Страница 20 из 55
— Как мило, но сама ты не пьешь!
— Не до того.
— Я тогда немного преувеличила насчет Диего. Ты не ветреная, я знаю. А в общем-то жаль.
— Кого жаль? Меня?
— Конечно.
Тем временем Эйфелева башня снова задела их золотым лучом.
— Я так люблю этот город, Лола.
— Я тоже. По временам. Тебе сегодня надо в «Калипсо»?
— У меня еще целый час.
— Будь осторожной на обратном пути. Обещаешь?
— Заметано!
— Ладно, скоро она перестанет дергаться как ужаленная! Допрашивать ее будем вдвоем. Одна я не такая добрая.
— Знаешь, Лола, по-моему, Алис похожа на бабочек, которые бьются о стекла, пока не погибнут. Ведь ей стоило только взмахнуть крыльями и лететь в правильном направлении, к южным морям или еще куда-нибудь, чтобы начать новую жизнь. Или найти подругу, которая дала бы ей добрый совет.
На них снова упал луч от Эйфелевой башни, и Лола обернулась к Ингрид. Как она хороша со своими большими наивными глазами! И совсем не похожа на Уму, Бриджит или Камерон. Она ни на кого не похожа.
— Да, может, она и была стервой, но такого конца не заслуживала. И потом, я могу ее понять. Я ведь тоже стерва.
— Все мы стервы, Лола. Мир нас не стоит.
Они молча дождались конца песни.
— Я полагаю, что это антракт. Ингрид, ты идешь?
Под белокурым париком у Мирей оказались короткие каштановые кудри. Она пила минералку из горлышка, а по ее сильному телу катились капельки пота. Как молодой боксер, она растерлась махровым полотенцем.
— Публика у вас сегодня не из легких! — бросила Лола, решив проверить, нельзя ли принять Мирей в клуб симпатичных стерв.
— Карин Лебуте меня предупредила. Вы Лола Жост, полицейский, и вам нужны сведения об Алис.
Ай-ай, такой тон не предвещал ничего хорошего.
— Ладно, не будем терять время. Что ты можешь нам о ней рассказать?
— Она была круглая дура, и только.
— Так коротко о человеке не расскажешь. Когда ты не изображаешь Мадонну, ты же кем-то являешься. Так что нечего злорадствовать. Погибла девушка, на ее месте вполне могла оказаться и ты.
— Нет.
— Почему же нет?
— У меня есть серьезный друг, я честно делаю свое дело, не ввязываюсь в темные истории. Больше мне нечего сказать.
Молча она закончила вытираться.
Лола повысила голос.
— Или отвечай, или мы тебя задержим. О каких темных делах ты говоришь?
Лола была удивлена, заметив в ее глазах отблеск сострадания. Однако его тут же сменил гнев, вытеснив все прочие оттенки чувств.
— Она влюбилась в медбрата, он ее бросил, вот она и пошла чудить. Пила, якшалась с кем ни попади. Я говорила ей, что она должна опомниться, что с ее талантом она может получить роль. Но Алис только и умела, что жалеть себя. Я выслушивала ее часами. Потом мне это осточертело. Я высказала ей все, что думаю. Она обозвала меня бессердечной дрянью. Я решила работать в одиночку.
— Ты так и не объяснила, что это за темные истории.
— Мне бы не хотелось.
— Я не шучу, ты же знаешь.
Мирей опустила голову и заговорила, не глядя на Лолу.
— «Праздник, который всегда с тобой» — это работа от случая к случаю. Я артистка, а Алис была только танцовщицей. Приходилось выкручиваться.
— То есть?
— Ей случалось спать с разными типами за деньги.
Она с вызовом уставилась на Лолу. Казалось, она говорила: мне противно доносить.
— Назови нам имена. Сделай это ради нее, да и ради себя, Мирей.
— Если бы знала, назвала. Но Алис нечем было гордиться. Она предпочитала обходиться без подробностей.
— Карин Лебуте все знала.
— Вы думаете?
— А ты как считаешь?
— Наверняка нет. Мадам Лебуте очень строга. Она ни за что не позволит портить репутацию своей фирмы.
— А Ролан Монтобер?
— Это совсем не в его стиле.
— Он знает весь Париж, это отменный разъездной представитель фирмы. По словам его свояка.
— Для таких дел Ролан — человек слишком высокого класса.
Допрос завел их в тупик, из которого несло как из помойки. До сих пор Лоле казалось, что Алис заслуживает почетного места в клубе обаятельных стерв, которые носят свою гордость как герб. Она воображала, как Алис в стране папуасов, смеясь, высаживается на поросшей травой летной полосе и ищет в звездном небе ответ. Выходит, она ошиблась?
— Прежде чем она влюбилась в Диего Карли, прежде чем обзавелась… клиентами, чтобы сводить концы с концами, у нее, наверное, был приятель?
Лола размышляла вслух. И удивилась, получив ответ.
— Был Марсьяль Гарнье. Чудной парень. Полное ничтожество.
— Что ты имеешь в виду?
— Низкопробный торговец наркотиками.
— А ее он снабжал?
— Может, и так.
— Да или нет?
— Не знаю. Перед работой Алис всегда была в ударе, но потом иногда выдыхалась.
— Где бы мне найти этого Гарнье?
— Я слышала, он живет где-то возле Музея романтической жизни. С таким типом все возможно. Он нашел себе работу постановщика. Но где, не знаю.
— Идем туда! — решительно заявила Ингрид. — Музей рядом с моей работой. К тому же я опаздываю.
— А Карин мне сказала, что вы из полиции Лос-Анджелеса.
— У нас есть отделение в этом квартале.
— Может, вы мне скажете, кто вы на самом деле?
Лола подняла глаза и пробормотала ругательство. Ингрид выглядела сконфуженной.
— Мы подруги отца Алис, — вздохнула Лола. — Он считает, что полиция слишком скупа на информацию.
— Вот в это я готова поверить. На полицейских вы совсем не похожи.
— По правде сказать, мы пытаемся построить защиту Алис, — сказала Ингрид. — Точнее, ее репутации. Как в песне Мадонны. Конечно, может быть, это пошлость, но мы считаем, что есть вещи, ради которых стоит и попотеть. Хотя ты подпортила наше представление о ней. Верно, Лола?
Бывший комиссар в ответ что-то буркнула и заявила, что им пора. Им еще надо разыскать ничтожество и умиротворить целую шайку любителей любоваться на голых баб.
— О чем это вы? — поинтересовалась Мирей.
— Мы тебе расскажем, когда разберемся с делом Бонен, — ответила Лола. — Лейтенант Дизель, вперед, к романтической жизни!
15
— Ты чуть все не испортила! Кто тебя за язык тянул!
Ингрид не отвечала. Она была слишком рада тому, что снова может бродить с Лолой по ночному Парижу. И вовремя доберется до «Калипсо». Тимоти Харлен с этим не шутил, как и со всем прочим. Такси доставило их на улицу Шапталь. Лола по мобильнику позвонила в справочную, чтобы выяснить, не проживает ли в округе некто Марсьяль Гарнье; ей ответили, что не проживает. Музей романтической жизни, разумеется, был уже закрыт, а в соседних зданиях не проживал никакой Гарнье, если верить фамилиям, указанным на дверях.
— Мне пора идти, Лола!
— Постановщик, постановщик… А чем занимается постановщик? В принципе, он работает в театре. Перезвоню-ка я в справочную. Они, должно быть, томятся от безделья, время-то ночное.
Лола набрала номер. Это был тот же служащий с марсельским или гарданнским акцентом. «У меня тоже бывал такой акцент два месяца в году, когда я ездила на каникулы к бабушке», — подумала она.
— В районе Шапталь есть театр 347, мадам. Вас соединить?
— Мечтаю об этом.
Трубку сразу же снял мужчина. Лола назвалась костюмершей. Она, мол, выполнила для Гарнье заказ на костюм инженю XVIII века — и с концами.
— Гарнье здесь больше не работает. Я новый постановщик. Никогда не слышал о таком костюме.
26
«Им нравится сам дух Голливуда. / Разве это может причинить боль, если так хорошо выглядит…» (англ.)
27
«В воздухе Голливуда что-то есть, / Я потеряла там репутацию, и плохую, и хорошую…» (англ.)