Страница 2 из 39
Минуту в машине было тихо. Снаружи переговаривались офицеры, вдали вразнобой стучали выстрелы. Тимонину казалось, что вот сейчас командир полка опомнится и скажет, что пошутил. Разве мало других офицеров?..
— Я знаю, что делаю, — тихо сказал командир полка, словно прочитав его мысли. — Знаю…
Тимонин вдруг ясно увидел перед собой заснеженное поле, огненные всплески пулеметных очередей, убитых солдат на асфальте, весь свой батальон, стынувший в этот миг в мокром кювете, и ему остро, до слез стало жаль своих ребят, которых, как ему в этот миг казалось, он навсегда покинул.
— Ну… что думаешь-то?
— А чего думать? Вот вызволю людей, тогда уж. Церкву брать надо.
— Церкву без тебя возьмут. — Он глянул на Тимонина из-под тяжелых, то и дело опадающих век, добавил насмешливо: — Кстати, это не церква, а замок.
— Восемь пулеметов усек. Автоматов много. Рота, никак не меньше Не пойму только, чего они из автоматов лупят на таком расстоянии?
— С перепугу, — послышался от дверей голос майора Авотина. Когда он вошел, Тимонин даже и не заметил.
— Точно, с перепугу. И вообще огонь какой-то неприцельный. Восемью-то пулеметами да при такой неожиданности можно было полбатальона скосить. В воздух, что ли, палят?
— Может, и в воздух. Не, тот теперь немец, пуганый…
— Авотин! — позвал командир полка. — Если что, бери Тимонина в замы. Он людей жалеет, не в пример некоторым.
— Вы уж…
— Да уж, — перебил его командир полка. — Не утешай, не барышня.
Он был ранен четыре дня назад при случайном воздушном налете. И небо то открылось всего на час. И из этого синего окошка вывалился нежданный «мессер», один единственный, обстрелял, сбросил две небольшие бомбочки. Осколок прошел через мякоть левой руки и застрял где то в груди. Комполка наотрез отказался от медсанбата, посчитав ранение плевым, да, видно, осколок зацепил еще легкое открылся кашель, началось удушье.
— Церкву брать надо, — невпопад повторил Тимонин.
— Надо, — согласился командир полка — Дорога нужна.
— Артиллерию бы. Хоть наши сорокапятки.
Комполка кивнул и закрыл глаза. Санитарка сразу подскочила к нему, натянула шинель до подбородка. Он слабо отодвинул ее рукой, помахал Тимонину, чтобы подошел ближе.
— Ты не юли, знаю я тебя.
Разговор был все о том же, о переходе Тимонина в штаб полка. Который раз поднимался этот вопрос, а все, как считал Тимонин, не вовремя, все в такой момент, когда никак нельзя было бросить батальон. И опять — можно ли?
— Не могу я сейчас, товарищ майор, — взмолился Тимонин. — Люди в кюветах лежат, не подняться. Вот возьмем церкву.
— Ладно, час подожду, бери.
Тимонин вышел из машины, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Ну, что будем делать? — спросил Авотин.
— А чего делать? Брать надо церкву. — Тимонин поморщился как от зубной боли. — Пушки бы…
— Отстали пушки. Лошадей поубивало.
— К машинам надо цеплять сорокапятки, вот хоть к штабным.
— Не идут машины по снегу, буксуют.
— Так на руках, впервые, что ли?
И как раз в этот момент из за поворота дороги выскочила первая упряжка, за ней вторая и третья. Были они куцыми — в три четыре лошади. Но по асфальтовой глади неслись лихо, как в кино. Им навстречу кинулись солдаты, чтобы остановить, не дать выехать под огонь.
Пока сорокапятки выкатывали на огневые позиции, пулеметы на стенах замка, в окнах, в амбразурах захлебывались огнем и дали возможность хорошо засечь их. Но с первыми же выстрелами пушек они умолкли. Затаившись в кюветах, батальон наблюдал, как снаряды долбили стены. Были отмечены прямые по падания в окна. Когда пушки умолкли, Тимонин приказан первой роте выдвинуться к замку и покончить с засевшими там гитлеровцами.
Двигавшаяся через поле цепь казалась до ужаса редкой. Солдаты то и дело проваливались в какие то невидимые издали ямины, падали, тяжело вставали и шли, с трудом переставляя ноги. Снова ожили пулеметные точки, сначала одна, потом другая, словно пулеметчиками никто не командовал. Цепь залегла. Опять забухали от лесочка сорокапятки. И пулеметы снова умолкли. Но едва рота поднялась, как сырой холодный воздух вновь наполнится перехлестным треском. И без бинокля Тимонин видел, как оседали в снег раненые, как падали навзничь убитые. Отовсюду стучали винтовки, длинными очередями били по стенам и ручники и станкачи — все, что имелось в батальоне, но толку от этого, похоже, было мало.
Давно воевал Тимонин, с самого сорок первого. Тогда, да и позднее, не раз приходилось так вот идти на пулеметы. Потому что тогда рассчитывать на артиллерийскую, а тем более на какую-либо другую поддержку не приходилось, а приказ надо было выполнять. Но теперь-то не сорок первый?
Он лежал на краю кювета, неотрывно смотрел на черные стены, на конус церквушки и напивался злостью, не зная, что теперь предпринять. Поднять в атаку весь батальон? Но что от него останется после такой атаки?
— Никак связной бежит!
Лейтенант Соснин привстал, вглядываясь в сторону.
— Капитана Тимонина!. В штаб! — донеслось по цепи.
Он даже обрадовался возможности не принимать пока никакого решения, махнул рукой связному, чтобы не отставал, и, почти не пригибаясь, побежал вдоль дороги.
Еще издали увидел санитарной машины нет. Значит, уехала, увезла командира полка. Значит, новое начальство, новый приказ? Может, вообще не надо будет брать этот большой замок? Может, обойти, и делу конец? Разумнее не придумаешь. И совсем поверил в это свое предположение, когда увидел майора Авотина, склонившегося над картой.
— Подойди сюда, — сказал майор, не дав Тимонину даже доложиться о прибытии. — Гляди, — указал он на карту.
Карта была немецкая, такими нередко пользовались и прежде, на здесь, на чужой территории, они были просто незаменимы все нанесено с завидной дотошностью. Чужие буквы складывались в знакомые названия, встречавшиеся на дорожных указателях. Вот и Kleindorf — квадратики домов, вот и черный крестик замка в километре от городка. Вот она и дорога с нарисованной на ней красной стрелой, указывающей движение полка.
— Дивизия пошла другой дорогой Комдив приказал оставить тут один батальон.
— А полк? — спросил Тимонин.
— Полк не может задерживаться ни на час. Остаешься ты. Блокируешь этот узел обороны. И кончай с ним побыстрей, догоняй полк.
Вот этого Тимонин никак не ожидал.
— Какая остается поддержка? — спросил он.
— Какая поддержка! Комдив и роты не оставлял, а я выпросил батальон. Считай, повезло тебе, отдохнешь в городке, а там со свежими силами догонишь.
— Мы же с сорокапятками не можем взять их.
— Разговорчивый ты, Тимонин. Придется хорошенько подумать о предложении командира полка.
— Да разве в этом дело.
— И в этом тоже. Пошевели мозгами, считай, что я даю тебе возможность самостоятельно развернуться.
— От батальона сами знаете что осталось.
— Гляди сюда, — перебил его майор и ткнул пальцем в черный крестик замка на карте, в сдвинутые плотно коричневые горизонтали возле него. — Тут поле, а по ту сторону — речка, скрытые подходы. Ясно?.
Все было правильно. Конечно, хорошо бы раздраконить этот дом бомбовыми ударами или тяжелой артиллерией Хорошо бы атаковать, прикрывшись броней танков. Но авиация сидит, привязанная непогодой к аэродромам, но артиллерия и танки догоняют отступающего противника, и никто не будет возвращать их из-за какой-то группы фанатиков. Был бы он на месте майора, тоже бы удивлялся щедрости командира дивизии, оставившего тут целый батальон. Все правильно. Только Тимонину от этого было не легче. Он понимал: непросто будет разгрызть этот орешек, ох, непросто.
Городок с этого краю казался совершенно пустым Аккуратные домики выглядели игрушечными, словно кто-то сложил их из кубиков, огородил миниатюрные дворики, натыкал под окна березок да елочек. Перед каждым домом — калиточка в невысокой, по пояс, оградке, от каждой калиточки ведет к крыльцу дорожка, чистая даже сейчас, в снежную непогодь. Словно жители, все до единого, почистили, прибрали свои дворики, прежде чем бежать отсюда.