Дочь самурая

— Подпольщик-невидимка, — заключила Ингрид. — Почти как мы.

— Куда нам! — бросила Лола, застыв на месте.

Она втащила американку под прикрытие автомата с кофе. Ингрид чуть не выронила свой стаканчик, заметив комиссара Жан-Паскаля Груссе в сопровождении Жерома Бартельми и подручного в бежевом плаще. Женщины проскользнули в первую попавшуюся палату, ту, где лежала старая дама, принявшая Нона за психолога; она со скучающим видом смотрела телевизор и обрадовалась их приходу. Лола объяснила, что она на самом деле комиссар, ставший частным детективом, почтенная женщина, которую из-за досадного недоразумения разыскивает полиция. Когда послышался голос Садового Гнома, они спрятались в ванной комнате, точнее, в тесной душевой кабинке.

27

Несмотря на орущий телевизор, Ингрид и Лола поняли, что комиссара сопровождает заведующий кадрами. Груссе хотел опросить всех до единого больных, которые изливали душу уборщику. Некоторые фразы комиссара заглушали взрывы хохота, словно по телевизору шел старый сериал с заранее записанным смехом, сопровождавшим пикантные реплики.

Больная повторила свои показания. Садовый Гном попытался добиться от нее адреса Нона, без конца задавая один и тот же вопрос. Потом он пошушукался с бежевым плащом и накинулся на Бартельми, упрекая его в непростительных утечках информации. Телевизионные вспышки смеха усилились.

— Из-за вашего неподчинения Лола Жост сумела освободить хозяев кафе, — проворчал он.

— Еще один день — и хозяйка «У Люлю» протянула бы ноги, шеф.

— Еще одно слово, Бартельми, и я вас уволю!

Наконец они вышли из палаты, и подруги смогли покинуть свое убежище. На телеэкране группа сорокалетних людей каталась по земле в припадке безумного изнурительного хохота.

— Это новомодная терапия, — пояснила старушка. — Людей все больше терзает беспокойство, вот они и приходят в антистрессовые группы, где психотерапевты заново учат их смеяться. Говорят, это очень полезно.

— Пусть пройдут стажировку в комиссариате Десятого округа, там они задаром ухохочутся до смерти.

Попрощавшись с больной, они вернулись в «зону Икс». Здесь Лолу ждал неприятный сюрприз: фуа гра, вино и хлеб домашней выпечки бесследно исчезли. Иногда служащие больницы заходили сюда в поисках короткого пути. Может, кто-то из них — виновник досадной пропажи? По мнению Ингрид, это скорее всего проделки обнаглевшей крысы или червя-мутанта. Лола возразила, что продукты именно украдены, а не погрызены животными. Это замечание не успокоило Ингрид, которая предложила уносить отсюда ноги, как только уберется Гном.

— И куда же мы пойдем?

— No idea.[38]

Лоле приснился один из тех издевательских снов, которые посещают нас в ответ на наши тайные желания, но тут же стираются из памяти. Она была ведущей реалити-шоу. Участники находились в психиатрической больнице, где всюду были установлены телекамеры. Ночью каждый должен был исполнить песню, жонглируя буханками домашнего хлеба и стоя на ходулях, украшенных стразами. Тех, кто не смог угодить искушенной публике, состоящей из Папаши Динамита и всех знаменитостей из записной книжки Ролана Монтобера, включая будущего президента республики, бросали на съедение фантастической твари. Ингрид, также звезда телеэкрана, отловила в девственных джунглях эту зверюгу, в которой, если присмотреться, не было ничего химерического. Если верить ученым зоологам, она носила милое имя «дракон Комодо». Оригинальный экземпляр отличался завидным преимуществом — он мог быть сколь угодно толстым. Чем больше животное ело, тем больше прибавляло в объеме. На глазах у всех рептилия в три приема хладнокровно сожрала Жан-Паскаля Груссе, после того как целый лес опущенных вниз пальцев вынес не подлежащий обжалованию приговор его исполнению «Розовых ризофор».

Ее разбудило то ли пение пустого желудка, то ли звук шагов. Рядом кто-то пробирался, волоча ногу. Ничего не поделаешь, пришлось вооружиться бутылкой из запасов Монтобера. Она еще раз похвалила Диего за выбранную им обувь и бесшумно подкралась к незваному гостю. Решив, что подошла достаточно близко, пошарила в темноте лучом своего фонарика и осветила тщедушную фигурку и грустное лицо застывшего от неожиданности Адама Нона. Лола бросилась на него, призывая Ингрид на помощь. Увы, сегодня американка, похоже, забыла про червей и предалась живительному сну.

Лола погналась за Ноном. Луч фонарика метался по стенам и полу, упирался в спину бегущему. Чтобы сократить погоню, она притормозила и швырнула в него бутылку. Всхлипнув, Нон упал. Бутылка разбилась с душераздирающим звоном. Наконец подоспела Ингрид. Они прижали его к полу.

— Спокойно! Тебе никто не желает зла.

— Я не собирался красть ваши продукты! Только хотел прочесть этикетки. Вы сами вернулись некстати!

— А ну-ка, расскажи нам о Поле и его дяде с тетей!

— Для Поля я сделал то, что нужно.

— Да-да, мы знаем. Дядюшка Люсьен — негодяй. Его жена любит свои скатерки больше, чем людей. Все понятно. Успокойся.

— Вам правда понятно? — спросил он удивленно, перестав вырываться.

— Нас иногда осеняет в период солнечной активности

Не теряя времени, Ингрид обыскивала Нона. Она нашла револьвер и по весу определила, что это всего лишь игрушка, точная имитация из пластмассы.

— Но ты же не собирался их убивать! — воскликнула Лола. — Разве что спустив с лестницы.

— Я никогда никого не убивал, я мстил за людей.

— Поподробнее, дружище. Последние дни дались нам с Ингрид нелегко, и накопившаяся усталость сделала нас раздражительными! Что ты тут делаешь?

— Я всегда жил в больницах.

— Почему?

— Это единственное место, где мне хорошо. И где я полезен.

— Ты всегда был подпольщиком?

— Называйте как хотите. До Святого Фелиция я жил в больнице «Питье». Там было много людей, за которых пришлось мстить.

— Ты стараешься разговорить пострадавшего и если видишь, что дело нечисто, выступаешь в роли заступника?

— Вроде того.

— И говоришь, что никогда не убивал? Дудки, нас не проведешь!

— Это правда!

— Хозяйка «У Люлю» едва не отдала Богу душу, черт тебя побери!

— Я назначил им три дня и две ночи наказания. Потом бы я по-тихому сообщил в полицию, чтобы их освободили.

— Ты хочешь сказать, анонимно.

— Если вам так угодно.

— Мне пришла в голову одна безумная идея. Вот какая. Диего Карли, наверное, рассказывал тебе о бедах, которые причинила ему Алис Бонен? Красивая девушка, которая слишком сильно его любила. Так сильно, что изводила днем и ночью. Вроде того.

— Историю Алис и Диего я знаю как свои пять пальцев.

— Отлично. И что дальше?

— Знаю, потому что они мне ее рассказывали сами. Поочередно. Только тут мстить было не за кого, разве что за всех. На самом деле они оба были несчастны.

— А знаешь, ты мне даже нравишься со своей миной грустного философа. Надеюсь, ты не рассказываешь мне байки.

— И вы тоже.

— Что значит, и я тоже?

— Вы внушаете доверие. И еще вы похожи на человека, у которого большие неприятности. Расскажите мне о них.

— Он и правда ничего не может с собой поделать, — решила Лола. — Антуан и Зигмунд пришли бы в восторг, но это уж как-нибудь в другой раз.

Все кое-как поднялись и поправили одежду. Лола попыталась ладонью разгладить свое новое платье (оно ей определенно очень нравилось). Затем одернула на Ноне пуховик — у него самого ничего не получалось, — и тут ее осенило.

— Ты тут спишь! Пуховик — защита от сырости. Только не говори, что давно живешь в этой клоаке.

— Я уже давно не считаю дни, и мне здесь нравится. По-своему это красивое место.

— Really?[39] — вставила Ингрид.

— Это чрево моего ручного кита. Отсюда я слышу, как бьется сердце больницы и города. И это хорошее убежище. Вы и сами провели тут несколько ночей. Значит, я прав. У вас неприятности.

38

Понятия не имею (англ.).

39

Правда? (англ.)