По воле судьбы

Риз застыл на месте.

– Ты не можешь сделать этого, и сама знаешь об этом, и я тоже знаю.

– Этой ночью мы свободны, абсолютно свободны. Мы были рождены нагими и покинем этот бренный мир, взявшись за руки, мы навеки связаны с тобой, и не имеет ровно никакого значения, что нам готовит будущее. Разве ты не хочешь мне ничего сказать? Ты все еще надеешься забыть меня, как надеялся прошлой ночью?

– Я никогда тебя не забуду, я пронесу эту любовь через всю свою жизнь.

Так они признались друг к другу в любви. Он сказал это очень спокойно, и Джоан показалось, что он всегда знал, что именно так все и произойдет.

Риз накрыл ее руку своей ладонью и сжал пальцы.

– Тогда давай поклянемся в верности друг другу, Джоан. Пусть в словах нашей клятвы не будет и капли лжи, пусть она будет проста и честна, чтобы нам обоим не стыдно было вспомнить ее, даже когда мы состаримся.

Сквозь ладонь Джоан ощутила исходящее от Риза тепло, его жизненную силу, бившуюся в нем подобно пульсу.

– Ты – мужчина моего сердца, любовь всей моей жизни. Где бы я ни была, что бы ни делала, я принадлежу тебе, а ты – мне. Мы соединены навсегда и будем вместе, пока смерть не разлучит нас. Я не задумываясь отдам за тебя свою жизнь и, где бы ни была, откликнусь на твой зов. Я с радостью принимаю на себя эти обязательства, потому что только в союзе с тобой познала настоящую свободу.

Риз прикоснулся к ее лицу второй рукой.

– А ты – женщина моего сердца и любовь всей моей жизни. Мы соединены навсегда и будем вместе, пока смерть не разлучит нас. Я не задумываясь отдам за тебя свою жизнь и, где бы ни был, откликнусь на твой зов. Я с радостью принимаю на себя эти обязательства, потому что только в союзе с тобой познал настоящую свободу.

Они скрепили клятву коротким поцелуем, настолько нежным и чистым, что Джоан показалось, будто ее сердце вот-вот вырвется из груди. Риз обнял и поднял ее.

– Ты начинаешь замерзать. Давай выйдем и ляжем на камень, чтобы в этом Эдеме я мог видеть всю тебя.

Невысокий плоский обломок скалы все еще хранил тепло солнечных лучей, будто природа заранее продумала, как поудобнее обустроить их ложе. Они растянулись на камне под звездами и луной, наслаждаясь единением друг с другом в бесконечности, ощущение которой может дать только такая тихая ночь.

Риз прикасался к Джоан кончиками пальцев, будто пытаясь запомнить ее очертания. Его нежные прикосновения одновременно успокаивали и приятно возбуждали, они восхитительно дополняли ласку ветерка, высушивающего ее кожу, и исходившее от камня тепло.

Эти блуждающие прикосновения чуть было не довели ее до умопомрачения, пока он не поцеловал ее. В этот раз их страсть не была безудержно дикой. Находясь под впечатлением своей клятвы, они двигались медленно и томно.

Руками и языком Риз довел ее до пика чувствительности, соскользнул со скалы и усадил ее на край их каменного свадебного ложа. Затем широко развел в стороны ее ноги и склонился, чтобы поцеловать воплощение ее женственности. От его нежного прикосновения ее душа взмыла в звездную высь.

Он мягко подвинул ее так, чтобы тело прижималось к теплому камню, а ноги легли на его край. Он поднял ее бедра и соединил их тела в единое целое, крепко держа ее в своих шершавых и сильных руках, пока длился путь к их общей цели, пока они не достигли черты, за которой на них снизошла райская благодать.

– Он нам не поверит – подумает, что мы самозванцы, – выпалил Марк, как только вдали показались стены Бэрроубурга.

Они остановились на краю поля, отделявшего их от замка. Возвышающиеся вдалеке толстые стены выглядели более чем внушительно. Ризу было несложно понять, как могли они напугать юношу, прожившего три года в нищете, впрочем и Джоан тоже была немного обеспокоена. Щелкнув поводьями, Риз направил повозку к городским воротам.

– Он поверит тебе. Скромная одежда не в силах скрыть богатства души человека, если мудрые глаза ищут правды, а сердце готово ее принять. Аддис поймет, что вы не самозванцы.

В действительности он рассчитывал, что первой все поймет Мойра, а уж она сможет убедить Аддиса.

Городские ворота были распахнуты настежь, а ворота замка закрыты. Беглецам понадобилось некоторое время, чтобы убедить стража ворот пропустить их внутрь. Когда они наконец въехали во внутренний двор, лорд и леди Бэрроубург уже ждали их там.

Мойра подбежала к ним, чтобы поприветствовать, и вела себя так, будто в их внезапном приезде всего через день после ее прибытия в замок не было ничего необычного.

Аддис вел себя более сдержанно: осматривая сложенную в повозке поклажу, обошел ее кругом, а закончив осмотр, смерил Джоан долгим испытующим взглядом. Затем повернул свое изувеченное лицо к Марку, которому удалось достойно выдержать взгляд Аддиса и не смутиться (разве что чуть-чуть).

– Твой отъезд из Лондона был поспешным, каменщик. Уверен, спасаясь бегством, ты думал не о собственной жизни.

Риз улыбнулся, услышав повторение своих слов.

– Мы действительно вынуждены были бежать.

Прозвучав, эти слова сразу прервали веселые возгласы, которыми обменивались Джоан и Мойра. Владелец замка удивленно приподнял брови.

Пора было объясниться. Риз слегка подтолкнул Марка и Джоан вперед.

– Познакомься, это дети Маркуса де Брекона, и они прибыли, чтобы просить тебя о защите.

– Как давно тебе об этом известно?

Прежде чем начать задавать вопросы, Аддис выслушал рассказ Риза о визите к Мортимеру и о том, как Джоан убила Ги Лейтона. Они сидели на террасе одни, и длинный фамильный меч Бэрроубургов висел над головой Аддиса. Находясь в Лондоне, Аддис мог жить в обыкновенном доме, но здесь, в имении, его власть и богатство были видны невооруженным глазом.

– Все встало на свои места после того твоего рассказа о Ги.

– Значит, ты влюбился прежде, чем узнал об этом. Прости, но я сужу по рассказам Мойры, а она редко ошибается.

– Да, она действительно редко ошибается.

Аддис приблизился, чтобы наполнить кубок Риза вином.

– Прости за то, что разочаровал тебя.

Этой простой фразой было сказано все. Лорд Бэрроубург решил, что Риз надеялся на будущее, которое было невозможно. Аддис мог жениться на крестьянке, но дочь барона в такой же ситуации была лишена выбора. Не послушаться своих родственников и выйти замуж за представителя низшего сословия означало быть изгнанной из семьи, вычеркнутой из жизни общества. Поступив таким образом, она должна будет забыть о своем происхождении.

Это уже однажды произошло с Джоан. Риз не допустит, чтобы такое повторилось еще раз, да и она тоже.

– У мальчика глаза его отца. Я встречался с де Бреконом давно, когда был еще сквайром. Джоан, должно быть, похожа на мать, которую я никогда не видел. Мойра подозревала что-то подобное, но не это. Она заметила, что у Джоан есть какая-то тайна, которую она боится открыть. Признаюсь, я был занят другими делами и не придал этому значения.

– Ты сможешь защитить их?

– Да. Надеюсь, это не продлится долго. Я знаю, что чувствует человек, у которого отняли родительский дом: парень не успокоится, пока не отомстит.

– А если Джоан обвинят в убийстве Ги Лейтона?

– Если станет известно, что она там была, мы назовем вещи своими именами, скажем, что женщина защищала свою честь. Сомневаюсь, чтобы Мортимер приехал в Бэрроубург с требованием выдать ее, по крайней мере, не сейчас, когда ты и так заставил его поволноваться. Завтра я отправлю к Эдуарду гонца, пусть сообщит королю о содержании твоей беседы с Мортимером, а также о том, что ты здесь, со мной. Думаю, тебе следует остаться, пока мы не выясним, в какую сторону дует ветер.

Где-то снаружи послышался слабый металлический лязг. Аддис поднялся и подошел к окну, Риз последовал за ним.

Светловолосый юноша на площадке под окном отрабатывал приемы владения мечом, тренируясь в паре с лысым рыцарем. Выслушав рассказ о жизни Марка, Аддис поручил его своему дворецкому, велев обучить юношу искусству владения оружием.