неразумно.
О ссылке Овидия не было толков. Меценат позаботился об этом. Когда фрегат вернулся из Том, Меценату сказали, что поэт поселился на самом берегу, в маленькой лачуге с одним окном. Меценат отправился в свой загородный дом и там запил, запершись от всех.
…Через неделю Август принимал Мецената по вопросам оформления дворцов скульптурами. Меценат явился к императору оплывший, с мутными глазами и заросшим подбородком.
— Когда Овидию можно будет вернуться? — спросил он императора, глядя в пол.
— Как только он изменится, — ответил Август, — поэты, даже седовласые, — все равно юноши. А юноши меняются, в этом их прелесть. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
— Лучше.
— Что? — не понял Август.
— Лучше, чем вы, — ответил Меценат.
Август долго смотрел на Мецената, а потом сказал, будто не слышал слов своего помощника:
— Даже если он даст слово измениться, я не смогу поверить ему: у поэта нет слова. У поэта есть литера. Написанная на бумаге или высеченная на мраморе, литера поэта бессмертна. Я смогу поверить только написанному слову, — медленно заключил Август, — то есть литере, которая станет служить моему делу…
…Человек, приплывший в Томы от Мецената, ждал Овидия во дворе его дома. Палило солнце, над заливом кричали чайки — жадно и зло, в сухой земле, растрескавшейся под солнцем, прятались кузнечики.
Овидий пришел только к вечеру. Под мышкой он нес кожаную сумку с рыбой. Нос его шелушился, волосы выгорели на солнце и стали у висков рыжими, как у перса.
— Я привез послание от Мецената, — сказал человек, поздоровавшись. Он просил тебя написать что-нибудь веселое и уважительное, посвященное императору.
— Он так и сказал? — спросил Овидий, ставя сумку с рыбой на землю. ?
— Именно так он и сказал.
— А что еще он просил передать мне?
— Он просил передать вот что: .
Слушая человека, читавшего наизусть послание Мецената, Овидий доставал из сумки рыб и нанизывал их на тонкую бечевку, чтобы провялить на солнце. Он долго обдумывал услышанное, а потом сказал:
— Передай Меценату, что я отдаю долги только тем, кому должен. И еще обязательно скажи ему, что мне понравилось ловить рыбу. Скажи ему, только не переври, что любовь не дает времени думать, а рыбная ловля думать заставляет.
Человек спросил:
— Это все?
— Все.
— Ну, эти-то слова можно и записать. В них нет ничего такого, что касается всех.
— Ну запиши, — усмехнулся Овидий, — хотя эти слова касаются всех.
Когда посланец Мецената отплыл, Овидий вошел к себе в комнату и лег на кровать, спрятав лицо в подушки. А потом он записал в маленькой тетради: .
Овидий сидел над тетрадью до вечера. Последней была фраза: Потом он вписал перед словом частицу . А потом зачеркнул всю фразу и пошел спать, потому что с солнцем он хотел уйти в море рыбачить.