Кракатит

— Сойди! — закричал старик Мазо. — Кто дал тебе слово?

— Брошу! — грозил Россо, напряженный, как тетива.

— Это противоречит процедурным правилам, — рассердился Мазо. — Я протестую и… слагаю с себя обязанности председателя.

Он швырнул колокольчик на пол и сошел с возвышения.

— Браво, Мазо, — раздался иронический голос. — Славно ты помог делу!

— Тихо! — кричал Россо, отбрасывая волосы со лба. — Я беру слово. Камарад Кракатит сказал нам: настанет твой миг, и ты взорвешься; дай свершиться твоему единственному мгновению. Ладно, я принял его слова к действию.

— Он не то имел в виду!

— Да здравствует Кракатит!

Кто-то свистнул.

Дэмон схватил Прокопа за локоть, потащил к какой-то дверце за доской.

— Можете свистеть! — насмешливо продолжал Россо. — Однако никто из вас не свистел, когда перед вами встал этот чужой человек и… и "дал свершаться своему мгновению". Почему бы и другим не попробовать?

— Это правда, — произнес спокойный голос.

Красивая девушка встала перед Прокопом, защищая его своим телом. Он попытался оттолкнуть ее.

— Неправда! — кричала она, сверкая глазами. — Он… он…

— Замолчи, — прошипел Дэмон.

— Приказывать умеет каждый, — лихорадочно продолжал Россо. — Пока это у меня в руках, приказываю я. Мне все равно, сдохну я или нет. Не смейте выходить! Галеассо, стереги дверь! Так, а теперь поговорим.

— Да, теперь поговорим, — резко отозвался Дэмон.

Россо молниеносно обернулся к нему; в ту же секунду со скамья вскочил голубоглазый гигант, ринулся вперед, по-бычьи склонив голову, и не успел Россо опомниться, как тот схватил его за ноги и дернул изо всех сил; Россо полетел с кафедры головой вниз. В страшной тишине с треском стукнулась голова о доски, а с возвышения скатилась под скамьи крышечка фарфоровой банки.

Прокоп метнулся к бездыханному телу; по груди, по лицу Россо, по полу, по луже крови рассыпался белый порошок кракатита. Дэмон оттащил Прокопа; снова поднялся галдеж, несколько человек подскочило к возвышению.

— Не наступите на кракатит, взорвется! — воскликнул срывающийся голос, но люди уже бросались наземь, собирали белый порошок в спичечные коробки, дрались, катались по полу, сцепившись в клубок.

— Заприге дверь! — прорычал кто-то.

Свет погас. Одновременно Дэмон ногой толкнул дверцу позади доски и потащил Прокопа вон.

Дэмон посветил карманным фонариком. Они были в чуланчике без окон, где хранились поставленные друг на друга столы, пивные подносы, какая-то заплесневелая одежда. Дэмон поспешно увлек Прокопа дальше — через кисло пахнущую черную дыру коридора, вниз по темной узкой лестнице. Тут их догнала растрепанная девушка.

— Я с вами, — прошептала она, вцепившись в руку Прокопа.

Дэмон выбежал во двор, бросая впереди себя скачущий кружок света от фонарика; вокруг стояла бездонная чернота. Он сорвал калитку с петель и помчался по шоссе; не успел Прокоп, пытавшийся стряхнуть с себя девушку, добежать до машины, как мотор уже взревел, и Дэмон бросился за руль.

— Скорей!

Прокоп вскочил в машину, девушка — за ним; машина дернулась, двинулась во тьму. Дул ледяной ветер; девушка дрожала в легком платье, и Прокоп закутал ее меховой полостью, сам отодвинулся в противоположный угол. Автомобиль трясся по скверной грунтовой дороге, переваливался на ухабах, буксовал и снова с урчанием набирал скорость. Прокоп мерз, но отодвигался всякий раз, когда его бросало к девушке, сжавшейся в комочек. Она сползла к нему.

— Тебе холодно, правда? — И она попыталась притянуть его к себе, прикрыть концом полости. — Согрейся! — с придыханием шепнула она, засмеялась каким-то мерцающим смехом и всем телом прильнула к Прокопу; была она горячая и пышная — словно нагая была. Горький, дикий, запах исходил от ее спутанных волос, они щекотали щеки Прокопа, лезли в глаза. Близко придвинув к нему лицо, она говорила что-то на чужом языке, повторяла одно и то же, все тише и тише, сжимая мочку Прокопова уха мелко дрожащими зубами; и вдруг, резко извернувшись, прижалась к его груди, впилась в его губы порочным, опытным, влажным поцелуем. Прокоп грубо отпихнул ее; она выпрямилась, полная недоумения, обиженно отодвинулась, стряхнула с плеч меховую полость; студеный ветер дул по-прежнему, Прокоп снова накрыл ей плечи. Она яростно дернулась, строптиво сорвала мех, бросила на пол.

— Как хотите, — буркнул Прокоп и отвернулся.

Тем временем Дэмон выбрался на мощеную дорогу и погнал машину с воющей скоростью. Пассажирам видна была только спина Дэмона, ощетинившаяся космами козьей шубы. Прокоп задыхался от резкого встречного ветра; он оглянулся на девушку та, намотав волосы на шею, тряслась от холода в своем платьице. Ему стало жаль ее; он поднял полость, набросил ей на плечи; она отталкивала его руку в строптивом гневе, тогда он завернул девушку всю, с головой, крепко обхватил руками:

— И не шевелитесь!

— Что, опять бесится? — спокойно бросил Дэмон от руля. А вы ее…

Прокоп притворился, что не расслышал циничного слова, но бесформенный сверток в его руках тихонько захихикал.

— Она славная девчонка, — равнодушно продолжал Дэмон. Твой папа был ведь писатель?

Сверток кивнул; и Дэмон назвал имя настолько известное, настолько чистое и священное, что Прокоп вздрогнул и невольно разжал руки. Сверток завозился и вспрыгнул к Прокопу на колени; из-под меха высунулись красивые грешные ноги, по-детски закачались в воздухе. Он натянул полость, чтоб девушка не замерзла; она, видимо, сочла это игрой и, давясь тихим смехом, стала высоко подбрасывать то одну, то другую ногу. Он обхватил сверток как можно ниже; тогда из-под меха выскользнула полная девичья рука, вцепилась ему в лицо в необузданной любовной игре, потянула за волосы, защекотала шею, пальцами силилась раскрыть ему губы. Он перестал сопротивляться; рука дотронулась до его лба; нащупала строгие морщины и отдернулась, как бы обжегшись; теперь это — боязливая детская ручонка, которая не знает, что ей разрешено; она украдкой приближается к его лицу, касается его, отдергивается… снова коснулась, погладила и легонько, робко легла на шершавую щеку. Под полостью глубоко вздохнули и замерли.

Машина, пробравшись через спящий городок, спустилась в открытое поле.

— Ну, как? — обернулся Дэмон. — Что скажете насчет наших людей?

— Тише, — шепотом ответил неподвижный Прокоп. — Она уснула.

L

Машина остановилась в сумрачной лесистой долине. Прокоп разглядел в темноте массивные копры и терриконы.

— Вот и приехали, — буркнул Дэмон. — Это мой рудник и заводишко; грошовое предприятие. Ну, вылезайте!

— Оставить ее здесь? — негромко спросил Прокоп.

— Кого? Ах да, вашу красавицу… Разбудите, мы здесь заночуем.

Прокоп вышел из машины, осторожно вынес девушку на руках.

— Куда ее положить?

Дэмон отпирал дверь угрюмого дома.

— Что? Погодите, здесь у меня несколько комнат. Положите… Впрочем, я сам вас отведу.

Он зажег свет и повел Прокопа по нетопленным конторским коридорам; наконец вошел в одну дверь, повернул выключатель. Они оказались в скверной непроветренной комнате; у стены стояла неубранная кровать, жалюзи на окнах были спущены.

— Ага, — проворчал Дэмон, — видно, тут ночевал… один знакомый. Не очень-то здесь уютно, не правда ли? Да что с холостяка взять… Положите ее на постель.

Прокоп бережно опустил тихонько дышащий сверток. Дэмон зашагал по комнате, потирая руки.

— Теперь сходим на нашу станцию. Она там, на холме, в десяти минутах ходьбы. Или хотите остаться здесь? — Он подошел к спящей девушке, откинул угол меха, обнажив ее ноги выше колен.

— Красивая, правда? Жаль, что я так стар…

Прокоп нахмурился, прикрыл ноги.

— Покажите мне вашу станцию, — сухо сказал он.

Губы Дэмона дрогнули в усмешке.

— Пойдемте.

Он повел Прокопа через двор. В машинном отделении горел свет, пыхтели машины, по двору бродил кочегар в рубашке с засученными рукавами, курил трубочку. Вверх по откосу тянулась подвесная дорога для вагонеток с рудой, ее поперечины вырисовывались мертво, как ребра древнего ящера.