Страница 13 из 26
Есть тут у нас парочка поклонников «Лацио», очень уж они «Рому» не любят…
А вон ту вон сувенирку я сам из Японии притащил, с чемпионата мира.
На весь месяц туда ездил, надеялся, что хоть в этот раз дальше группового турнира пройдут…
Эх…
Ну, и фотографии в рамочках, разумеется. С выездов фанатских, с гонок рейсерских, с рыбалок, с рок-тусовок, с других мероприятий.
Наши, естественно.
А чьи нам еще вешать?
Президента Путина?
Ну, в общем, стал он головой вертеть.
А я – за ним посматривать.
Одним глазом.
Интересно все-таки…
А потом он и заговорил.
Громко, в пространство, поверх голов, причем с каким-то легким, едва уловимым иностранным акцентом:
– Н-да. Москва все больше и больше становится похожа на дикую смесь Лондона, Парижа, Рима и самой глухой, захолустной провинции, которую только можно себе представить…
Меня это, признаться, задело.
Нет, не то чтобы я был в восторге от нынешней Москвы, но, в конце концов, это – мой город.
Я здесь родился, вырос, стал тем, кем я стал.
Здесь, наверное, и умру когда-нибудь.
Хотелось бы, разумеется, попозже, но – кто знает, кто знает…
И с какого, извините, хрена?
– Вас что-то беспокоит? – спрашиваю.
Он лениво и слегка высокомерно улыбается левым уголком рта и достает из внутреннего кармана стильного твидового пиджака массивный золотой портсигар. Абсолютно безвкусная вещь, кстати, с моей точки зрения.
Я б себе такой никогда не купил.
А он вынимает оттуда тонкую коричневую сигарету, стучит ею, не торопясь, по крышке портсигара, хмыкает:
– Беспокоит. Любовь. Одиночество. Смерть. А вас, молодой человек, что беспокоит?
– Меня, – злюсь, – больше всего беспокоит то, что «Гиннес» сегодня с какой-то поганой кислинкой. Боюсь – несвежий. А так – больше ничего…
Он опять усмехается:
– Вы – счастливый человек, наверное…
– Угу, счастливый. Чего и вам желаю.
Сидим, курим.
Каждый о своем.
Бармен к нашей беседе с интересом прислушивается.
Работать я уже, естественно, – не могу.
Он еще одну рюмку хереса заказал, выпил, подозвал бармена, расплатился. Надел свое пальто и направился к выходу.
Больше я его никогда не видел.
И, честно говоря, ничуть об этом не переживаю…
Лысый
Он действительно лысый.
Как колено.
Высокий, сильный, мускулистый.
В узких стильных очках.
Абсолютно удачливый в бизнесе, – согласитесь, непросто приехать уже в постсоветские времена в Москву, где у тебя нет ни родственников, ни знакомых, откуда-то с Украины и сделать успешную карьеру, – причем не рыская, выискивая кусок пожирнее – из тех, которые плохо лежат, – а элементарно работая по специальности.
Что-то такое, связанное с авиацией, что именно – не уточнял.
Какая, в принципе, разница?
Достаточно того, что я его любил.
И люблю.
Потому как с некоторых времен общаться нам приходится куда чаще, чем раньше.
…Познакомились мы, естественно, на стадионе.
«Только Россия и только „Спартак“!».
Вместе стояли у истоков нашей нынешней компании.
Предпочитали один и тот же сорт пива.
Любили одну и ту же музыку, интересовались одной и той же субкультурой, обменивались книгами Джона Кинга, Хорнби и прочих Бримсонов.
Давно это было, кстати.
Я уже и припомнить сейчас толком не могу, когда мы именно познакомились…
…У нас даже жен звали одинаково.
Машками.
Словом, если мы еще и не были друзьями – тяжелое это слово, «друг», с очень большими взаимными обязательствами, – то очень близкими приятелями, товарищами – это уж совершенно точно.
Да и сейчас, в общем-то, остаемся.
И что я, спрашивается, прицепился к этому дурацкому прошедшему времени?
…В тот вечер я пришел в паб пораньше.
А что?
На работе все дела вроде как переделаны, начальства у меня, слава богу, нет, а домой идти – ни смысла, ни желания нет ни малейшего.
У жены ночью съемка очередная, она если пока что еще и дома торчит, то все одно злая, как собака.
Сидит за компьютером, сценарий правит – лучше и не подходи.
Покусает на фиг.
А котов и домработница вполне покормить может.
Она у нас тетка хорошая, понимающая.
К тому же, если так разобраться, то дома мне именно сегодня делать – ну совершенно нечего.
Дел – никаких, ни по бизнесу, ни по писанине. Старый текст закончен, а на новый пока что никак с силами не соберусь.
Плюс усталость какая-то совершенно нереальная накатила.
И что остается?
Читать?
В телек утыкаться, уподобляясь прочим «дорогим россиянам»?
Так жвачку для мозгов, типа детективов всеразличных, я читать год назад как прекратил, потому как времени жалко стало, на что-то серьезное силы находятся только по выходным, а к телевизору у меня – совершеннейшая идиосинкразия.
Ну, за исключением футбольных трансляций, разумеется.
Но их-то как раз и в пабе посмотреть можно. В хорошей компании и за пинтой «Гиннеса».
И кормят там у нас совсем не плохо.
Одни бараньи ребрышки чего стоят.
М-м-м…
Пальчики оближешь…
Жена у меня, правда, еще лучше готовит.
Вот только получается у нее это сделать – с чувством, с толком и с расстановкой – все реже и реже.
Съемки.
Гонки.
Работа.
Хотя, с другой стороны, – это, наверное, правильно. Попробовал бы меня кто заставить дома сидеть да у плиты стоять.
Пришиб бы, наверное.
А она чем хуже?
…Ну, в общем, – пришел.
Думаю, пока нет никого, с барменом потреплюсь.
С Андрэ.
Он у нас тоже филолог.
Бывший.
Как и я.
Только жизнь по-другому немного сложилась.
Но он – ничего, держится, доволен. На сомелье учится, в винах уже сейчас разбирается получше всех наших знатоков.
Думаю – прорвется.
Обязательно.
Я с ним люблю потрепаться, пока паб еще пустой. Потом-то он только и будет успевать заказы принимать.
…Ан нет.
Не потреплешься.
Лысый уже сидит.
Сжатый весь, как заведенная пружина. И пьет почему-то не привычный «Гиннес», а виски.
Причем – даже безо льда. Странно…
– Привет, – говорю, – Лех…
И – бармену киваю, чтоб пинту наливал.
– Привет, – отвечает.
И показывает на стул рядом с собой.
Значит – поговорить надо.
Мы друг друга давно знаем. Если б он сказал «привет» и отвернулся, – значит, лучше не подходить.
Человеку одному побыть надо.
Нормальное явление.
А так…
…Взял свою пинту, сел, достал сигареты:
– Рассказывай, что случилось?
Молчит.
Или не созрел еще, или с мыслями собирается. Потом вытянул из моей пачки сигарету, закурил.
Нда, думаю.
Хреново.
Он ведь уже больше года как курить бросил.
Ладно, приготовился слушать.
Ждать, к счастью, пришлось недолго:
– Слушай, Дим, когда от тебя жена уходила, ты что делал?
Тут уж моя очередь пришла за сигаретами тянуться.
– Да многое, делал, Лех. Сначала злился. Потом себя, ненаглядного, жалел. Потом уехал недели на две в Карелию в себе разбираться…
– И как, разобрался?
– Разобрался.
– Ну и?
– И вернул.
Помолчали.
– А как вернул?
Я поморщился.
– Да по-разному, – говорю, – И терпением. И любовью. И угрозами.
Помолчали еще.
Чокнулись: я пивом, он вискарем. Когда я увидел, какими порциями он его глотает, меня аж передернуло.
– Что, даже угрожал?
– Угрожал, – пожимаю плечами. – У меня тогда просто выхода другого не было.
– Совсем?
– Совсем.
Он вздохнул, достал из моей пачки еще одну сигарету.
– Чем угрожал-то? Я аж поперхнулся.
– А вот это, Лех, позволь мне тебе не говорить. Потому как это – совершенно не твое дело и касается только меня и Машки. И больше никого.
– Да я понимаю, – сутулится. – А скажи, ты на многое был тогда способен, чтобы ее удержать?