Страница 21 из 26
А с такси в Риме – вечные проблемы.
Такие же вечные, как сам этот удивительный город…
Так, о чем это я?
А… о первой бутылке фриульского.
Под феттучини с белыми грибами, ассорти из итальянских сыров и хорошим куском чуть обжаренного кровавого мяса под соусом из зеленого итальянского перца.
Хотя, справедливости ради, она была не одна.
В смысле – бутылка…
Уже в той самой пиццерии.
Вторую я заказал еще до того, как принесли горячее. Да потом еще и граппой как следует шлифанулся.
Под два двойных эспрессо.
Средних лет официант смотрел на меня с нескрываемым уважением…
…Допил, расплатился и пошел гулять в сторону фонтана Треви. Курить траву пока что не хотелось. Это будет потом, когда я, в слюни пьяный, с трудом объясню портье, что мне нужен ключ от моего девяносто четвертого номера, и поднимусь к себе на пятый, последний этаж. Запрусь, включу телевизор, вещающий на плохо мною понимаемом певучем итальянском языке, и, скорее всего, расплачусь злыми и бесполезными пьяными слезами.
Вот тогда, наверное, и захочется анаши.
А пока – нет.
Воздух Италии холоден, чист и прозрачен.
Вокруг много улыбающихся лиц.
Я еще достаточно молод и силен, подтянут, отлично, со вкусом одет. Моя походка упруга, в моих волосах только чуть пробивается благородная седина, и в мою сторону время от времени стреляют глазками молодые симпатичные девушки.
И так какого же тогда, спрашивается, черта?
Вот именно, брат, вот именно…
… По дороге к Треви я еще пару-тройку раз заглядывал в попутные забегаловки.
А может – и больше, я не считал.
Где неизменно заказывал рюмку граппы, оливки и чашечку обжигающе горячего и горького итальянского эспрессо.
Настроение болталось от самого радужного до самого депрессивного, и бог его знает, чем бы все закончилось, если бы у этого, самого знаменитого в городе фонтана, в звенящие воды которого мы с Машкой обязательно, каждый приезд, бросали монетки «на счастье», я не познакомился с Натом.
Или, точнее, – он не познакомился со мной, уверенно перехватив ловкую руку мелкого и грязноватого албанского воришки, потихоньку подбирающуюся к моему бумажнику в неосмотрительно оставленной не застегнутой наплечной сумке.
Поджопники ворюге мы после этого отвесили одновременно, можно даже сказать, – скоординированно.
Хотя ни о чем таком, понятное дело, не договаривались.
Заморыш пролетел метров эдак пять и уткнулся тем, что у нормальных людей называется лицом, в лоток своего соплеменника, торговавшего неподалеку фейковыми сумками и зонтами «от Барбери».
Оба балканских последователя пророка происшедшим были явно недовольны, но возражать не стали, ограничившись внутренними разборками. Во-первых, потому что прекрасно понимали, что могут тут же получить еще, а во-вторых, у фонтана Треви всегда дежурит одна-другая машина с карабинерами.
А они страсть как не любят, когда кто-то что-то ворует у туристов.
Особенно, если этот «кто-то» – албанец.
В Риме это племя хоть и с трудом, конечно, но терпят.
Но – не более того.
И только до тех пор, пока не подвернется удобный случай…
А мы пожали друг другу руки и отправились в ближайшую забегаловку отметить удачный синхронный удар и, видимо, не менее удачное знакомство. О том, кто он и откуда, можно было даже не спрашивать.
Англичане стопроцентно распознаются в любой стране мира и в любой обстановке. Даже если у тебя нет друзей в Лондоне и ты ни разу не слышал, как изъясняются на хорошем таком, уверенном кокни.
К тому же такой неполиткорректный пендаль представителю угнетенной нации в Европе может отвесить только истинный британец. Ну или незапуганный правами человека русский.
Вот только мало таких русских выезжают в Европу.
Увы.
Большей частью дома сидят, искренне почитая крутыми зарубежными вояжами выезда́ на грязные египетские и турецкие курорты по банальной причине хронического безденежья.
Те же, кому средства позволяют, как правило, стараются вести себя там политкорректнее депутатов Европарламента и святее Папы Римского. И демонстративно переходят на другую сторону улицы, заслышав родную русскую речь.
Бедная моя Родина…
Ну, да бог с ним…
…Когда мы зашли в заведение, я подозвал официанта и решительно заказал бутылку самой дорогой граппы, ассорти итальянских сыров, анчоусы в оливковом масле и тарелочку с крупными, жирными маслинами.
Столик же попросил сервировать на улице, потому что курить внутри итальянских ресторанов, увы, нельзя, а выпить и не покурить для меня – просто невозможно. Официант улыбнулся, сказал на дурном английском «ноу проблем» и зажег уличный газовый обогреватель над выбранным мною столиком.
Англичанин одобрительно кивнул, и мы приступили к знакомству.
– Я – Натаниэл, Вест-Энд, Лондон, – представляется. – А насчет себя – не говори, постараюсь угадать. Судя по твоему отвратительному английскому, – ты не то чтобы не британец, но даже и не ирландец. И не тупой янки, но это только хорошо. И не джерри, уж этот-то собачий лай я узнаю при любом раскладе. Матушка-покойница добермана на старости лет завела, а потом, как преставилась, эта мерзкая тварь мне еще целых пять лет жизнь портила. Так что джерри я ни с кем не спутаю. Хотя среди них еще иногда встречаются мужики. Не то что среди лягушатников, те уже – настоящие вырожденцы. Но – все реже и реже. А кто еще может так хорошо пнуть мерзкого вонючего ублюдка на этом сраном континенте – догадаться несложно. Вы их пинали так долго, что это уже должно было войти в привычку. И пинали бы до сих пор, если бы у вас были поумнее люди в правительстве. Ну, надо же! Иметь кучу гребаных атомных бомб и ракеты «Сатана», и клянчить жалкие долларовые подачки у ублюдков с Уоллстрит! Ты из Москвы, я угадал?
– Москва – это еще не вся Россия, – ворчу. – Но ты, в принципе, угадал. Я как раз из Москвы. А в правительстве – и у вас мудаков хватает…
– Хватает?! – возмущается он. – Да их там как бобби на Кинг Кросс в день, когда Челси возвращается с выезда! Да на самом шелудивом псе из овцеёбского Йоркшира блох меньше, чем у нас мудаков в правительстве! Тебя, кстати, как зовут?
– Дима, – пожимаю ему руку еще раз, его ладонь широка и тверда, как у чернорабочего, хотя над правильной овальной формы холеными ногтями на длинных аристократических пальцах явно потрудилась весьма квалифицированная маникюрша.
– Кстати, спасибо тебе за спасенный бумажник. Теперь, если ты не поможешь мне пропить хотя бы половину его содержимого, можешь считать меня своим личным врагом.
– Заметано, – радуется Нат. – Только два встречных условия: во-первых, я буду называть тебя Дим, потому что «Дима» мне напоминает о лягушатниках, а я их терпеть не могу, а во-вторых, когда справимся с половиной твоего бумажника, перейдем к половине моего. Иначе личным врагом буду тебя считать уже я. Согласен?
– Почему нет? – усмехаюсь. – А что ты так французов не любишь?
– А за что их любить? – он удивленно поднимает брови. – Они же свиньи!
– Хорошее, – смеюсь, – объяснение. Ну, да и хрен с ним, давай лучше выпьем…
– Давай! – радуется он, и я учу его чокаться и говорить «на здоровье»…
…Через некоторое время мы понимаем, что уже скоро вечер, а мы все еще не набрались – и немедленно заказываем вторую бутылку граппы. Разговор медленно соскальзывает на темы вполне философские.
– Слушай, а какого черта ты делаешь в Риме перед католическим Рождеством? – интересуется он, проглатывая очередную рюмку светло-коричневой выдержанной граппы и задумчиво наблюдая за стайкой итальянских ребятишек, чинно и радостно желающих всем окружающим «Buon Natale» – Вы же там, в России, вроде как ортодоксы, и каникулы у вас уже после Нового Года?
– Ну, – вздыхаю, – вы, насколько я знаю, – тоже не «паписты». А в Риме я, извини, по совершенно другим причинам, ни с Рождеством, ни с церковью вообще никоим образом не связанным…
– Во завернул! – восхищается. – Сразу видно человека с университетским образованием. Только почему в этом вашем университете так плохо английский язык преподавали, – просто ума не приложу… А что за причины-то? Если, разумеется, не секрет…