Рождение Британии

Таким образом, поселения саксов в Англии копировали их образ жизни в Германии, который они привезли с собой из-за моря и модифицировали в новых для себя условиях. Вооруженные колонисты вынуждены были создать более сильную государственную власть в условиях продолжающихся военных действий. В Германии они не имели королей. В Британии они появились в лице вождей, заявивших о своем происхождении от древних богов. Положение короля непрерывно укреплялось, а из его сторонников или приближенных постепенно складывался новый общественный класс, несший в себе зародыш феодализма. Именно этому классу и предстояло в конце концов стать доминирующей силой. Но господин – это не только хозяин, но и защитник. Он должен заступаться за своих людей, поддерживать их в суде, кормить в голодное время, а они за это обязаны работать на его земле и идти за ним на войну.

Поначалу король был всего лишь военным предводителем, сделавшимся постоянным, но стоило ему утвердиться, как у него появились свои интересы, свои потребности, свои заботы. Обезопасить себя – стало его первостепенным желанием. Но как достичь этого? Только одним путем – собрать вокруг себя отряд из самых лучших воинов и заинтересовать их непосредственно в завоевании и обустройстве. Ему нечего было дать им, кроме земли. Должна быть некая иерархия. Короля нужно окружить теми, кто разделял с ним подвиги и трофеи. Военная добыча вскоре иссякла, но земля осталась навсегда. Ее было много, и самой разной, но давать каждому отдельному воину документ на право собственности противоречило всей традиции германских племен. Теперь, в тяжелых условиях войны, земля быстро становилась частной собственностью. Поначалу почти незаметно, но с VII в. с возрастающей скоростью формировалась земельная аристократия, обязанная королю всем, что у нее было. Пока сопротивление бриттов оставалось достаточно энергичным и исход борьбы на протяжении почти двухсот лет был неясен, этот новый институт личного руководства успел пустить глубокие корни в складе характера англосаксов.

Но вместе с этой тенденцией к оформлению структуры общества выявилось и стремление к противоборству мелких сил, конфликтующих между собой. Расстояния были обычно непреодолимыми, а грамотность неизвестной. Округа были отрезаны один от другого, как острова в бурном море, и так же чувствовали себя группы воинов, появившиеся за границей вторжения. Отмечая многочисленные недостатки и пороки, свойственные завоевателям, нужно особо выделить их неспособность объединяться. На протяжении долгого времени остров являл собой картину хаоса из-за раздоров небольших и плохо организованных сообществ. Хотя со времени переселения люди, живущие, к югу от Хамбера, подчинялись общему владыке, королевская власть так и не смогла подняться до национального уровня. Завоеватели остались мародерами, но немало потрудились, чтобы закрепиться на острове.

Много было написано о расслабляющем влиянии римского правления в Британии, о том, что в условиях скромного комфорта люди стали вялыми и безынициативными. Несомненно, что Гильдас своим трактатом создал впечатление, возможно в данном случае обоснованное, об откровенной некомпетентности администрации после падения римской власти. Но ради справедливости следует признать тот факт, что бритты боролись с теми, кого сейчас называют англичанами, на протяжении почти двух с половиной столетий. При этом в течение ста лет борьба шла под эгидой Рима, но полтора столетия они сражались в одиночку. Этот конфликт то разгорался, то затихал. Достигнутые бриттами победы на целое поколение остановили завоевание, и в конце концов горы, непокоренные даже римлянами, оказались непобедимой цитаделью британского народа.

Глава V. АНГЛИЯ

Красный закат; долгая ночь; бледный, туманный рассвет! Но когда светлеет, то далеким потомкам становится ясно, что все изменилось. Ночь опустилась на Британию. Рассвет встал уже над Англией – варварской, бедной, покоренной, деградировавшей и разделенной, но живой. Британия принимала активное участие в делах мировой империи – Англия снова превратилась в варварский остров. Страна была христианской – теперь стала языческой. Прежде ее население наслаждалось жизнью в городах, с храмами, рынками, академиями. Города кормили ремесленников и торговцев, профессоров литературы и риторики. На протяжении четырехсот лет царили порядок и закон, уважение к собственности, развивалась культура. Теперь все исчезло. Здания, там где они строились, были из дерева, а не камня. Люди полностью утратили искусство письма. Жалкие рунические каракули были единственным способом выражения мыслей и желаний, предназначенных для передачи на расстояние. Варварство в лохмотьях управляло всем. Оно растеряло даже те замечательные военные навыки, с помощью которых германские племена раньше могли защитить себя. Страну терзали смуты и конфликты мелких разбойников; время от времени то один, то другой подобный вождь провозглашал себя королем. Варвары не могли быть достойны имени нации или даже племени, однако этот период ученые мужи XIX в. в один голос провозгласили шагом человечества вперед. Мы словно просыпаемся после ужасного и, как могло показаться, бесконечного кошмара, чтобы увидеть картину полного упадка. Дикие орды, превратившие в руины римскую культуру, не оставили даже семян будущего возрождения. Наверняка они бы до бесконечности барахтались в грязи и убожестве, если бы некая новая сила, шевелившаяся за морями, медленно и мучительно пробуждавшаяся в руинах цивилизации, не достигла наконец разными тропами несчастного острова, на который, по словам Прокопия, переправлял с материка души мертвых грубый и неотесанный Харон.

В первые два века римского владычества в Британии христианство не стало религией Империи. Оно развивалось наравне с языческими культами в условиях толерантности имперской системы. И все же в Британии появилась христианская церковь, посылавшая своих епископов на первые соборы и даже достаточно самостоятельная, чтобы в сердцах ее беспокойных приверженцев без посторонней помощи зародилась пелагианская ересь. Когда пришли черные дни и долгая борьба с саксами была проиграна, британские священники вместе со всеми оставшимися в живых отступили в западные области острова. Пропасть между враждующими народами была настолько велика, что британские епископы даже не пытались обратить в свою веру завоевателей. Однако возможно, что им просто не представился случай для этого. Через какое-то время один из светочей церкви, впоследствии известный как святой Давид, завершил крещение области, называемой теперь Уэльсом. Не считая этого, британское христианство угасало и, может быть, совсем утратило бы свое влияние, если бы не появление одной замечательной и внушающей симпатию личности.

Святой Патрик был романизированным бриттом из хорошей, достойной семьи, жившей, вероятно, в долине Северна. Его отец был дьяконом, римским гражданином и членом муниципального совета. Однажды – это было в начале V в. – на его приход обрушился отряд ирландских разбойников, сеявших огонь и смерть. Юного Патрика увезли и продали в рабство в Ирландию. До сих пор точно не установлено, жил ли он в Коннауте или Ольстере: свидетельства противоречивы. Весьма возможно, что верны обе версии, и тогда обе провинции могут гордиться этой честью. Как бы там ни было, на протяжении шести лет он ухаживал за свиньями, и одиночество привело к тому, что он стал искать утешения в религии. Некое чудесное озарение подтолкнуло его к бегству. Хотя от моря его отделяло много миль, он добрался до порта, нашел корабль и убедил капитана взять его на борт. После долгих странствий Патрик оказался на одном из островков неподалеку от Марселя, тогдашнего центра монашеского движения, распространившегося в западном Средиземноморье. Позднее он общался с епископом Германом из Оксерра. У него зародилось искреннее желание воздать добром за зло и распространить в Ирландии благую весть среди своих бывших похитителей. После четырнадцати лет тщательной самоподготовки и занятий с епископом Патрик пустился в казавшееся отчаянным предприятием путешествие и в 432 г. отплыл в ту страну, которую он покинул. Его ждал скорый успех и бессмертная слава. «Он сплотил уже существующую церковь; он обратил в веру королевства, все еще бывшие языческими, особенно на западе; он соединил Ирландию с западноевропейской церковью и сделал ее частью христианского мира». Одним из его деяний, не столь возвышенных, но оставшихся навечно в памяти, было изгнание с ирландской земли змей, рептилий и им подобных тварей, за что и доныне прославляется его имя.