Летящие к северу

Когда ворона чересчур близко оказывалась от выводка, мама делала вид, что бросается на неё, и гневно шипела: «Ш-ш-ш!.. Пошла вон, негодная!» Но ворона продолжала прыгать вокруг, отлетая и снова возвращаясь. И вдруг в тот самый момент, когда гага, расставив крылья, в несчётный раз пыталась клюнуть ворону, разбойница бросилась ей навстречу и, увернувшись от утиного клюва, крепко схватила маму за одно крыло. В следующее мгновение ворона потащила её за крыло в сторону. Гага, потеряв равновесие, беспомощно взмахивая вторым крылом, пыталась усидеть на месте. Но страшная ворона всё тащила и тащила.

Выбора у мамы не оставалось, и она, оставив гагачат, бросилась за вороной. А той только того и надо было. В ту же секунду, перепрыгнув через нападавшую гагу, ворона оказалась среди гагачат, которые от ужаса закрыли глаза. Р-раз! Р-раз! — вороний клюв, точно железный отточенный наконечник, обрушился на голову одного из утят. Это был Большой Ляп. Бедный Ляп — он даже не пискнул! Схватив его за шею, ворона кинулась в сторону, увернувшись от нового нападения несчастной матери.

Всё произошло так быстро, что никто не успел опомниться.

На считанные доли секунды оставила мама своих малышей, и вот их уже четверо, а страшная ворона скрылась в кустах с мёртвым гагачонком в клюве.

Гагачата были настолько ошеломлены, что выполняли приказания матери автоматически.

— Бегите за мной, дети! Она может вернуться!

Кубарем покатились гагачата за матерью… Казалось, их маленькие сердечки не выдержат и вот-вот разорвутся от напряжения.

Чипу даже чудилось, что сердце всё время старается выпрыгнуть у него изо рта, а он, боясь потерять сердце, всё время глотает, глотает, глотает его назад.

Никто не помнил, как добежали они до воды.

Море мягко подхватило их, и гагачата маленькими поплавочками запрыгали на волне.

Мама, почувствовав себя в родной стихии, быстро поплыла прочь от берега:

— Плывите за мной, дети! Она может вернуться!

Спустя несколько минут выводок находился на безопасном расстоянии от берега. И только тут мама-гага горько произнесла:

— Бедный Ляп! Бедный маленький Ляп!

— Он не вернётся, мама? — тихо спросил Чип.

— Нет, Чипик. Он больше никогда не вернётся и не будет с вами играть. Его больше нет.

— Совсем, совсем нет? — испуганно произнес Ябеда.

— Да, его нет совсем. Лучше вам побыстрее его забыть. Считайте, что его просто не было.

Притихшие гагачата плыли за матерью. Легко сказать — забыть Ляпа!

— Он был очень славный, наш Ляп, — шепнул Тяп.

— И такой огромный! — подхватил Чип.

— Он был моим лучшим другом, — вздохнул Ябеда.

— И нашим братом, — печально добавил Чап.

— Но он был замечательным другом, — сказал Ябеда.

— Он был таким сильным, наш Ляп! — это сказал Тяп.

— И был он преогромный, как гора! — вспомнил Чип.

— Ах, дети, дети! — вмешалась мама. — Наш Ляп был очень маленьким гагачонком, он был старше вас только на несколько часов. И он ещё ничего не успел совершить. Но ему сразу же не повезло. Не надо больше говорить о Ляпе, дети.

Гагачата замолчали и дальше поплыли молча. Вдали исчезал чужой утиный выводок, который, увидев случившееся, спешил уплыть подальше от берега. И мама тоже спешила увести своих детей подальше от острова, от страшного острова, на котором осталась ужасная ворона с железным клювом.

Глава третья.

В заливе

Когда остров, который дал им жизнь и отнял её у Большого Ляпа, скрылся вдали, Чап спросил:

— А куда же мы плывём сейчас, мама?

— Я присмотрела один залив, дети, — ответила утка. — Там очень спокойно, и там прекрасная литораль, где вы наконец сможете поесть.

— А что такое литораль? — задал вопрос Тяп.

— Литораль, дети, — это полоса суши, которая покрывается водой во время прилива.

— А во время отлива? — спросил Ябеда.

— А во время отлива, естественно, воды на литорали нет. Вода уходит, и обнажается полоска земли, которая была под водой во время прилива. Смотрите, вон показался наш залив. Там очень богатая литораль.

— А что значит богатая литораль? — немедленно заинтересовался Тяп.

— Ах, дети, вы столько задаете вопросов, что я не успеваю отвечать! Богатая литораль, Тяп, — это литораль, на которой много корма. А если корма мало, литораль называют бедной.

Спустя некоторое время выводок оказался в заливе. Широкая песчаная полоса земли с многочисленными камнями и лужами, оставшимися в углублениях после ухода воды, была отделена от поросшего травой берега барьером из крупных валунов. Камни, лежащие на литорали, были покрыты буро-желтоватыми водорослями — фýкусом. На фукусе жило несметное число крошечных морских улиток — литторúн. Среди камней теснились двустворчатые моллюски — мидии, образуя огромные чёрные скопления из сотен отдельных раковин. В лужах двигались быстрые гамáрусы, маленькие, плавающие боком рачкú.

— А что мы должны есть? — спросил Чип.

— Очень вкусны, дети, мидии и литторины. Это любимая еда уток нашей породы. Но мидии несколько крупны для вас, и потом не знаю, хватит ли у вас сил отрывать раковины мидий от камней, — они очень крепко держатся. Другое дело — литторины: они мелки и их легко оторвать.

— Хорошо, мы будем есть литторин. Но чтобы до них добраться, нам надо вылезти из воды…

— И опять может прилететь ворона, — вставил Тяп.

— А вот и нет, — сказала мама-гага, — у самого уреза воды, где вы плаваете, достаточно опустить голову в воду, чтобы получить сколько угодно пищи. А потом, когда вода начнёт прибывать, мы будем двигаться с ней по всей литорали до самого берега. Надо только всё время держаться у края воды и очень внимательно смотреть по сторонам. А теперь ешьте — вы голодны и давно просили есть.

Первым опустил голову в воду Чип. В воде было всё видно замечательно. Он сразу увидел камень, поросший фукусом. Сначала он попытался оторвать небольшую, совсем небольшую, прикрепившуюся к нему мидию, но, дёрнув несколько раз, убедился, что держится она крепко-прекрепко. Тогда маленький клюв Чипа стал быстро-быстро соскабливать с фукуса тонкий слой слизи, содержащий крохотные раковинки литторин. Вместе со слизью в клюв попадались и мелкие кусочки водорослей, которые гагачонок тоже проглатывал. Когда Чип поднимал голову из воды, чтобы глотнуть воздуха, он видел, что Тяп, Ябеда и Чап не отстают от него и уплетают литторин за обе щеки. Только мама плавала вокруг гагачат, зорко поглядывая по сторонам. Изредка она опускала голову в воду, сильным движением отрывала мидию и проглатывала её. А затем снова долго и внимательно смотрела вокруг.

Первым оторвался от еды Чап и громко заявил:

— Ох и наелся же я!

— Это что, — похвастался Тяп, — а я вот, например, даже больше чем наелся. У меня, например, даже живот болит.

— Это хорошо, что у тебя болит живот, — подхватил Ябеда.

— Почему же хорошо? — насторожился Тяп.

— Потому что у меня живот не болит, — ответил Ябеда, — и у Чапа и Чипика тоже.

— Ну и что? — подозрительно допытывался Тяп.

— И поэтому нам сейчас очень плохо. Правда, Чап, тебе плохо?

— Не очень, — сознался Чап.

— А тебе, Чипик, плохо?

— Нет, Ябеда, мне хорошо.

— Вот видишь, Тяп, — обратился Ябеда к Тяпу, — они то же говорят.

— Что-то они не то говорят, — недовольно буркнул Тяп и отплыл в сторону.

— Но зато у тебя болит живот, — пискнул ему вдогонку Ябеда.

— Зря ты, Ябеда, всё время пристаешь к нему, — сказал Чап.

— Конечно, зря, — поддержал Чип. — Тяп хороший.

— Но у него скверные привычки, — возразил Ябеда.

— Какие? — в один голос спросили Чап и Чип.