Возлюбленный враг

— Ты на ферме в селении Престон, — ответила она. — Парламент победил. Ты был ранен в шею. Я нашла тебя на поле и велела принести сюда. — Она помолчала секунду, потом продолжила: — Ты во вражеском лагере. Я не знаю, считаешься ли ты пленным. Скорее всего нет, потому что основная часть армии уже отправилась в Лондон, а здесь остались только те, кто не может двигаться.

— А что делает моя жена во вражеском лагере? — требовательно спросил он, прищурив светло-голубые глаза.

— Это долгая история, Гилл, — сказала Джинни. — Нам сказали, что ты погиб в битве при Оксфорде. Я покинула твой дом и вернулась на остров Уайт, чтобы ухаживать за больной матерью, которая скончалась спустя шесть месяцев. Дом моего отца и все земли были конфискованы как имущество мятежника. Меня сделали подопечной парламента. — Она с притворной беспечностью пожала плечами, словно больше ничего особенного и не случилось. — А теперь немного отдохни. Ты еще очень слаб. — И она оставила его, прежде чем он успел заговорить. Но Джинни понимала, что он не будет довольствоваться тем, что она рассказала ему. Ни один человек в здравом уме не был бы удовлетворен, но она все еще не могла решить, какая ложь будет наиболее правдоподобной, и стоит ли вообще скрывать от него правду.

Все мысли и все ее усилия были с Алексом, который поправлялся крайне медленно. То ли от шока, то ли от потери крови — Джинни точно не могла сказать, — но жар не спадал, а кожа вокруг раны была горячей, красной и распухшей. Следующие несколько дней и ночей она покидала его только затем, чтобы приготовить лекарства и компрессы. Когда ее одолевала усталость, на смену ей приходил Джед. В своей тревоге она почти забыла о Гилле Кортни, запертом в комнате напротив, оставив его целиком на попечении Джеда.

Однажды вечером, когда она сидела на подоконнике в комнате Алекса, наблюдая за ним, пока он беспокойно метался на постели, в комнату вошел Джед, тихо прикрыв за собой дверь.

— Спрашивает много чего неловкого, да? — сказал солдат, кивая головой в сторону коридора. — Трудно не отвечать, госпожа.

— Да, — сказала Джинни, прикусив губу. — Я не хочу поставить тебя в неловкое положение, Джед, но нельзя, чтобы ему стало известно имя генерала. Гилл Кортни и так почти все узнает, если это уже не случилось, и мне придется смириться с последствиями, но он не должен узнать имя. — Она вздохнула. — Какое неприятное положение, Джед. Я не знаю, что делать, и не могу принять решения до тех пор, пока не буду полностью уверена, что Алекс начал поправляться. Ну как же я смогу его когда-нибудь покинуть? — Она посмотрела на Джеда глазами, полными боли, но он не знал, что ответить, чем утешить ее. Джинни подошла к постели убрать волосы с горячечного лба Алекса. Зеленовато-карие глаза на какое-то мгновение открылись, и она было подумала, что он узнал ее, но напрасно; в отчаянии она отошла и направилась в комнату мужа.

Гилл, прихрамывая, расхаживал по комнате, нахмурившись от нетерпения и раздражения.

— Черт возьми, где ты была? — взорвался он при виде Джинни. — Я не видел никого, кроме этого солдата с кислой рожей, который ведет себя, как тюремщик, и даже не говорит мне, который час.

— Джед не привык болтать, — сказала Джинни. — Но ты должен быть благодарен ему за уход. Он хорошо заботился о тебе.

— А почему же за мной не ухаживает моя жена? С кем ты проводишь дни и ночи?

— Здесь есть и другие раненые, — попыталась урезонить его Джинни, — и у некоторых ранение тяжелее, чем у тебя.

— Но ни у кого нет такого права на твое внимание, как у меня, твоего мужа, — заявил он, и лицо его напряглось от подозрений. — Или я ошибаюсь? — Его пальцы больно впились ей в плечо. Джинни сморщилась, пытаясь отвернуться от светлых глаз, испепелявших ее гневным недоверием. — Почему это подопечная парламента таскается за армией по всей стране, мадам? Не скажете ли?

— Я ничего не скажу тебе, Гилл, — ответила она, наконец, приняв решение. — Ты можешь делать какие угодно выводы; больше ты от меня ничего не услышишь. Тебя считали мертвым; во время такого хаоса рухнули все нравственные нормы и устои. Достаточно уже того, что я здесь и спасла твою жизнь. Если ты хочешь вернуться в Дорсет и считать свою жену мертвой, я не буду пытаться отговорить тебя.

— Чьей шлюхой ты была? — Он буквально выплюнул этот вопрос. — Или ты доступна любому — если, конечно, он борется за дело предателей? — Он угрожающе поднял руку.

Джинни посмотрела ему прямо в глаза, не испытывая страха; сейчас она чувствовала только отвращение и презрение.

— Ничьей, — ответила она. — Но если тебе не хочется верить в это, разубеждать не стану. Через день-два ты достаточно окрепнешь, чтобы уехать отсюда. Никто не станет тебя задерживать.

Гилл, впервые почувствовав себя рогоносцем, затрясся в бешеной злобе, и вместе с ней пришло всепоглощающее желание отомстить женщине, которая предала его. Он обнаружил, что ему все равно, с кем она изменила ему или сколько их было. Достаточно уже того, что она была неверна мужу, который владел ею по праву, и предала дело роялистов. Он не отпустит ее, утвердит над ней свои супружеские права и до конца ее жизни будет держать в оковах мстительного брака.

— Я не уеду без своей жены, — произнес он, когда она подошла к двери. — Что бы вы ни сделали, вы все еще моя жена, мадам, у нас целая жизнь для того, чтобы вы наконец осознали свое истинное место. В этой стране нет такого суда, который лишил бы меня права забрать вас домой.

Джинни передернуло, когда она услышала этот зловещий шепот. Гилл был прав; она принадлежит ему, и он имеет законное право заставить ее подчиниться. Он может увезти ее домой в колодках, как беглую жену, люди удивятся лишь его терпению, глубине его всепрощения, раз он согласен снова взять ее под свою крышу, а не выбрасывает за дверь без средств и защиты. Но он не сделает этого, потому что она дала ему понять, что хочет этого. Джинни всегда знала, что ее муж склонен к мстительности, хотя раньше это не часто касалось ее самой, а в основном слуг, лошади, которая упала при прыжке, собаки, которая не смогла достать убитую птицу, — любого, кто не оказал Гиллу Кортни того уважения, которое соответствовало его положению, или не упрочивал это положение, созданное и поддерживаемое трясущимися над ним матерью и сестрами. И можно ли было придумать более сильный удар по его чувству собственной значимости, чем измена жены? Он не потерпит такого удара. Поэтому он увезет ее в Дорсет и запрет там, и любая его жестокость по отношению к ней будет повторена его родственницами.

Не произнеся ни слова, Джинни покинула комнату и заперла дверь на ключ, прежде чем спуститься и выйти на улицу. Она с самого начала знала, что, если Гилл будет настаивать, ей придется поехать с ним. Она лишь надеялась, что он, заподозрив правду, прогонит ее как недостойную называться его женой.

Тогда она сможет оставаться с Алексом столько, сколько это будет возможно. Только как его любовница, поскольку у нее уже есть муж, и, кроме того, Алекс должен найти жену, которая родит ему сыновей. Она давно смирилась с этим фактом. Но сейчас она не знала, кричать или плакать от гнева, от такого жестокого поворота судьбы. Допустим, она покинет Гилла и скроется из Престона. Но она не может допустить, чтобы Алекс оказался причастным к этому преступлению, продолжая оставаться с ним. Украсть жену у другого человека — это преступление против нравственных устоев общества, которое лишит его возможности занять какой-либо видный пост в стране, разрушит карьеру, которая ему так дорога. А если она убежит от Гилла, но не останется с Алексом, то какое будущее ожидает ее? Без средств, без крыши над головой, без родственников — судьба изгоя. У нее не было выбора, кроме возвращения в неволю.

На рассвете следующего дня она стояла у постели Алекса, в последний раз вглядываясь в любимое лицо.

— Джед, если ты будешь продолжать обтирать его настоем из улиток и прикладывать компрессы, он быстро поправится, я уверена. Жар уже немного спал сегодня, и, думаю, уже нет угрозы гангрены.