Не надо, Азриэлла!

— У бего сибяя обежба… как у бас, — задумчиво ответил его сосед.

В моём мозгу будто что-то щёлкнуло. «Знакомый» и «одежда как у вас». Наверняка в городе такую одежду носили только трое, включая меня. Неужели отравитель из наших рядов?..

— Ох-ох, бяжко-то как… — застонал домовой.

— Смешные они всё-таки, да? — тепло рассмеялся доктор, обнажая белоснежные клыки.

Я попытался расспросить другого. Но он только бормотал что-то вроде:

— Бе помдю, бе помдю, ничего бе помдю… Третий «гость» спал здоровым сном, вывалив синий

язык на подушку и пуская пузыри. Будить его было неудобно, я же не зверь. Пришлось задавать дежурные вопросы медицинскому персоналу.

…В участок я вернулся уже затемно. Дверь всё так же громко заскрипела, открываясь. Комиссар Жерар сидел за столом в своём кабинете.

— Завтра в десять у вас лекция в детском саду, выспитесь хорошенько и можете идти прямо туда. Мисс Гадсон будет вас ждать.

— Но, сэр, а как же расследование?

— Какое? Ах да, вы про инцидент на празднике. Досадная случайность, только и всего.

Я рассказал ему про домовых, как можно беспечнее добавив:

— Им продал вино некто знакомый, по их словам, в такой же одежде, как и у меня.

При этом я внимательно следил за реакцией шефа. Но если его и взволновали мои слова, то он ничем этого не выдал. Жаль, что здесь не было капрала Флевретти. Я бы хотел видеть и его лицо при этом сообщении. У меня было чувство, что больше такой возможности мне не представится. Тем более что сам начальник выразил нервный скептицизм:

— Да у них галлюцинации! Мало ли чего они могли наглотаться?! Вы поверили словам пьяниц, отравившихся некачественным спиртным?!

— Галлюцинации у домовых как раз и вызываются святой водой. Так говорит врач.

— Спокойной ночи, сержант. Что бы это ни было, рабочий день уже закончился, завтра разберёмся.

Я спросил его о «ветеране».

— Мы ничего не нашли на него и отпустили. С подпиской о невыезде, конечно. Ещё раз спокойной ночи!

Всю ночь я думал о том, что произошло. Либо мой шеф не хотел раскрытия преступления, либо у него были свои методы. Второе предпочтительнее. Ибо в противном случае мне придётся воевать против своих же, чертей в форме. Уснул поздно, так и не приняв никакого решения…

Утром перед встречей с детьми я надел новую форму. Синий мундир, серебряные пуговицы, жёлтые лампасы. «У него синяя одежда… как у вас». В этом городке такую же носили двое — комиссар Волан и капрал Фур-фур Флевретти. Допустим, капрал имел алиби, находясь в участке, а шеф? Куда он исчез, когда всё это началось? Неужели…

Вообще-то мне приходилось выступать с лекциями перед студентами. Поэтому встречи с бесенятами в детском саду я, естественно, не боялся. Да и что, собственно, такого у меня могут спросить маленькие дети? Для них уже сам факт появления настоящего полицейского будет сплошным праздником. Если бы я только знал, какой «праздник» меня ожидает…

А ожидала меня классическая детсадовская воспитательница! Упитанная чертовка в большом заляпанном фартуке, неопределённого цвета платье и очках с толстыми стёклами, которые у неё почему-то постоянно падали, стоило ей только наклонить голову. А без них она ничего не видела. Плюс стоптанные домашние шлепанцы, тона на два не совпадающий с цветом волос шиньон и выбивающиеся из всего этого ужаса эротические колготки из секс-шопа в крупную чёрную сетку, имитирующую колючую проволоку. Когда она тосте-приимно распахнула дверь, я с трудом подавил вопль ужаса.

— Э-э-э, мисс Гадсон?

— Оня сямая! Зяходите-зяходите, ми вась дявнё ждьём!

Меня повели длинными коридорами, вежливо расписывая всё на ходу с непередаваемым детским сюсюканьем. По-моему, она не меньше своих воспитанников нуждалась в хорошем логопеде.

— Тють у нясь спяльня! — открыв дверь в полутёмную комнату с деревянными нарами, набитыми в два этажа. — Тють иглявая. — Мы вошли в довольно большую комнату с вздыбившимся неструганым паркетом, деревянными игрушками, прибитыми к потолку, с тяжёлыми металлическими шарами, осколками кирпичей и битыми бутылками.

В общем, ничего нового. Всё как у меня в детстве.

Потом меня провели в столовую — длинные столы, узкие некрашеные скамьи, металлические миски, алюминиевые кружки, полное отсутствие ложек, вилок й ножей. Правильно, пусть приучаются всё есть руками. Запах плесени, конечно, чувствовался, но умеренно. Всё-таки в детскую пищу добавляют меньше специй, за этим строго следит пищевой контроль.

Пятью минутами позже за те же столы плечистые надзиратели рассадили детей. Домовята, горгулята, чертенята, бесенята, сатирята. Мне сразу не понравилось выражение их мордашек, они смотрели на меня так, словно сегодня я был их завтраком. Сумрачные мелкие шкеты, отчаянные и не пробиваемые ничем, полностью лишённые любой морали и готовые ради конфеты на любое убийство, даже с отягчающими. «Да уж, детишки, — подумал я, — такие, если нападут ночью сзади, все двадцать два, завалят и освежуют, даже пикнуть не успеешь. Наше будущее…»

— Долягие детишечки, сегодня к ням плишёл наш нёвый полицейский. Помощник дяди Желяля, сель-жантик Ирджик! Онь лясскажет вам о слюжбе в полиции. Это осень познавательно, мои птеньчики. Вдьюг и кого-то из вась ждёть тякая же чёйная судьба…

— Э-э-э… здравствуйте, дети, — начал я.

— Здрассте! — нестройным хором откликнулись все. Причём трое или четверо показали мне в качестве

приветствия оттопыренный средний палец. А один демонстративно провёл ребром ладошки по горлу.

— Я сержант Брадзинский, можете меня звать пан Ирджи.

— Таких имён не бывает.

— Об этом не тебе судить. Бывает, но не в ваших краях, здесь редки черти-славяне. Итак, мы в полиции патрулируем улицы, следим за порядком в городе, задерживаем преступников.

— А что вы с ними потом делаете?

— Да. Папа говорит, продаёте на органы.

— Нет, — закашлялся я. — Это незаконно.

— Расстреливаете или сдаёте оптом на мясоколбас-ный комбинат?

— Нет-нет, мы не…

— А почему нам тогда дают такие невкусные сосиски?!

Вот так они всё время прерывали меня вопросами и репликами, вначале я ещё пытался как-то отвечать, но в конце концов пришлось повысить голос:

— Все вопросы в конце моего доклада! Сейчас говорю я, а вы будьте хорошими детишками и слушайте не перебивая. Договорились?

— Да-а-а-а!

Их хватило ровно на две минуты.

— А у вас есть с собой пистолет?

— …профилактика правонарушений, как неотъемлемая часть нашей работы и…

— А он заряжен?

— …поэтому арест, как таковой, является уже крайней мерой, свидетельствующей о недостатке…

— А можно выстрелить?

—.. если вы с детства запомните ряд несложных правил в отношении вас и полицейского лица…

— А сколько преступников вы застрелили?

— Десять! — сорвался я, потому что эти мелкие мерзавцы меня абсолютно не слушали.

— Вы стреляли им прямо в голову?

— Это не имеет никакого отношения к нашему сегодняшнему разговору. Давайте я лучше коротенько расскажу вам об уголовном кодексе…

— А папа говорит, что в полиции служат только воры и взяточники.

— Ну и кто у нас такой умный папа? — не выдержал я. — Адрес, фамилия, должность?!

Я уже больше лаялся с детьми, чем читал лекцию. Воспитательница улыбалась. По её мнению, лекция проходила просто замечательно. Дети задавали столько вопросов. Им явно было интересно.

— А правда, что с Нового года вам запретили бить подозреваемых по почкам?

— Правда.

— А если мы не будем спать, нам правда за это дадут десять лет?

— А на сколько нас посадят, если мы отравим мисс Гадсон?

— Не все слязю, не все слязю, детишечки. Надё дя-вать нашему гостю влемя что-нибудь ответить, — с улыбкой поправила воспитательница.

— А у нас сегодня невкусный компот. — Один мальчик встал из-за стола, подошёл ко мне и вылил содержимое своей чашки мне на ботинок. — Видите, какой невкусный.

Я начал терять терпение, стряхнув с ботинка сухофрукты и невольно хватаясь за кобуру.